После завтрака и утренней газеты (естественно она побывала в зубах у дворняги Крейвенов) предстояла вылазка в парк. Солнце ярко светит и небо синее, а вот ветер никуда не пропал. Такой день таит опасность не только для стариков, но и для молодых здоровых людей. Однако как устоять перед рассекающими водную гладь речки утками? И перед соблазном подставить замшелые кости уже порядком лживым лучам солнца?
Старик вышагивал по асфальту, постукивая палкой с резиновым набалдашником. От вида милующихся на лавках парочек душа трепещет. Дети бросают «летающие тарелки», собаки ловят резиновые кругляши на лету.
Радужное настроение перебивало привычные темные думы. Старик добрел до облюбованной еще в апреле лавочки. Полгода назад он радовался весне и прикидывал, дотянет ли до следующей. Богуша поджидало теплое лето и целая куча хозяйственных дел. Пару лет назад всерьез увлекся растениями и в небольшом садике чего только не росло.
Он устроился на лавке, как следует подоткнул под себя полы потертого пальто. Палку поставил рядом, артритные кисти покрепче упрятал в карманы. Детишки бегают в легких ветровках, а ему вот зябко. Кости никогда до конца не оттаивают, словно вечная мерзлота.
- Простите, ничего если мы устроимся рядом? – Он поднял голову и встретился взглядом с незнакомцем. Стало еще холоднее. Внутри заворочался огромный скользкий слизень - никогда он не исчезнет, тысяча лет пройдет или две. Богуш силился выдавить хоть слово, губы прыгали и дрожали. Пожилой мужчина перевел взгляд на спутницу – даму с копной пушистых белых волос и целой кучей мелких морщинок на лице.
- Остальные лавочки забиты молодежью. Неохота их смущать. Однако если хотите побыть в одиночестве, - мужчина вновь повернулся к Богушу и улыбнулся одними губами, - мы оставим вас.
- Нет. Вы мне не помешаете. - Богуш будто оттолкнулся от илистого дна омута и вынырнул на поверхность. Услышал смех ребятни, нетерпеливый лай псов, шелест листьев. - Хороший денек сегодня, верно? Присаживайтесь же! – он попытался (и ему почти удалось) придать физиономии радушное выражение.
- Мы вас точно не потревожим? – голос у дамы был очень даже мелодичный.
- Нет-нет, лавка-то в любом случае казеная, - закивал Богуш. – У вас на нее те же права, что и у меня. Конституция США – великая штука.
Пара с готовностью засмеялась и пристроилась слева от старика. Теперь Богуш не видел лица незнакомца, тот сидел к «девушке» полубоком.
Даже время перестало существовать. Чудовищное совпадение. Так что же делать, что делать?! Нужно узнать имя мужчины, познакомиться так невзначай и потом… И потом – что? Нет, пустое. Сколько лет уже прошло?
Богуш опустил морщинистые веки и стал считать до десяти. Потом до двадцати.
«Нет. Не нужно привлекать к себе внимание. А то начнут суетиться, задавать вопросы».
Поглядел сквозь ресницы на детвору. От хорошего настроения не осталось и следа. Они все довольны жизнью, и никогда не переживут и десятой доли того, что выпало на его судьбу. Они не знают что такое голод и холод, не знают этого по-настоящему. Солнце разом потускнело.
Домой бы сейчас и в постель с грелкой.
Зачем он вышел на прогулку сегодня? Разве не посещало утром дурное предчувствие? И ветер вот усилился, пронизывает теперь насквозь, а над речкой можно разглядеть дымку, которая окрепнет за ночь и к утру превратится в молочный туман. Почти такой же густой, как пятно катаракты.
На некоторое время Богуш опять провалился в воспоминания, хотя сам-то отчаянно рвался прочь из их цепких лап.
Вот он стоит в луже на плацу. Пошатываясь опирается то на одно плечо, то на другое. Не чувствует холода и голода, и на ветер бросающий в лицо целые пригоршни воды плевать. Обувь на ногах давно уж истлела. Башмаки на негнущейся деревянной подошве нисколько не спасают сырости.
Садится задом на холодный асфальт и ждет. Несколько секунд растягиваются в бесконечность. Немного отдыха и Богуша поднимают на ноги. И оттого что нарушили мгновение покоя, оттого что прикоснулись, хочется рвать ублюдков на части.
Это лишь мимолетная вспышка. За ней следует апатия. Удар по бедру, но не хлыстом. Специальная такая штука, которая не раздирает кожу, а просто оставляет грубые отметины, кровоподтеки. Несчастный снова пытается сесть и тогда его начинают избивать ногами.
Провал. И вновь он в ряду похожих друг на друга фигур.
Но вот опять Богуш в парке. А рядом о чем-то беседует с женой или может быть подругой оберштурмбаннфурер. И сколько ему лет? На вид крепкий, чем-то похож на голливудского актера – на Ричарда Гира? Волосы правда белые-белые, даже с синевой.
Трудно признать, но Хандлозер выглядел цветущим. Да, как растения в саду Имре Богуша.
Старик начал подготовку к «взлету». Потихоньку согнул спину, оперся левой ладонью о лавку. Правой взялся за набалдашник трости и словно прыгун с шестом, выпрямился. Только очень медленно. Когда тебе под девяносто к любому движению нужно готовиться загодя.
- Эй! – если бы не надо было производить подготовку и к мочеиспусканию, Богуш вполне мог описаться от этого оклика. До боли знакомый крик, ничуть не потерявший силу. Старик вздрогнул: - Что?
- Не ваши перчатки? Одна валялась под лавочкой, наверное ветром сдуло, - улыбался крепкими зубами немец.
- Нет, таких перчаток я не ношу, - покачал головой Богуш. Он не переваривал кожаные вещи. Конечно, из-за концлагеря.
- Ну, значит кто-то другой забыл, - беспечно отозвался бывший нацист и пристально оглядел Богуша. - У вас проблемы с позвоночником и левым коленом, - Хандлозер переложил перчатки в одну руку, а свободной выудил из кармана светло-бежевое портмоне: - Вот визитка. У моего сына прекрасная клиника, советую вам туда заглянуть. Предъявите – получите скидку.
- Спасибо, - Богуш не глядя запихнул карточку в карман. Очень странный бумажник. Видимо, на заказ пошит. Угловатый и неказистый, к тому же потертый и слишком светлый.
Непрактичный.
Богуш кивнул Хандлозеру и поплелся прочь, припадая на правую ногу, подволакивая за собой левую. Спиной он ощущал цепкий чужой взгляд.
***
Дома, за стаканчиком подогретого пунша, Имре разглядывал золотистый прямоугольничек разве что не под лупой.
ОРТОПЕДИЧЕСКАЯ КЛИНИКА ХАНДЛОЗЕРА. МЫ ИЗБАВИМ ВАС ОТ НЕНУЖНОЙ БОЛИ И НЕУДОБСТВ!
БОЛЬНЫЕ СУСТАВЫ – НАША ЗАБОТА!
Старик разразился каркающим смехом, царапающим грудь колючками изнутри. Очень долго веселился, стараясь прикинуть, смог бы например, Кожевник или Бизя оценить шутку.
Они часто приходят к Богушу во снах. Там приятели с красивыми молодыми лицами, и без выпирающих углов костей, без синяков, шрамов и гноящихся язв на ногах.
С одной стороны Богуш хотел присоединиться к ним. Он чувствовал, что уже надо и честь знать. Задержался на свете, пора бы и на покой. Богуш спрашивал у товарищей почему нельзя остаться с ними, а те отвечали что еще не время. «Кое-что не сделано».
И вот теперь понятно, что именно.
Хандлозер хорошо устроился. Частная клиника сына, в которой изверг поддерживает собственное здоровье и возможно, сам лечит людей. Может быть нацист даже возомнил, будто заглаживает вину перед Господом богом.
Очень долго сидел за столом старик. Смотрел и смотрел на визитку, поглаживал подбородок чуть тронутый седой щетиной.
И еще дольше лежал в постели без сна, глядя в потолок.
А после Имре мучили кошмары.
***
Сегодня у Богуша побаливала поясница, и почему-то не давала покоя лодыжка.
В туалет хоть сходил нормально. Вспомнил про Хандлозера, в грудь змеей вползла тошнота. Будто подсолнечного масла глотнул.
Имре походил немного по дому, разминая кости и кутаясь в различные тряпки – в халат, толстовку. Нацепил теплые зимние штаны. На ногах шерстяные носки и тапочки, но все равно морозит.
Поверх замысловатого наряда старик надел плащ и совсем уж приняв вид человека-капусты вышел во дворик. Выходит ничего не забыл за это время, ничего! Остался тем же озлобленным на весь мир кем-то, не зверем и не человеком. «Существом оттуда» стал, тварью, которая просто не может испытывать никакие другие чувства, кроме ненависти.
Со временем злоба притупилась, обросла плотным коконом, воспринимать мир начал немного по-другому. Однако нельзя вот так просто вычеркнуть годы проведенные там.
Да и кокон штука ненадежная.
Какой-то журналист приезжал и задавал вопросы про ад. Богуш отвечал, что не знает, как он выглядит, знает только как выглядит концентрационный лагерь.
Писака с умным видом кивал и что-то черкал в блокноте. Наверное, он ничего не понял.
Богуш уселся в кресло-качалку прикрытую выгоревшим покрывалом. Покачался и снова уплыл вдаль, к убитым товарищам. Без труда вспомнил, почему Кожевник носил такое прозвище – из-за темной кожи, как у индуса какого-нибудь, а вот Бизя… Богуш не мог вспомнить настоящего имени тщедушного парня, с полоской жидких усов над верхней губой. Сейчас-то Имре старался представлять друзей такими, какими они выглядели до знакомства с душевыми, где в лучшем случае на тебя брызжет ржавая прохладная водица, а в худшем – из отверстий душа идет газ.
Но воображения не хватало.
***
Прошло два беспокойных дня.
«Нужно чем-то себя занять», - решил старик. Ступил на плитку дорожки. Трава сорная сквозь швы камней прорастает. «Ничего, сама засохнет». Почувствовал на себе взгляд. По спине крупными мурашками забегал страх. Медленно, подстать заржавевшему Железному Дровосеку Богуш развернулся.
«Надо принять успокоительное. А лучше выпить вина».
Померещилось что ли? И вдруг он заметил белокурого паршику с пронзительно голубыми глазами. Некоторое время Богуш смотрел на пацана, и не знал что предпринять. Во рту пересохло. Тот слез с велосипеда, прислонил раму к потрескавшемуся белому заборчику. И стал внимательно, жадно изучать лицо старика. Но Богушу приходилось выдерживать и не такие взгляды.
- Мальчик, ты к кому? Продаешь печенье?
- Нет. Печенье я не продаю. – Он улыбнулся в ответ, но взгляд у него остался холодным. С виду вроде бы самый обычный паренек. Лицо еще толком не испорчено юношескими прыщами, худой. Но веяло от него чем-то неприятным, как от паука или от гусеницы.