«Каждая эпоха порождала свои раскаяния [противоречия], но конец двадцатого века очень
печальный. Мы потеряли своё мужество, азарт, своё сердце. Ты когда-нибудь видел
расплющенную машину на автостраде, проезжая мимо со скоростью 70 миль в час? Это мы,
детка. И я кричу небесам, что не должно быть никаких путей, никаких слов, никаких пределов.
Просто игра в кости, смена темноты дневным светом и способность смеяться, иногда, над тем,
что захватило нас в капкан».
Ч. Буковски


КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ

17 октября 2005 года. Нью-Йорк.

Где-то внизу, под толщей стали и бетона, в одном из подвальных помещений
самого высокого небоскреба в Америке находится компьютер. Самый
обыкновенный компьютер, который можно было приобрести в любом из
магазинов компьютерной техники буквально две недели назад. Ничем не
примечательный компьютер. Помещение, в котором находится компьютер,
поглощено тьмой. Лишь работающий экран освещает клочок стола, да
небольшую часть клавиатуры.
Неопрятного вида мужчина стряхивает с себя прожженное в нескольких
местах одеяло, вскакивает с пола и быстро подходит к столу. Напяливает на нос
очки и устремляет безумный взгляд в экран. Его губы что-то безмолвно шепчут,
пальцы судорожно стучат по клавишам. Пряди грязных волос спадают на стекла
очков, но он не обращает на это внимания. На экране появляются строчки чисел и
букв, сменяя друг друга и образовывая дьявольскую последовательность
символов. Постепенно выражение лица мужчины меняется, возбужденность
плавно перетекает в глупую радость. Затем приходит ликование, но мужчина его
старательно сдерживает, словно не веря в происходящее. Для начала он просто
улыбается.
«Код исправлен», - говорит он вслух дрожащим голосом.
Его пальцы трясутся от нетерпения. На секунду он исчезает во мраке
помещения, слышны лишь шлепки его босых ног о бетонный пол, а затем все
вокруг озаряется холодным светом флуоресцентных ламп. У дальней стены,
справа от компьютера на трансформаторном щитке на специальной подставке
стоит древнего вида мобильный телефон. Тяжелый на вид, перемотанный
изоляционной лентой, с зеленым экраном. Множество проводов, переплетаясь,
уходят от него вверх и исчезают в перекрытии потолка. Уходят до самого верха
мира, сквозь симбиоз бетона и стали по стенам лифтовых шахт на кровлю Эмпаер
Стейт Билдинг. Туда, откуда трансляция сигнала наиболее эффективна.
На экране телефона полоски сигнала показывают максимум. Прием
стабильный, сомнений нет. Мужчина, трясясь от возбуждения, подходит к
компьютеру, и какое-то время смотрит на клавиатуру. Ему не верится, что этот
день настал. День, когда он достиг идеального баланса в коде программы,
повергнув человечество в пучину хаоса во второй раз. На этот раз окончательно.
Трясущимся пальцем он нажимает на клавишу «ввод», и его ноги
подкашиваются, как только он видит открывающееся диалоговое окно программы
с надписью «ожидается звонок». В плаче мужчина опускается на пол, закрывая
лицо руками. Он начинает выть. И вой его сливается со смехом, когда древнего
вида телефон начинает звонить, издавая примитивную мелодию. Трель звонка
льется по подвалу, эхом отражаясь от стен. Но он даже не смотрит на телефон.
Этот человек валится на бок и с хохотом катится по холодному полу. Он не
смотрит на телефон, потому что это не имеет значения. Уже ничто не имеет
значения. В подземной клетке с забетонированным входом для этого человека с
самого начала ничто не имело значения.
Раздается легкий щелчок, и на дисплее телефона появляется отчет времени
разговора. Надпись на экране монитора сменяется на «генерация импульса».
Мужчина на полу замирает, вслушиваясь в тишину и легкий треск помех. Все
также с руками у лица, словно боясь взглянуть на то, что он натворил.
- Эй, Джонни-малыш, - доносится чей-то приглушенный голос из телефонной
трубки. - Тел-тел-тебе-тебе.
Мужчина на полу издает легкий смешок. По его грязным щекам текут слезы
умиления.
- Джонни, - мечтательно произносит он услышанное имя, словно отец,
обращаясь к новорожденному сыну. – Джонни-малыш, мой мальчик.
Лежа на полу мужчина говорит:
- Принимай эстафету.
18 лет спустя. Нью-Эйдж Сити, бывший Нью-Йорк.
- Они когда-нибудь закончатся? – спросил молодой парень в обшарпанной
болоньевой куртке и выцветших джинсах. – Сколько я тебя помню, ты только и
делаешь, что вывозишь мусор.
- Рано или поздно это случится. Ну, а если хочешь знать мое мнение, -
проговорил мужчина постарше, хватаясь за очередной полиэтиленовый мешок с
трупом, - этого добра нам хватит до конца дней своих. – Возьми-ка другой конец.
Парень взял пакет за противоположный конец и поднял до уровня бедер.
- На счет «два».
Через мгновение мешок полетел в зияющую темноту карьера. Ударяясь о
край склона, он противно шелестел.
Парня помоложе звали Билли. Его напарник Том (которого Билли звал не
иначе как «дядя Том») занимался вывозом «мусора» уже добрых семнадцать лет с

тех пор, как люди северной части Нью-Эйдж Сити отгородили свой район от
остальной части города, в которой обитали мобилоиды. История эта давно стала
легендой, несмотря на столь, казалось бы, короткий срок. Да и о каких сроках
может идти речь? В мире, где кучка психов способна парить над землей и
управлять остатками человечества, время утратило смысл. С момента падения
человечества очень многие вещи утратили смысл. Даже само слово «смысл»
более не таило в себе ничего значительного. Это было просто слово, на подобии
тех, что пишут на заборах, вроде «отсоси» или «я имел твою сестру, мобилоид».
Люди были озабочены лишь одной целью – выжить, часто не отдавая себе отчета
в том, для чего им это нужно. Для этого они были готовы заниматься чем угодно,
в том числе и вывозить «мусор».
- Забавно, что все называют это «мусором», - сказал Билли, поднимая
очередной мешок. – Я хочу сказать, это, так или иначе, люди, пусть и мобилоиды.
- Ради Бога, Билли, не неси ерунды.
- А что? Разве я не прав?
- Бросаем на счет «два». Раз, два… - Очередной мешок покатился по склону и
исчез на дне карьера. – Конечно, ты прав, но к чему вдаваться в подробности? Ты
же знаешь, что нам запрещено об этом говорить. И вообще, странно слышать
подобные рассуждения от парня, который родился на закате человечества.
Билли довольно ухмыльнулся.
- Смерть сопровождает тебя по жизни с пеленок, а ты вот-вот начнешь
рассуждать о ценности человеческой жизни. Хотя…- Мужчина внезапно умолк,
словно шнур, который питал его энергией, выдернули из розетки. – Наверное, я
просто устал, чтобы о чем-либо задумываться, - закончил он.
Какое-то время мусорщики стояли молча в тишине, вглядываясь в горизонт,
где в серой пелене тумана виднелось самое высокое в «новом» мире здание. Оно
светилось в предзакатных сумерках, словно бенгальский огонь посреди бетонных
джунглей – безликих, полуразрушенных зданий – и казалось единственным
обитаемым местом на планете. Новый Оплот человечества, так его здесь
называли. Нового человечества, костяк которого составляли мобилоиды. Не те
мобилопсихи, о которых дядя Том мог рассказывать часами (видит Бог, ему было
о чем поведать), а совершенно другие, усовершенствованные существа,
получившие обновленный сигнал 18 лет тому назад. Идеальный в своей чистоте
сигнал, лишенный прорех в коде и с нулевой вероятностью отказа. Мобилопсихи
эпохи «Порватого» ушли в небытие и о них постарались забыть, как о досадном
недоразумении; на их место пришли мобилолюди новой эры, способные не
только передвигаться по воздуху, но и адекватно мыслить, говорить. Не говоря
уже про телепатические способности, которые в новой реинкарнации
мобилолюдей достигли своего предела.
Что до простых людей, то вся ненужная информация со временем просто
стиралась из их памяти, излишне активная мозговая деятельность во время
трансляции блокировалась сигналом с крыши Оплота. Остатки разумного
человечества были вынуждены обитать на отшибе цивилизации, словно крысы на
краю свалки. В нищете, выполняя прихоти новой расы, во главе которой
стоял…некто могущественный, о ком не разрешалось даже думать.
Несколько раз в сутки с крыши бывшего Эмпаер Стэйт Билдинг исходил
сигнал с закодированным посланием. Лишенные воли и ведомые невидимой
рукой, люди строили стены, возводили странные стальные конструкции, рыли
карьеры. Никто не знал, для чего все это делается. Любая попытка осмыслить
происходящее, тут же блокировалась. Помимо этого, они трудились на заводах и
фабриках, поставляя за периметр еду, одежду и все необходимое мобилолюдям.
Ближе к концу недели, чаще всего по пятницам, сигнал призывал вывозить
«мусор» из-за пределов периметра, куда мусорщики попадали на специальном
поезде, состоящим из десятка платформ, на которые и грузились мешки с телами.
В редкие часы, когда сигнал не транслировался, люди торопились жить и
предавались всем радостям жизни, которые только могли себе позволить. Они
спешили в свои укрытия (по привычке их называли «домами»), чтобы
почувствовать себя живыми и свободными. Они испытывали искреннее
наслаждение от чтения книг, сна, еды, общения друг с другом, воспитания детей
(у кого детей не было, тот не тратил время даром). Люди спешили жить, пока
сигнал вновь не начинал транслироваться, порабощая волю и чувства, заставляя
вновь идти на работу.
- Не понимаю, - нарушил молчание парень, не отрывая взгляда от
светящегося небоскреба наполовину скрытого мглой.
- Ты о чем?
- Если за периметром царит настоящая жизнь, как это принято считать, тогда