Ответов в теме: 1749

[Kak_Trotsky]

Капитан ЦРУ Эдгар Лайтфут докладывал:
— Проклятье, фнулы вернулись, майор. Они захватили Прово, штат Юта.
Майор Хаук со стоном приказал секретарше принести ему досье на фнулов из закрытых архивов.
— И какую же форму они приняли в этот раз? — коротко поинтересовался он.
— Крохотных продавцов недвижимости, — ответил Лайтфут.
Последний раз, размышлял майор Хаук, они прикидывались служащими автозаправки. Это характерно для фнулов. Стоило кому-нибудь из них принять определенную форму, как все тут же принимали ее вслед за ним. Конечно, это свойство значительно облегчало их обнаружение оперативными агентами ЦРУ.
Но оно же делало фнулов абсурдными, а Хаук не получал удовольствия от борьбы с абсурдным врагом

Ф. К. Дик. "Война с фнулами"

[Newlander]

Сегодня приходил наш экзекутор с тем, чтобы я шел в департамент, что уже более трех недель как я не хожу на должность. Я для шутки пошел в департамент. Начальник отделения думал, что я ему поклонюсь и стану извиняться, но я посмотрел на него равнодушно, не слишком гневно и не слишком благосклонно, и сел на свое место, как будто никого не замечая. Я глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: «Что, если бы вы знали, кто между вами сидит... Господи боже! какую бы вы ералашь подняли, да и сам начальник отделения начал бы мне так же кланяться в пояс, как он теперь кланяется перед директором». Передо мною положили какие-то бумаги, чтобы я сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся. Через несколько минут все засуетилось. Сказали, что директор идет. Многие чиновники побежали наперерыв, чтобы показать себя перед ним. Но я ни с места. Когда он проходил чрез наше отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; но я совершенно ничего! Что за директор! чтобы я встал перед ним — никогда! Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка обыкновенная, простая пробка, больше ничего. Вот которою закупоривают бутылки. Мне больше всего было забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал. Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так! а я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: «Фердинанд VIII». Нужно было видеть, какое благоговейное молчание воцарилось; но я кивнул только рукою, сказав: «Не нужно никаких знаков подданничества!» — и вышел.

Н.В. Гоголь - Записки сумасшедшего

[izida]

Мы некогда испугались хаоса и вдруг все сразу взмолились о сильной власти, о мощной руке, чтобы она загнала в русло все взбаламученные людские потоки. Этот страх — самое, пожалуй, стойкое из наших чувств, мы не оправились от него и поныне, и он передается по наследству. Каждому — и старым, видевшим революцию, и молодым, которые еще ничего не знают, — кажется, что именно он станет первой жертвой разбушевавшейся толпы. Услыхав вечно повторяющееся: «нас первых повесят на столбе», — я вспоминаю слова Герцена про интеллигенцию, которая так боится народа, что готова ходить связанной, лишь бы с него не сняли пут.

Н Я Мандельштам Воспоминания

[Newlander]

- Красиво идут.
- Интеллигенция !

(по фильму "Чапаев")

[Newlander]

Много лет спустя какой-то русский губернатор жаловался Орлову, что его обвиняют во взятках. «Вот-вот, — воскликнул Орлов, — то же самое было со мною: в Италии распустили слух, будто я за бесценок скупаю и похищаю старинные памятники. И заметьте, мой друг, как только я перестал это делать, слухи сразу прекратились…»

Эйдельман Н.Я. - "Твой восемнадцатый век"

[izida]

Да, надо повалить основные абсурды. Разоблачить сплошную, сумасшедшую, основную ложь.
Основа, устой, почва, а также главное, беспрерывно действующее оружие большевистского правления — ложь.
С неумолимой, роковой однообразностью каждая русская сила, собиравшаяся на большевиков, начинала с того, что кого-нибудь “не признавала”: даже Финляндию (фатальная архи-глупость!) уж не говоря о Латвиях, Эстониях и т.п.
Мы содрогались, мы хохотали истерическим хохотом отчаяния — а они, со всей преступной тупостью (честной, может быть) объявляли, что не позволят “расчленять Россию”;.. Россию, которой сейчас нет!
Это, во-первых, косвенное признание большевиков и России большевистской. Ведь они одни хотят своей “неделимой” России, они одни ею сейчас владеют и действенно эту неделимость поддерживают. Все ими провозглашенные “независимости” ихния, “советские”, вроде Украины с Раковским, — конечно вздор, куры смеются.
Они “упустили” как Финляндию, так и все прибалтийские кусочки. И не взяв силой, подходят с “мирами”: им “хоть мытьем, хоть катаньем” — все равно. Увернувшиеся маленькие государства, влюбленные в “независимость”, идут на “мир” — что же им делать? Хитрое “мирное” завоевание, когда-то еще будет, — они глаза закрывают. Может и не сейчас, а пока — “независимость”. Если же, не дай Бог, белые свергнут большевиков, — каюк: ведь заранее объявляют, что никакой “независимости”.
Все соседи, большие и маленькие, при таком положении, не могут содействовать белым, должны, естественно, стоять за большевиков, сегодня.
Это практический результат. Но сам внутренний корень таких “непризнаний” стар, глуп, гнил. Не говоря даже о Польше и Финляндии (еще бы!) — но вот эти все Литвы, Латвии и т.д., “прибалтийские пуговицы”, как я их называю без всякого презренья, — да почему им, в конце концов, не быть самостоятельными? Если они хотят и могут, — какое “патриотическое” русское чувство должно, смеет против этого протестовать? Царское чувство — пожалуй, чувство людей с седой и лысой душой, все равно близкой к гробу.
Вот эти седые и лысые души губят Россию, как и себя. Не раз, не два — все время!

А мы, отсюда, мы, знающие, и уж конечно, не менее русские, чем все это, по своему честное, старье — мы не только не боимся никакого “расчленения” царской России: мы хотим этого расчленения, мы верим, что будущая Россия, если станет “собираться”, то на иных принципах, и в тех пределах, в каких позволит новый принцип.
Это будущее. А сейчас, кроме того, как не радоваться каждому клочку земли, увернувшемуся из-под власти большевиков? Да если б Смоленская губерния объявила себя независимой, свергла комиссаров и пожелала самоопределиться — да пусть, с Богом самоопределяется, управляется, как может,— только бы не большевиками! Почему “не патриотично” признавать ее? Требовать, чтобы не смела освобождаться от большевиков? Этот дикий “патриотизм” в сущности ставит знак равенства между Большевизией и Россией (в их понятии). “Не признаем частей, отделившихся от России!” — читай: от большевиков. Безумие. Бесчеловечность.

Петербургские дневники Зинаиды Гиппиус ("Синяя книга", "Черные тетради", "Черная книжка", "Серый блокнот")

[izida]

"Народ? Церкви полны молящихся. Народ дошел до предела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в церковь. Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно. Он имел данную форму христианства, но о христианстве никогда не думал. Этим объясняется та легкость, с которой каждый, если ему как бы предлагается выход из отчаянного положения — записаться в коммунисты, — тотчас сбрасывает всякую “религиозность”. Отрекается, не почесавшись"

(З Гиппиус - Серый Блокнот - Петербургские дневники)

[Vagabond]

Опять народ не тот, чорт побери!

[izida]

Vagabond (12 Январь 2015 - 14:27:44) писал:

Опять народ не тот, чорт побери!

Митя ,это всего лишь маленькая цитата ,ты прочитай полностью дневники
19 год - нам такого кошмара пережить , слава богу, не пришлось и надеюсь не придется

[Inqvizitor]

Vagabond (12 Январь 2015 - 14:27:44) писал:

Опять народ не тот, чорт побери!

[Vagabond]

Я читал "Окаянные дни", благодарю

[izida]

Vagabond (12 Январь 2015 - 19:13:33) писал:

Я читал "Окаянные дни", благодарю

Ага )
Я собираюсь теперь почитать дневники Лидии Чуковской и его воспоминания более тщательно

[Kak_Trotsky]

izida (12 Январь 2015 - 11:23:57) писал:

Никогда не был религиозным сознательно.

... Фильм "Жить" Чжа Имоу ведет нас еще дальше. Это фильм о красоте и божественности простого выживания. Он (мужчина) зарабатывает на жизнь с помощью театра теней, который должен исчезнуть в дни культурной революции. Немая дочь сжигает невесомые узоры волшебного театра. От прошлого не осталось ничего: сама его тень должна исчезнуть. И исчезнуть от руки немой – немой и безыскусной стала жизнь простых китайцев – на стенах плакаты «Вперед», портреты Мао. Единственное чтение – цитатники вождя. Но и эта «редукция» не смогла уничтожить главного – Жизни, не просто биологической, но и освященной Святым Духом, радостной, открытой другому, спешащей на помощь, целомудренной, тихой. Фильм начинается с чудовищного падения легкомысленного мужчины, который проигрывает свой дом и готов проиграть собственную жизнь. Но ему говорят, что его жизнь ничего не стоит. С презрения к жизни, с неуважения к Святому Духу (хула на Святого Духа, Жизни Подателя – единственный смертный грех в христианстве) и начинается драма. Мы видим братоубийственную войну, где тысячи замерзших и изуродованных остаются лежать, а двое счастливчиков спасаются и выживают. Смерть забирает любимых сына и дочь, соседей и друзей, но кто-то остается и живет, несмотря ни на что. В «Прощай, моя конкубина» искусство и сакральный сюжет уводили в вечность. В «Жить» искусство уничтожено (вместе с религией), но в вечность ведут человеческие связи, самые «примитивные» жесты и заботы повседневности. В «Прощай, моя конкубина» еще диссидентствуют, в «Жить» все люди – «конформисты», те, которых диссиденты презирают, которые всему и всегда говорят «да». Режиссер показывает, что коммунизм ничего не может сделать против этих людей, таких послушных, что даже в самом серьезном и драконовом его обличье коммунизм преображается изнутри и становится чем-то совсем иным, чем было задумано первоначально. У Солженицына есть два рассказа – о Матрене и Иване Денисовиче, о том, что и на дне ада существуют никому незаметные, тихие, но преданные высшим ценностям существа. Позднее Солженицыну (как мне кажется) более не удалось передать то высокое состояние тишины, которое мы находим в этих первых творениях. В «Жить» т.н. конформизм переходит в послушание некой Реальности, которая может называться как угодно: культурной революцией, местным начальством, борьбой с Тайванем. Послушание это не имеет ничего общего со стоическим принятием судьбы или с героическим экзистенциализмом – один против всех. В нем есть божественная радость, говорящая о некой внутренней свободе. Радость и благодарность жизни заставляют их слушать местного делегата, сдавать металл, петь безвкусные песни о Мао. Древнеегипетское изречение гласит: «Не тревожь сна мира». Так «нетревожно» и живут герои фильма. Здесь не страх, а уходящий в океанические глубины народной души архетип. Эдгар Морен пишет, что человеческая цивилизация началась с того, что отец признал своих детей, привязался к ним и полюбил их. Семья – первичная ячейка всякой социальности – основана на детстве. «Не станете детьми, не войдете в Царство Небесное». Местный представитель партии очень похож на героев Платонова, на блаженных, не от мира сего утопистов. Как и лучшие герои Платонова, он верит безраздельно и бескорыстно, он избрал своей невестой Невозможное. При нем «можно жить». Он вдохновляет, соединяет, женит. Пусть жених хромой, и невеста немая – счастье на их лицах говорит о чем-то самом главном, находящемся по ту сторону индивидуальных качеств и достоинств. В фильме нет американских поцелуев, герои не демонстрируют ни своих чувств, ни своих страстей. Но полнота душевной жизни присутствует в каждом кадре – в робости, в благоговении, которое навсегда, наверное, утеряно в западном мире «прав» и «свобод» человека. Все символично в простоте этих движений и жестов. Символична и судьба сундучка, в котором был театр теней. В конце фильма там поселяются цыплята, бытие существует за счет приращения, жизни становится все больше и больше.

Татьяна Горичева, «Всё ли потеряно?»

[Vagabond]

Цель жизни – прожить ее с полной отдачей, родиться в полном смысле слова, полностью пробудиться. Освободиться от инфантильных претензий и поверить в свои реальные, хотя и ограниченные силы; быть в состоянии примириться с парадоксом, состоящим в том, что каждый из нас – наиважнейшая часть Вселенной и в то же время – не важнее былинки...
Уметь оставаться наедине с собой и в то же время быть единым целым с любимым человеком, с каждым собратом на этой земле, со всем живым; следовать голосу своей совести, зовущему нас к самим себе, но не потворствовать себе в самобичевании, если голос совести не настолько громок, чтобы его услышали и последовали за ним.
Душевно здоровый человек – это тот, кто живет по любви, разуму и вере, кто уважает жизнь – как собственную, так и своего ближнего.

Эрих Фромм