Несколько дней назад наткнулся на один свой текст, который начал писать еще год назад, но потом забросил. Речь шла о фильме Клинта Иствуда «Непрощенный», который вызвал определенные разногласия между мной, Троцким и Роландом Дискейном

Дискуссия началась с вот этого
поста. Решил всё-таки закончить начатое – извиняюсь, что получилось так длинно.
Фильм "Непрощенный" - это прежде всего и ближайшим образом
вестерн, а центральной фигурой и неотъемлемым элементом любого вестерна является стрелок (gunslinger), удачливый воин-одиночка. Именно этот герой, имеющий, судя по всему, какое-то архетипическое значение, создает жанр. Где архетип, там миф, или, как в случае с вестерном –
легенда, более позднее и более фрагментарное образование… Однако ее блеск находится в противоречии с «исторической правдой», что в конце концов лишает доверия весь жанр и порождает его упадок (как это произошло со средневековыми литературными жанрами – пасторалью и рыцарским романом). Чем более «легендарно» произведение, тем менее оно «реалистично», и если до какого-то момента читатель (зритель) может соглашаться с условностью изображаемого, то в дальнейшем неизбежно нужны будут какие-то сильнодействующие средства, чтобы условное превратить в достоверное. Но наибольшего успеха добьется тот, кто сумеет в одном произведении соединить и «историческую правду», и легенду, - свести вместе эти два полюса и показать, как второе рождается из первого. Именно это удалось Клинту Иствуду в его фильме «Непрощенный» (1992 г.). Fregl называл его продолжением истории Человека Без Имени (знаменитой трилогии Серджо Леоне, где Иствуд также играл главную роль). Это, конечно, не так – не только из-за отсутствия каких-либо сюжетных параллелей, но и потому, что фильм Леоне находится очень близко к «полюсу легендарности», там очень много условного, много статичных сцен-«масок», как в античном театре, это фильм-комикс, хотя и безусловно гениально снятый, - в то время как «Непрощенный» находится скорее между полюсами, воспроизводя легенду обыденными и прозаическими средствами.
Как этого добивается Иствуд? «Непрощенный», несмотря на все свои достоинства, остается американским фильмом, поэтому никаких особо тонких приемов и сложного киноязыка здесь искать не следует – эффект достигается серией ходов простых, как правда, но направленных к одной цели. Начало не обещает ничего особенного: двое ковбоев порезали лицо «девице легкого поведения», и ее подруги выставляют награду в 1000 долларов за их головы. За дело берется молодой и весьма хвастливый стрелок, называющий себя Скофилд Кид; в напарники себе он решает взять некогда известного убийцу Уильяма Манни (Иствуд). Что ж, будет обычная драчка, говорим мы себе. Но некоторые детали привлекают внимание. Манни, «легенда дикого Запада», после смерти жены живет на свиноферме с двумя детьми и являет собой жалкое зрелище. Старый голливудский прием, легко прочитываемый зрителем: сыграть на контрасте, выставив главного героя этаким лохом, чтобы последующее «превращение» сильнее поражало (наиболее характерные и известные примеры: «Супермен», «Спайдермен» и им подобные). Впрочем, здесь он не выглядит искусственным: стареющий стрелок не может попасть в цель с двадцати шагов, а на лошадь садится примерно с десятой попытки – что ж тут удивительного? После некоторых колебаний Манни принимает предложение и берет с собой старого друга Неда Логана (Морган Фримен). Вместе они направляются в городок Биг Виски, где вскоре развернутся главные события фильма. По дороге Кид пытается «раскрутить» Манни на рассказ о былых подвигах, но тот отмалчивается или отделывается фразами типа «ничего не помню – почти всё время пьян был».
Пока главный герой находится в тени (а в том, что он главный, сомнений нет с самого начала), происходят любопытные события. И в самом Биг Виски, и «на подступах» к нему только и разговоров, что об убийствах, перестрелках, крутых парнях и тому подобном. Все ждут, когда же эти самые крутые парни явятся за обещанной наградой. Городок полон слухов и сплетен, кругом понты, желание покрасоваться и выставить себя бывалым стрелком. Картина выглядит комичной и нелепой, но вскоре начинается серия разоблачений – как бы восхождение от пошловатой басни к истине. Вначале в городок прибывает откровенно карикатурная пара: «Англичанин» Боб, любитель поболтать о преимуществах монархии над республикой и презирающий «плебеев»-американцев, и его биограф, бездарный писатель по фамилии Бушем. Англичанин тоже корчит из себя крутого ганслингера, жители его побаиваются, но благодаря местному шерифу Малышу Биллу (Джин Хэкмен) мы выясняем, что Англичанин – лжец и заносчивое ничтожество. Шериф избивает его и выгоняет прочь из города; писатель остается записывать рассказы «настоящего героя» - шерифа.
Далее продолжается цепь разоблачений и разочарований. Скофилд Кид оказывается близорук и видит не дальше 50 ярдов; прибывшую в город компанию (Кид, Манни, Логан) с треском вышибают из местного салуна; местные проститутки прячут их на какой-то заброшенной ферме, где Манни (избитый и к тому же простудившийся в дороге) проводит три дня в лихорадке. Когда они наконец принимаются за дело, выглядит это крайне отвратительно: стреляя из засады, Логан убивает лошадь под одним из «заказанных» ковбоев; тот при падении ломает ногу, пытается отползти, Манни стреляет по нему и с третьего или четвертого раза попадает – в живот, после чего несчастный умирает в жутких мучениях. Второго ковбоя убивает Скофилд Кид – и тоже без ложной романтики, по методу В.В. Путина («мы и в сортире их замочим»).
Дело сделано, и Манни с Кидом ожидают Неда на холме неподалеку от города. Эта сцена – одна из сильнейших в фильме. Кид то и дело прикладывается к бутылке, по-прежнему пытается хвастать, смакуя подробности убийства, но вскоре срывается в пьяные слезы и признает, что наемным убийцей быть не способен. Манни молча и без всякого выражения слушает его, глядя в степь. Они ждут, но вместо Неда к ним приезжает приютившая Манни девушка с известием: Неда схватили люди шерифа, пытали и в конце концов забили до смерти. Камера поворачивается к Манни и... А что «и»? Трудно сказать. То ли какой-то особенный ракурс для съемки выбирается, то ли Иствуд чуть плотнее сводит брови, а его знаменитый прищур делается резче – но в этот момент зрителя охватывает озноб, словно от порыва холодного ветра. Это момент истины.

Секрет стереоскопического кино – в наложении друг на друга двух изображений одного объекта. Тут происходит нечто похожее. До какого-то момента наше восприятие главного героя колеблется между двумя противоречащими друг другу образами: Манни-легенда (существующий, похоже, лишь в головах обывателей да в байках Скофилд Кида) и Манни-«настоящий» (одинокий старик, кажущийся бледной тенью самого себя) – но внезапно эти образы сливаются в один. В тот же момент и вся рассказанная нам история обретает цельность, превращаясь из бытовой уголовщины в драму. Как с вершины горы, мы впервые можем ясно увидеть не только прошедшие события, но и все последующие, и предчувствие неизбежного финала – главный признак того, что мы вновь оказались в пространстве легенды.
Отдельный респект Иствуду-режиссеру за то, что он до самого конца фильма удерживается от лубочного пафоса и тем самым сохраняет максимальную достоверность своей истории.