Отправлено: 18 Март 2006 - 18:32:39
Мой любимый пассаж. Куда бы ни приплыл Моряк... (с)
- Мы ведь друзья, верно?
Чистильщик обуви нацепил зазывную улыбку и взглянул в безжизненные подводные глаза Моряка, глаза без тени сердечного тепла, вожделения или ненависти, да и любого чувства из тех, что мальчишка когда-либо испытывал сам или замечал в других, одновременно спокойные и настороженные, бесстрастные и хищные.
Моряк наклонился вперед и приложил палец к руке мальчика с внутренней стороны, у локтя. Он заговорил своим безжизненным джанковским шепотом:
- С твоими венами, пацан, я бы горя не знал!
Он рассмеялся: зловещий смех насекомого, который, казалось, выполняет некую непонятную ориентационную функцию, вроде писка летучей мыши. Моряк издал три таких смешка. Прекратив смеяться, он застыл, прислушиваясь к самому себе. Он поймал безмолвную частоту колебаний джанка. Его скуластое лицо разгладилось, как желтый воск. Он подождал полсигареты. Моряк умел ждать. Но глаза его горели чудовищной, невыносимой жаждой. Он сделал медленный полуоборот, стараясь ничем не выдать своей жгучей потребности, и засек только что вошедшего человека. "Толстяк" Терминал сидел, оглядывая кафе пустыми перископическими глазами. В тот момент, когда взгляд его миновал Моряка, он кивнул. Только обнаженные нервы джанковской болезни отметили бы этот жест.
Моряк вручил мальчишке монету. Своей плывущей походкой он подошел к столику Толстяка и сел. Они долго сидели молча. Кафе было встроено в один из склонов на дне глубокого белого каньона каменной кладки. Лица Города, запятнанные отвратительными пагубными привычками и ничтожными вожделениями, валили мимо, безмолвные как рыбы. Освещенное кафе было опущено в черную пучину водолазным колоколом с оборванным кабелем.
Моряк полировал ногти лацканом своего шотландского клетчатого пиджака. Сквозь блестящие желтые зубы он насвистывал какой-то мотивчик. Когда он шевелился, его одежда испускала зловоние плесени, затхлый запах опустевших раздевалок. Он с фосфоресцирующей энергией изучал свои ногти.
- Хорошие новости, Толстяк. Могу раздобыть двадцать. Само собой, нужен аванс.
- На кой мне рисковать?
- Не в кармане же у меня эти двадцать яиц. Слушай, это же всего лишь студень. Ну что тебе стоит! - Моряк изучал свои ногти, словно некую диаграмму. - Ты же знаешь, я никогда не подвожу.
- Давай тридцать. Аванс - десятичная трубка. Завтра в это же время.
- Трубка нужна сейчас, Толстяк.
- Прогуляйся и получишь.
Моряк продрейфовал на Площадь. Уличный мальчишка пихнул в лицо Моряку газету, прикрыв ею авторучку. Моряк пошел дальше. Он достал авторучку и, расколов ее, как орех, своими толстыми и жилистыми розовыми пальцами, извлек оттуда свинцовую трубочку. Один конец трубочки он обрезал маленьким кривым ножичком. Вытекла и пеной повисла в воздухе черная дымка. Лицо Моряка растаяло в тумане. Его губы вытянулись и принялись жадно всасывать черный пушок, вибрируя в сверхзвуковой перистальтике. Туман исчез в бесшумном розовом взрыве. Его лицо вновь очутилось в фокусе, невыносимо яркое и отчетливое, пылающее желтым клеймом джанка, выжженным на серых ляжках миллиона орущих наркотов.
- Месяц продержусь, - решил он, поглядев в невидимое зеркало.
Уильям С. Берроуз, "Голый завтрак" (Глава "Черное мясо")
Кругом тоска зеленая, если только вы не получаете удовольствие от охоты на сброшенных в выгребную яму парализованных лебедей