0
Помощники шерифа
, а похвастаться невтерпёж 
Короче, что вы скажете вот об этом? Главный мой вопрос - выглядит ли это более-менее (со скидкой на худлжественный вымысел ваще всей истории) естественным?***
Свой главный спектакль она сыграла в новогоднюю ночь.
Примерно за месяц до этого Максим начал гадать, позовёт ли она его к себе. Или… И вообще считает ли Оксана, что в ночи с 31 декабря на 1 января есть что-то особенное? С неё вполне могло статься, что в последний вечер уходящего года она делает то же, что и всегда. А потом ложится спать. В обычное время. Вполне возможно и такое...
Но Оксана пригласила его. И он мысленно похвалил себя за то, что давно начал откладывать деньги на подарок. Скромный, конечно. Ведь чемодана с баксами в его шкафу не было. Зато туалетную воду он купил самую дорогую из продававшихся на базаре. Продавщица – женщина средних лет с честнейшими глазами, не скупясь на эпитеты, расхваливала свой товар. Давала понюхать колпачок от красивой бутылки из голубого стекла, выполненной в форме женского силуэта, нюхала его сама и, мыча от удовольствия, прикрывала глаза. Максим не шибко разбирался во всех этих ароматах и оттенках, и всерьёз сомневался, нужно ли вообще покупать парфюм, но, в конце концов, рассудил так… Если это дерьмо стоит чуть ли не половину его зарплаты, то дерьмом в смысле качества, быть не должно. Иначе, какой дурак, а тем более – дура, это купит?
…За стол, на котором стояли купленные в готовом виде салаты, ваза с фруктами, да пара тарелок с наспех сварганенными бутербродами, они сели в одиннадцать. Оксана, для которой подготовка к празднику заключалась в походе в отдел полуфабрикатов супермаркета вместе с Максимом, исполнявшим обязанности носильщика, ни стряпать, ни даже наряжаться не стала. Осталась, в чем ходила дома каждый день – в чёрной водолазке и в потёртых джинсах. Но даже так умудрялась выглядеть особой королевских кровей и Максим, душа которого пела в предчувствии лучшего в жизни нового года, не сводил с неё восхищенных глаз.
– Давай, за старый год, что ли? – предложила Оксана, как только президент начал толкать напыщенную поздравительную речь.
Максим откупорил вино (от шампанского, как бесхитростно призналось её величество, у неё пучит живот) и наполнил бокалы. Подняв их, чокнулись и, кивнув, несколько секунд смотрели друг на друга, а затем рассмеялись – никто не решился говорить присущие случаю слова.
– Форевер, – провозгласила Оксана непонятное ему английское слово и пригубила напиток.
Максим сделал то же самое. Форевер, так форевер – фиг знает, что оно значит, ну и бог с ним. Главное, что они рядом в эту единственную и неповторимую ночь в году. А, как известно, с кем год встретишь, с тем его и проведёшь…
Оксана достала сигарету и, вопросительно посмотрев на него, сказала:
– Будь другом, принеси спички.
Максим, дожевывая бутерброд, кивнул и с готовностью поднялся из-за стола.
– Они у тебя в куртке.
– Не-а… На кухне остались. Я помню, – мы там курили последний раз.
– А я тебе говорю – в твоей куртке. Принеси.
Не став спорить, он пошёл на кухню, но в прихожей всё-таки остановился и стал шарить по карманам собственной куртки. Во внутреннем пальцы нащупали какой-то предмет, которого, он точно знал, у него не было. Это оказалась небольшая коробочка, бархатистая коробочка. А внутри, на такой же чёрной бархатной поверхности лежала серебристая зажигалка. Надпись на корпусе уведомляла, что это ничто иное, как изделие фирмы «Zippo». О цене было боязно даже гадать. Откинув крышку, он крутанул пальцем рифлёный колёсик, и на пропитанном бензином фитильке заплясал язычок пламени.
– Вау, – пробормотал Максим, словно был героем туповатой молодежной комедии.
– Ну, где ты там? Заснул что ли?
Вернувшись в зал, он посмотрел на неё, чувствуя, как губы непроизвольно расползаются в глупой ухмылке.
– Это мне? – спросил Максим, не сводя глаз с подарка.
– Нет – Пушкину, – рассмеялась Оксана, довольная произведённым эффектом. – Александру Сергеевичу, если ты про такого слыхал. Увидишь – передай…
– С-спасибо, – едва слышно прошептал он. В носу отчего-то защекотало.
– Ладно, ладно… Будешь теперь, как крутой мэн. Перед бабами в институте рисанёшься – все твои. Точно тебе говорю…
Не обращая внимания на её сарказм, Максим любовался подарком и, не в силах удержаться, раз за разом откидывал крышечку и зажигал огонёк. Тянуть со своим подарком теперь не имело смысла. Сходив в прихожую, он достал завернутую в фольгу коробку и, пряча её за спиной, вернулся в зал.
– Закрой глаза.
Оксана с трогательной покорностью зажмурилась. Как ребёнок, ожидающий новогоднего чуда. Желание воспользоваться моментом и поцеловать её, хотя бы в щечку, было велико. Но Максим не стал этого делать, понимая, что может всё испортить, и лишь положил коробку ей на колени.
– Можешь открывать…
Открыв глаза, она повертела свёрток в руках.
– Что это?
– Посмотри – узнаешь…
Пожав плечами, она с деланным равнодушием разорвала упаковку и достала флакон. С трепетным ожиданием Максим следил, ожидая её реакции. Заметив, как она искоса бросила на него быстрый взгляд, уставился в экран телевизора.
– Так что это? – повторила Оксана.
– Вода, – ответил он, немного смущаясь.
– Вода? Что за вода?
– Ну… туалетная. Фирма эта… как её, – Максим защёлкал пальцами, лихорадочно пытаясь воскресить в памяти название, которое говорила ему продавщица. – А! «……», вот!
– Н-да? – недоверия в её голосе было столько, как если бы Максим положил на стол ситцевый халатик и с пеной у рта доказывал, что это – платье от Кардена, из последней коллекции, приобретённое в бутике на Елисейских полях.
Нажав головку пульверизатора, Оксана понюхала воздух, и передёрнулась, будто кто-то сунул ей под нос ватку с нашатырным спиртом.
– А где ты вообще это покупал? – спросила она, хмурясь и зачем-то разглядывая жидкость на свет.
Максим судорожно сглотнул, сразу поняв, в чём его промах. Это ж каким надо быть идиотом, чтоб купиться на слова рыночной торгашки?! Вот тебе и результат – подсунула какую-то самопальную дрянь…
– Фу, ацетон натуральный, – Оксана закрутила крышку. – Небось, на базаре по дешёвке прикупил, а? У ханурика, которому на опохмелку не хватало…
Залившись краской до самых кончиков ушей, Максим сидел, нервно сжав пальцы в замок и не смея поднять глаз. Оксана же, кажется, во всю наслаждалась ситуацией.
– Вот что мы сделаем, – сказала она, с трудом сохраняя серьёзный вид и, прикусив губу, чтоб не расхохотаться. – Вода, говоришь, туалетная. Значит место ей – в туалете. Ты со мной согласен?
Не дожидаясь ответа, она встала и вышла из зала. Спустя полминуты до Максима донесся шум воды, спускаемой в унитазе.
– Побаловали вы меня, сударь – ничего не скажешь, – вздохнула Оксана, вернувшись с пустыми руками и усаживаясь в кресло.
«Вот ведь стервоза! – Максим колотился от злости на всех и всё: на подлую торгашку, на Оксану, но больше всего – на самого себя. – Ну, ладно, лоханулся он конкретно. Но на кой было устраивать это шоу? Могла бы хоть для приличия улыбнуться, сделать вид, что всё нормально. Нет же…» Он и сам прекрасно понимал абсурдность своих мыслей: о каких приличиях можно говорить, когда речь идёт о той, которая не признает никаких правил, норм этикета и прочих изобретённых обществом условностей? А было б иначе – не сидеть ему тут.
– Максимка, ты что обиделся? – в искренности нежных ноток, звучавших в её голосе, не усомнился бы сам Станиславский. – Да, ладно тебе! Нашёл из-за чего дуться. Подумаешь, фигню спорол, – с кем не бывает? Главное ведь не подарок, а внимание. Внимание ты мне оказал. Короче – проехали, ладно? В следующий раз, как говорят в рекламе, – опасайся подделок. Хотя продавец тебе козлистый попался, конечно…
– Сам виноват, – буркнул Максим.
– Запей холодной водой, – великодушно улыбнулась Оксана, и налила вина в его фужер. – А лучше – вот, винчиком. – Словно вспомнив что-то важное, она спохватилась. – Оба-на! Мы тут сейчас с тобой новый год прозеваем…
Президент, с рассчитанными паузами, заполняемыми глубокомысленным «мыканьем», кажется, заканчивал торжественный спич.
– Слушай, раз уж с подарком такая лажа вышла… Выполнишь одну просьбу? Маленькую.
– Какую? – Максим впервые за последние десять минут посмотрел на неё.
– Выйди сейчас со мною на улицу.
– Зачем?
– Ну, пожалуйста, Максимка… Пока новый год не наступил. Понимаешь, есть такая примета – если часы бьют двенадцать, и в этот момент смотреть на звезды и загадать желание – оно обязательно сбудется.
– Первый раз слышу, – нахмурился он.
– Конечно, в первый. Я это сама открыла, и с тех пор каждый год так делаю. И всё время сбывается. Пойдём, твоё тоже сбудется, вот увидишь!
– Ладно, – глупо хихикнул он, – знала бы она его заветное желание. – На балкон выйдем?
– Не-е, – Оксана энергично замотала головой. – Балкон – это не то. Нужно на земле стоять, понимаешь? И смотреть в небо! Побежали скорее – три минуты осталось.
Максим рассмеялся, – всё это напоминало детскую игру, к которой Оксана относилась с чрезвычайной серьёзностью. В прихожей они обувались со скоростью, напомнившей дни, проведённые в учебной части перед отправкой в Чечню. Торопливо натягивая ботинки, он и сам заразился её весёлым азартом. И поверил в слова о сбывающемся желании. А главное – неприятный осадок оставленный в душе приключившимся конфузом, бесследно улетучился.
– Я готов! – выкрикнул он и даже поднял руку, как школьник-всезнайка, рвущийся к доске.
– Куртку, куртку одевай! – велела Оксана, продолжая возиться с молниями на своих сапогах.
– Да хрен с ней! Не замёрзну! – отмахнулся он.
– Одевай, одевай! – настояла она, натягивая второй сапог. – Больной ты мне не нужен… Так, одел? Шапку на – будешь моим Санта-Клаусом, – Оксана нахлобучила на его макушку красный с белой каймой колпак, в которых в предновогодние дни по улицам щеголяли стайки тинэйджеров. – Всё! Открывай дверь – побежали…
Выскочив за порог, Максим, улыбаясь своим мыслям и, качая головой, побежал по ступенькам. Дверь захлопнулась, но шагов за спиной он, вопреки ожиданию, не услышал. Остановившись на первом пролёте, посмотрел назад. Никого…
– Оксан, ну где ты? Идём быстрее!
Тишина. Только из-за двери ближайшей квартиры доносился звук включенного телевизора, – все каналы начали транслировать бой курантов на Спасской площади. Поднимаясь обратно по ступенькам, Максим понял, что это опять её шутка. Неумная и несмешная. Хотя, смотря на чей взгляд – она сейчас, небось, согнулась в три погибели от хохота. Ой, ё-ёй – как весело…
Постучав по металлической двери, он прислушался. Оксана не торопилась открывать. Он постучал ещё раз, настойчивее. Но, вновь не услышал щелканья замков.
– Оксан, открывай! Не смешно…
Никакой реакции. Максим подёргал позолоченную ручку. Тот же эффект.
– Оксан, ну открой, – хватит прикалываться!
Серия ударов ногой отозвалась глухим стуком. Куранты на далёкой Кремлёвской башне смолкли. После секундной паузы раздались преисполненные пафоса аккорды гимна.
– Оксан, ну, пошутили, и хватит! Ну, открой, я прошу! – кричал он, но слова, похоже, не проникали за дверь, отражаемые её гладкой стальной поверхностью.
Ладно. Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому. И он принялся тарабанить со всей силы, не жалея рук и обуви, попутно выкрикивая просьбы, перемежаемые матом. Так что получалась странная словесная смесь угроз и мольбы. Он не сразу услышал крик, донесшийся с этажа выше.
– Э, придурок, мля!!! Заткни хлебало, сука! Здесь ребёнок спит! А то я, мля, тебе щас устрою праздник!!! – судя по тону, голос принадлежал детине внушительных габаритов, для которого, что сыпать угрозами, что исполнять их – без разницы.
Максим затих. Обладатель голоса постоял ещё с полминуты и, резюмировав нравоучительное: «нажрался – сиди тихонько», удовлетворенный достигнутым результатом, захлопнул дверь.
Присев у стены на корточки, Максим достал зажигалку. Швырнуть бы её сейчас подальше. В сугроб куда-нибудь. А толку? Кому от этого легче станет? Да и подарок всё-таки…
Он закурил и, вдруг, не в силах сдержаться, разревелся. Слёзы обиды лились из глаз безудержным потоком, который он и не пытался прекратить. Выкурив сигарету до половины, он бросил её на пол и, поднявшись, ожесточенно растёр подошвой. Вытер мокрое лицо идиотским колпаком, прижался к двери и, что было силы, гаркнул:
– Ну и пошла ты на хер, сука грёбанная!!!
Оксана, сидевшая в тёмном зале, с выключенным телевизором, прыснула воду из флакона на шею и, вдыхая тонкий аромат французской парфюмерии, грустно усмехнулась. Именно так, Максимка, – точнее и не скажешь.
Опасаясь возможной реакции нервного папаши сверху, Максим побежал вниз, перескакивая через несколько ступенек.
На улице он снова закурил и, втянув голову в плечи, зябко поёжился. Дурацкий колпак всё же пришлось нахлобучить – мороз весьма ощутимо покусывал уши. А путь до общаги предстоял неблизкий. И такси не словишь: в кармане – ни рубля. К тому же, уж когда-когда, работающая в эту ночь шоферня своего не упустит – обдерут, как липку. По тройному тарифу…
Маленькая радость в эту ночь его всё же настигла. Примерно в половине второго Максим проходил мимо ёлки, возле которой уже веселился народ из окрестных домов. На освещённой площадке гремела музыка, исторгаемая динамиками принесённого кем-то магнитофона.
«Хо-ро-шо, всё будет хорошо,
Всё будет хорошо, я это знаю,
Знаю, зна-а-а-ю…» – жизнерадостно вопила главная трансвеститка всех времён и народов, кумирша проводниц и пассажиров Верка-Сердючка, заглушаемая пьяным улюлюканьем публики и свистом китайских петард. Невольно захваченный атмосферой всеобщего человеколюбия и веселья, ещё не омрачённого спонтанной ссорой и традиционным мордобитием, Максим остановился и, ухмыляясь, стал смотреть на парня, который, усадив девицу на плечи, кружился возле ёлки. Барышня пищала и тянулась к раскидистой лапе, пытаясь достать висящую на ней надувную игрушку. Во, если он сейчас споткнётся – то-то смеху будет…
– Бра-а-а-а-тан! – заорал кто-то в самое ухо и с силой толкнул в плечо.
Максим вздрогнул. Рядом стоял незнакомый, румяный, толстощекий парень. На голове у него была точная копия красного колпака, увенчанная таким же белым шариком. Парень улыбался так, будто и впрямь нежданно встретил родного брата. Или, по крайней мере, старинного приятеля. Повернувшись, он махнул кому-то рукой и крикнул на всю площадь:
– Народ, давай сюда! Тут ещё один дедушка…
Словно из ниоткуда появилась галдящая в разнобой компания – головы всех парней и девчонок украшали дедоморозовские шапки. В мгновенье ока Максим оказался в центре круга.
– Тебя как звать-то, родимый? – спросил тот же толстяк.
– Максим, – ответил он, пожимая протянутую руку.
– Очень приятно. Царь, – представился затасканной шуткой весельчак, тряся его ладонь. – Давай, Максимыч, за новый год.
Кто-то сунул ему пластиковый стаканчик, который «Царь» щедрой рукой наполнил жидкостью из бутылки, извлечённой из-под куртки.
– Спасибо, ребят. С новым годом! – не колеблясь, он махом опрокинул содержимое внутрь под одобрительное улюлюканье.
Худенькая девчонка со смешным, покрасневшим от холода носом протянула бутерброд со шпротом.
– А снегурка твоя где? Пропил, что ли? – продолжал светскую беседу «Царь».
– Типа того, – ответил Максим, жуя пахнущую водкой рыбину. – Да ну её на хрен…
Компания взорвалась смехом, будто веселее ответа никто в жизни не слышал.
– Наш человек! – одобрил «Царь». – У нас этих снегурок – хоть жопой ешь! Сейчас и тебе найдём! Давай ещё, жахни…
Максим опорожнил ещё один стакан и передал его в чью-то нетерпеливо тянущуюся руку. Закурив и угостив желающих, коих оказалось немало, сигаретами, он постоял ещё несколько минут, наслаждаясь непривычным и приятным чувством «своего среди своих». А потом ещё раз поздравил всех с праздником и, похлопав по спине полезшего обниматься толстяка, пошёл своей дорогой.
– Заходи, если что!!! – на прощанье крикнул «Царь» и помахал рукой.
– Добре! – пообещал Максим, махая в ответ.
Ветераны
) и тока время от времени тут же закуривал и, попыхивая цигаркой в зубах, продолжал тискать клавиши. Ни дать, ни взять - поэт Маньяковский в творческом припадке ( 
Голос за кадром: "Никогда ещё R.F. не был так близко к провалу 
Я думал я один тут такой "застрявший на век" 
Нужно было, конечно, сперва хотя бы родить до конца, а потом уж вас звать "в отведки" 
