- Да-да, иду, иду! Просто подождите. Времена, когда я мог пробежаться, уже описываются
в учебниках истории. – Сухой смешок. - Добрый день, входите. Жарко, неправда ли?
- Добрый день. Да, вы правы. Бог за что-то зол на тех, у кого нет кондиционеров.
- Проходите, располагайтесь. Чай, кофе?
- Нет, благодарю, у меня сегодня еще много дел, я хотел бы поскорее. В вашем письме…
- Присаживайтесь. В моем письме все правда. Вы не зря приехали, мистер…
- О, прошу прощения. Диз, Ричард Диз.
- Итак, мистер Диз, в моем письме сказано, что я прожил интересную жизнь. Я
поклонник вашей газеты и считаю, что мой рассказ как раз для нее.
- Прошу продолжайте, а подходит ли она для газеты, решит главный редактор. У меня
действительно совсем мало времени, так что, если вы не против, сразу к делу.
- Хорошо. Я долго думал, если на мое письмо ответят, то как начать свой рассказ?
Пожалуй, начну с начала…

…В январе 1936-го, три с половиной года спустя после Слезных Дождей – феномена,
когда летом на штат обрушились соленые ливни, в детский приют города Монро,
Луизиана, работник местной больницы привез ребенка. Единственное, что о нем можно
было тогда сказать, это что он мальчик и его мать умерла при родах. Об отце ничего не
было известно. Казалось, история каких не счесть, но мальчик выделялся тем, что родился
уже после смерти матери. Из рассказа сотрудника больницы и заметки в местной газете
было понятно, что его мать попала в автокатастрофу недалеко от больницы, при ударе,
видимо неслабом, ей начисто оторвало голову. Лишь недюжее мастерство врача,
дежурившего в тот день, и близость больницы спасли ребенка.
В тот год в приюте было немного «постояльцев», и это позволяло уделять каждому из
них отдельное внимание. Воспитанием мальчика занялась чернокожая девушка, Эбби
Троттс. Она была веселой и не отказывалась ни от каких поручений, а приют был
свободен от предрассудков, связанных с цветом кожи, и работу она получила без труда.
Впрочем, кто первый проявил инициативу в их знакомстве, еще не известно. Эбби умела и
любила играть на гитаре и жила при приюте, поэтому ее игру можно было слышать в
разных его уголках. Музыка нравилась многим, в том числе и маленькому новичку,
который, чуть послышатся первые аккорды, начинал улыбаться так, что казалось треснут
щеки. Со временем это не могло не перерасти в привязанность.
Логическим развитием событий стал вопрос об имени ребенка. Не было сюрпризом то,
что «автором» имени была Эбби. Она назвала его Вандером, Вандером Чарактом. В
определенной степени на имя повлиял удивительный факт рождения мальчика.

- А это вообще возможно, чтобы женщина родила после такой ужасной смерти?
- Ну вы же разговариваете со мной. Вот он я, Вандер, собственной персоной. Хотите
потрогать?
- Нет, это лишнее. Что было дальше?
- В принципе, в приюте ничего интересного не происходило. Интересного для вас,
разумеется. Эбби занималась моим образованием, научила играть на гитаре. Может вас
заинтересует то, что я учился с нашим президентом?
- Серьезно? Да, это было бы интересно, расскажите.
- Так вот…
… в ’54-м году, когда Вандеру уже было 18 лет, он решил поступить в университет. Его
выбор пал на университет штата Мэн. Эбби оказалась хорошим учителем, а он, в свою
очередь, талантливым учеником, и с поступлением проблем не возникло. Первые два года
они еще поддерживали связь письмами, но позже потеряли и больше не видели друг
друга. В университете, как и все в Америке 50-х годов, жизнь текла сонно и медленно. В
один из таких дней в комнату спящего Вандера настойчиво постучали.
На пороге стоял среднего роста парень и староста этажа. Первый молча протиснулся
между еще сонным студентом и дверным косяком в комнату, на плечах у него был
рюкзак, в руках небольшой чемодан. Второй с улыбкой сказал:
- Распишитесь в получении. Это твой сосед. Первокурсник. На его этаже мест не
хватило, а ты живешь один. Надеюсь, вы поладите. – Затем развернулся и направился
восвояси.
Ван, как его теперь называли, закрыл дверь, повернулся, с сожалением глянул на
смятую, еще теплую постель, и побрел к стулу, на котором висели его брюки и рубашка.
- Вандер, можешь звать меня Ван. – Он протянул руку лежащему на второй кровати
новоявленному сожителю.
- Грег, - ответил тот, - так и зови.
С этими словами он отвернулся к стене, так и не подав руки. «Дружбы не выйдет»,
подумал Ван, взял тетрадь, карандаш и пошел в библиотеку: спать уже не хотелось, а до
занятий было еще далеко. Да и в библиотеку он пошел не ради улучшения отметок. Дело в
том, что Ван любил коллекционировать факты – даты, события, цифры, результаты
социологических исследований и тому подобное. Ему нравилось вставлять в разговор
какой-нибудь из особенно понравившихся фактов. Например, он знал, что в 1896 году
началась война между Англией и Занзибаром – самая короткая в истории. Занзибар
капитулировал через 38 минут. Знал, что двенадцать новорожденных ежедневно попадают
по ошибке не к своим родителям. Когда он впервые прочел об этом, это заставило его
задуматься о том, исправляются ли потом эти ошибки или эти жизни так и катятся по
чужой колее? Да и не перепутали ли его самого, не разъезжает ли Лжевандер на дорогих
автомобилях, не ест ли в дорогих ресторанах, и все это из-за халатности медработника.
Но с другой стороны, Лжевандер мог иметь несчастье спать на улице, голодать, быть
носителем ужасной болезни или вообще уже погиб нелепой смертью и его гниющий,
распухший труп плавает лицом вниз в каком-нибудь коллекторе. Так что повода унывать
Ван не видел, он знал множество фактов, свидетельствующих о том, на сколько хуже его
живется большинству людям планеты.
С Грегом Ван прожил три месяца. Все это время Ван видел либо его спину на кровати,
либо лицо с легкой улыбкой, уставившееся в потолок. Насколько он знал, его фамилия
была Стилсон, у него не было друзей, и со сверстниками он не общался, но постоянно где-
то пропадал, а если и находился в комнате, то Ван сам старался уйти, обычно в
библиотеку: неприятно было находиться в комнате с человеком, который постоянно
молчит и смотрит в потолок. Да еще его усмешка… Как будто он вспоминает свои
прогулки, а тебе вовсе не хочется знать их подробности. Однажды Вану приснилось, что
он проснулся посреди ночи, а над ним висело улыбающееся лицо Грега. Ван попробовал
встать, но понял, что привязан к кровати его постельным бельем. Грег улыбается еще
шире, видя тщетность попыток выбраться. Затем он садится на угол кровати и начинает
рассказывать как провел последнюю неделю. Как отрезал садовыми ножницами лапы у
пойманных им животных, полностью или частично; как выкалывал им глаза и отрезал
уши, затем перевязывал их и отпускал (о таких случаях писали в местных газетах –
страдали не только бродячие, но и домашние животные); как завел в подвале
заброшенного дома собаку и скармливал ей купленных в зоомагазине или пойманных на
улице животных, а потом просто заморил ее голодом, и еще много подобных историй.
Потом он замолчал, улыбнулся неправдоподобно широкой улыбкой, обнажив ряд острых
зубов, и впился ими в лицо Вану.
Проснувшись, он не закричал лишь благодаря временному параличу, какой бывает после
кошмаров, а когда пришел в себя, посмотрел на Грега, тот лежал лицом к стене и Ван,
смотря на его затылок, мог поклясться, что он улыбается.
Через неделю Грега переселили к своим сверстникам. Это был не Один-из-самых-
счастливых-дней в жизни Вана, но претендент на это звание. Через три дня после съезда
соседа, проведенных в приподнятом настроении, Вану снова пришлось вспомнить его
улыбку. По запаху, в дальнем углу нижнего ящика стола он нашел лапку кролика. В
подушечку на ступне была продета тонкая веревка – самодельный амулет, приносящий
удачу.

- Еще мне запомнилась его фраза, которую он выкрикнул после того, как провалил
очередной экзамен, от которого зависело его отчисление: «Весь мир еще обо мне узнает, а
когда узнает, пожалеет!»
- Он так сказал? Вы не против, если я процитирую некоторые фразы от вашего имени?
- Нет, отчего же. Кстати именно после того, как я услышал в новостях в январе семьдесят
девятого о том, что на Грега покушались, и потом, позже, как он обошел на выборах
Рейгана, я задумался о своем влиянии на окружающих, о котором я вам написал.
- А есть ли еще подобные случаи? Ну, вы понимаете… С кем еще из знаменитостей вы
общались в прошлом?
- Нет, таких крупных нет. Да и кто знает, может они себя еще проявят. А мелочи - пруд
пруди: постоянно слышал о сверстниках, то один приз в каком-то конкурсе выиграет, то
другой, при чем именно те, с кем я как-то контактировал. Позже я еще преподавал в
университете, который закончил, так вот – ни один из тех, у кого я вел, не погиб во
Вьетнаме. А вы знаете, сколько тогда студентов не вернулось. Но есть и другая сторона –
с 78-го по 79-й я преподавал еще и вЮвинской школе, в Чемберлене. Позвал меня туда
один из моих бывших сверстников, Генри Грейл, он был директором той школы. Так вот,
почти все, у кого я преподавал там, погибли при пожаре на выпускном балу. С тех пор,
собственно говоря, я и не работаю, и вообще стараюсь ни с кем не общаться. Но такая
жизнь очень скучна – сидишь весь день дома, смотришь сериалы, рекламу, фильмы, снова
рекламу, игруМонархов в записи и снова рекламу… Вот я и решил вам написать, сам не
знаю ради чего.
- Я думаю, статья из этого выйдет небольшая, редактор, да и я сам, многое опустим. Вот
о президенте я постараюсь передать все полностью. А вы, кстати, не за него ли
голосовали?