I

Лежа на рельсах, в темноте он мучительно пытался вспомнить, как его зовут. Он
итак всю жизнь соображал не очень резво, даже можно сказать туго, а сейчас одна лишь
попытка вспомнить имя отнимала бесконечно много сил. Боль уже ушла - ушла в одно
мгновение, точно также как и появилась. Он почувствовал, что наконец-то обрел то, к
чему шел всю жизнь – покой. Именно покоя он, возможно неосознанно, искал с самого
рождения. Глаза закрывались сами собой. И тут его мозг озарила очень яркая и четкая
мысль: «Я умираю». Тьма вокруг сгущалась все сильнее, а он так и не вспомнил своего
имени. Ему казалось, что единственное, что еще противостоит мраку, так это его мысли.
Перед тем как мрак закрыл все окружающее от его взора, мелькнула последняя мысль:
«Джон частенько говорил, что как бы тяжело не было, всегда есть свет в конце тоннеля…
Черт, как же меня зовут?»
Вдруг он вспомнил... Кларк… Кларк Уотсон. Его зовут Кларк Уотсон! И его разум
затопила вспышка белого света…

II

Кларк никогда не знал своих настоящих родителей. Он их просто не помнил. Его
мать, 18-ти летняя Сессилия Уотсон, скончалась при родах. Она успела лишь увидеть
своего новорожденного сына – младенца весом чуть больше четырех килограмм, и уже
слабеющим голосом прошептать:
- Кларк… Его имя Кларк Уотсон.
После чего она скончалась от обильного внутреннего кровотечения в клинике небольшого
городка, где появилась незадолго до родов, видимо сбежав из дому. Два врача этой
клиники, принимавшие роды, даже не пытались ее спасти – у нее не было страховки и
родственников, которые бы могли оплатить ее лечение, кроме того, она была
наркоманкой, которых оба врача мало, что не одобряли – они их просто ненавидели - так к
чему напрягаться и переводить время и медикаменты? Они осмотрели ребенка и,
убедившись, что с ним все в порядке, пошли на ланч – им сегодня еще предстояло
несколько довольно-таки трудных операций, а потому нужно было подкрепиться и
отдохнуть.
Так как за телом никто не пришел, Сессилия была похоронена на кладбище за
городской счет. На похоронах не было никого, кроме двух могильщиков. В тот день был
жуткий ветер и дождь хлестал как из ведра, а потому они вырыли могилу и небрежно
скинули туда гроб, после чего поспешили забросать его землей и отправиться в бар к
Джонни, чтобы пропустить по стаканчику.
О том, кто отец ребенка никто, само собой, не ведал. Сессилию никто не знал, зато
постоянно видели с разными парнями, которым она была готова отдаться за дозу. Ответ
на этот вопрос персонал клиники получил только через две недели после рождения
младенца, когда уже оформлялись документы для передачи новорожденного в дом
ребенка штата. В клинику пришел двадцатидвухлетний Питер Конелли. Этот парень слыл
алкоголиком (и это в двадцать два года!) и бездельником. Он работал в прачечной у
Мэредит Спаркс. Все, что он там зарабатывал, просаживалось на игровые автоматы и
выпивку. Пил он много, вот и сейчас перегаром от него несло за полмили, но сам он был
трезв, что было довольно-таки удивительно. Он подошел к регистратуре и сказал:
- Привет. Я пришел за своим ребенком.
- Фамилия? – спросила дежурная медсестра.
- Моя или ребенка? – тупо спросил Конелли.
- Разумеется, ребенка, - ответила удивленная медсестра.
- Не знаю, - ответил он, - Уотсон или Конелли… наверное, - добавил он без особого
энтузиазма. Медсестра просмотрела журнал новорожденных и нашла фамилию Уотсон.
- У Вас родился сын, - сообщила она Питеру. – Его мать скончалась при родах, но
она успела дать ему имя – Кларк.
- Прямо как чертов Кларк Кент, долбаный Супермен, - недовольно буркнул Конелли.
– Я могу его увидеть?
- Конечно. Вам придется подождать несколько минут, пока я не позову доктора.
Он готов был ждать хоть сто лет. Ребенок ему нужен был лишь для того, чтобы получать
ежемесячное пособие для малоимущих семей с детьми, а потому он готов был пойти на
все, лишь бы выйти отсюда со своим сыном и всеми необходимыми документами.
Когда пришел врач, он долго беседовал с Питом, не скрывая своего брезгливого
отношения к нему. Он рассказал ему все, что тому нужно было знать об уходе за ребенком
и, глядя на то, как этот «чертов хиппи» записывает на клочке бумаги все рекомендации,
думал лишь о том, что теперь не нужно будет заниматься бумажной волокитой, связанной
с передачей младенца в дом ребенка. После того, как были оформлены все бумаги на
отцовство и опекунство, довольный Питер Конелли уехал к себе домой на своем мустанге,
на переднем сиденье которого лежал и безмятежно спал маленький Кларк. Он даже
представить себе не мог, какие испытания уготованы ему судьбой.

III

Забирая ребенка домой, Питер Конелли думал лишь о ежемесячном пособии,
которое он будет получать – конечно оно небольшое, но на игру в автоматах и на пару
бутылок хватать будет - что еще для счастья надо? Единственное о чем он совсем не
думал, так это о тех трудностях, которые так или иначе связаны с появлением в доме
ребенка. А потому, приехав домой, он перенес младенца в дом, положил его на кресло и
через пять минут уже валялся на кровати, с бутылкой дешевого виски в руке. По мере
опустошения бутылки забывались все советы и наставления доктора, забывались
проблемы и невзгоды, забывалось все – и Питер Конелли уснул, уронив почти пустую
бутылку на пол. Остатки виски вылились на ковер, но никому до этого уже не было дела.
Проснулся Пит от того, что ребенок кричал. Громко и надрывно. Кое-как продрав
глаза, он взглянул на часы. Они показывали три часа ночи. Он грязно выругался, кое-как
поднялся с кровати и подошел к креслу, на котором оставил Кларка. Он не знал, что
нужно делать в таких случаях, а если и знал, то все это уже давно вылетело из его головы.
Он не смог придумать ничего лучше, чем взять ребенка на руки и покачать его. Это у него
получалось неумело и грубо – отчасти оттого, что он никогда этим не занимался, отчасти
потому, что он еще не проспался и был пьян. Сначала маленький Кларк вроде присмирел,
но потом разразился еще более громким плачем. Этот плач, стал действовать Питу на
нервы. Он увеличил амплитуду движений руками, но и это не помогло – ребенок
продолжал истошно кричать. Со злости, Питер швырнул младенца обратно на кресло.
Ребенку это дало лишь очередной повод для крика и плача .
В конце концов, плач ребенка вывел Питера из себя. Он взял его за ножку и скинул с
кресла на пол. Ребенок затих. Конелли облегченно вздохнул и уже собирался нырнуть
обратно в блаженный сон, навеянный алкоголем, как вдруг увидел кровь, которая
растекалась маленькой лужицей вокруг младенца. В ужасе Конелли взял ребенка на руки
и осмотрел его. Голова была пробита сзади, в том месте, которым, по всей видимости,
ребенок ударился об пол. Из раны текла кровь и еще, что-то серое. Питер в ужасе
положил ребенка на свою кровать, кое-как спеленал его одеялом и стал метаться по
комнате, кидая в дорожную сумку все, что ему казалось необходимым. Собравшись, он
взял младенца и пулей вылетел из дома. Он сел в свой мустанг и так лихо рванул с места,
что маленький Кларк Уотсон, чуть было не слетел с переднего сиденья (куда положил его
Пит) на пол. Мысли лихорадочно метались у Питера в голове. Он уже видел, как к нему
заявляются копы и арестовывают за жестокое обращение с детьми. Но в тюрьму он не
хотел, а потому делал то, что первым пришло ему в голову. Он гнал, буквально вжав
педаль газа в пол. И лишь доехав до соседнего городка, он сбавил скорость и поехал к
больнице. Подъехав к главному входу, он не стал глушить двигатель, а взял ребенка и
бегом кинулся внутрь клиники.
Холл больницы был пуст, если не считать дежурной медсестры: больных в такое
время суток здесь никогда не было, а ночная смена врачей наверняка сидела в одном из
кабинетов в полном составе и пыталась скоротать ночь за игрой в покер. Медсестра на
ресепшене дремала. Для Питера Конелли все складывалось как нельзя лучше. Он
осторожно, стараясь производить поменьше шума, подошел к ресепшену и положил
ребенка прямо на стол перед медсестрой. Потом быстро, но все так же тихо он вышел из
больницы, сел в машину и рванул с места. Остановившись у первого телефона-автомата,
Конелли вышел из машины, огляделся по сторонам и после этого позвонил в больницу,
где он оставил своего сына. Услышав сонное «алло», Питер Конелли повесил трубку. Он
сел в машину и уехал под покровом ночи дальше по шоссе.
А в это время удивленная и напуганная медсестра звала на помощь ночную смену
врачей. На ее столе лежал младенец, небрежно завернутый в одеяло, к которому была
скотчем приклеена записка из четырех слов: «Его зовут Кларк Уотсон». Врачи прибежали
на ее крики, и увидев ребенка с его раной, мгновенно отвезли его в операционную.
Операция была сложной и продолжалась около шести часов. За это время ребенок потерял
много крови и часть серого вещества. На его затылке, на том месте, которым он ударился
при падении с кресла, навсегда осталась глубокая вмятина. Когда все уже было позади
хирург, проводивший операцию, с сожалением сказал:
- И у кого только рука поднялась на такую крошку. Теперь он на всю жизнь скорее
всего будет недоразвитым. Знал бы, кто такое сотворил - лично подвесил бы за яйца. Будь
он проклят, кем бы он не был
И бригада врачей, помогавших ему, понимающе и с сожалением закивали. С ребенком
действительно обошлись жестоко, но вряд ли кто-нибудь из них когда-нибудь узнает, кто
это сделал.
Впрочем, проклятие врача отчасти настигло Питера Конелли. Через месяц после
того, как он подбросил своего сына в больницу, его нашли в придорожной канаве в