За ней последовали недоваренные яйца, три растолчённые под тяжестью котлеты и булка хлеба. Последняя оказалась там не в силу какого-то внешнего или вкусового дефекта, а благодаря пытливому детскому уму, решившему на практике определить, поплывёт хлеб или утонет. Утонул, за что Серый заработал по фофану от товарищей.
В те годы мы не задумывались о загрязнении водоёмов, вероятности кого-то поранить или ином последствии своих действий. Казалось, течение унесёт всё. Но уже спустя пять лет, стараниями местных и приезжих, река превратилась в запретное для купания место и рассадник заразы.
— Ух, ноги болят. Будь у нас машина, добрались бы быстро, — сказал Лев, когда мы, поев, сидели в тени насыщенного листвой куста.
— Вот заладил, — взялся за голову Серый. — Скажи ему, Михан.
— Что именно?
— Ну, ты же самый начитанный из нас. Тебе всегда есть, что.
А говорить совсем не хотелось. Я не выспался, опасаясь не расслышать будильник, несколько часов нёс тяжёлый рюкзак и теперь, усталый, с удовольствием бы вздремнул до вечера.
— Отмалчиваешься? — с наигранной враждебностью спросил Серый. Он сдвинул к носу брови, отчего напомнил филина. — Ну, хорошо. Можешь не издавать ни звука, но вечером, когда мы окажемся под мостом, я хочу, чтобы каждый из нас, как раньше, рассказал по страшной истории у костра. От тебя, Михан, я жду лучшую.
— О да, Мишка в них на высоте, — согласилась Бага. — Ему бы книги писать, а не читать. Вышло бы супер. — Только, чур, Серёга, чтобы ты не пересказывал фильмы, как в прошлый раз, а действительно сочинил что-то.
— Это не фильмы! Так и было на самом деле!
— Да, да, — подавила смешок она.
В путь двинулись после отдыха, с похудевшими рюкзаками, намеренные достигнуть моста до темноты. Я присоединился к Серому, оставив Багу и вяло переваливающегося Льва, позади.
Пустая дорога уходила в гору. На этой, светло-песчаного цвета полоске, едва различимы, с трудом пробирались четыре детские фигуры. Растительность поредела, но впереди высились смешанные лесополосы из тополей, дубов и орешников.
Частые порывы ветра доносили переливающийся смех Баги, способной даже с её ограниченным собеседником, найти тему увлекательную для обоих. Серый тоже всё время говорил, но я пропускал мимо ушей, кивал и угукал на изредка улавливаемые фразы: «и я ему такой… а он мне… и потом, не более чем…».
Серый хвастался: он посмотрел какой-то невероятный фильм с чудовищами, погонями и катастрофами. Как и раньше, в таких случаях, «по стечению обстоятельств», кассета неожиданно оказалась у друга, впоследствии уехавшего куда-то, где он случайно её потерял. Позже я узнал: многие дружили в детстве с детьми, рассказывающими об удивительных покупках, знакомых или фактах, проверить которые, оказывалось невозможно: всегда будто что-то мешало.
Тем не менее, Серый хороший друг, если закрыть глаза на бахвальство и привычку задаваться. Это с ним мы отважились на поход в развалины старой больницы, где, заблудившись, плутали несколько часов. Вернулись в паутине, грязные, но полные впечатлений и совсем отвыкшие от солнца. Два вампира из склепа, ей-богу. И кто как не он, каждый раз, не смотря на провалы, соглашался экспериментировать, вызывая пиковую даму, жвачного короля и русалок. Увы, никто не появился, но, как сказал Серый, мальчик из соседнего дома, таки смог увидеть пиковую даму, правда она задушила его семью и всех, кто знал об этой истории, так что ни квартиру, ни подъезд не узнать. Кто же рассказал об этом ему, лучший друг, к сожалению, открыть не мог — взяли слово. С годами я верил в эту историю всё меньше, но на всякий случай избегал входить в дом №72 по улице Ленина.
Бага опередила нас и шла всё быстрее, поглядывая по сторонам. Наконец, возле одного, особо густого куста, она остановилась и с самой возможной для неё серьёзностью заявила:
— Мне нужно пописать. Если хоть один из вас, сунется подсмотреть, клянусь, я его покалечу. Особенно это касается тебя. — Она указала на Серого.
— Без вопросов, — согласился он. Однако стоило Баге теряться в зарослях и присесть, как Серый подскочил и затряс листву. — У нас землетрясение! — Загоготал он.
— Ну, всё, я убью тебя, — пообещала девочка, хотя, по голосу слышалось, что ей тоже смешно.
Выбравшись, она первым делом помчалась за Серым. Оба хорошо бегали, но неровная земля мешала разогнаться в полную силу. На одном из бугорков Серый поскользнулся, рюкзак перевесил, и мальчик рухнул на бок, кувырком, скатившись несколько метров.
Не смотря на то, что такое падение могло быть опасным, мы залились хохотом. Трясясь от смеха, Бага протянула Серому руку.
— Что-то с ногой, — пожаловался он.
— Будет тебе наука на будущее, — погрозила пальцем девочка. — Что с ней?
Он встал и, попробовав опереться, скривился.
— Идти смогу, но меня нужно поддерживать, чтобы весь вес не приходился на неё.
— Может, вернёмся? — предложил Лев.
— Ни в коем случае. Найдите палку для опоры, и пойдём дальше.
МЫ поспешно разошлись. Я лениво разгребал высокую траву, не надеясь обнаружить что-то подходящее. Поблизости суетилась Бага. Нас отвлёк крик Льва:
— Нашёл! Идите сюда. — И через секунду: — Пожалуйста!
— Ох, ты ж блин, — вздрогнула Бага, увидев чёрного ужа, свернувшегося на подходящего размера ветке. Блестящий язык то и дело выскальзывал из змеиной пасти, тело раздувалось от напряжённого дыхания, а повёрнутый к нам глаз следил за каждым движением.
— Они разве не должны уже находиться в спячке? — спросил меня Лев.
— Нет. Ещё целый месяц.
— Но ведь это же уж, — рассмеялся подошедший Серый. Он держался рукой за бедро, будто это облегчало нагрузку на ногу.
— Ужи спариваются с гадюками, — пояснил я. — Он может быть ядовит.
— Заразная, резиновая шланга! — выругался Серый. — Мне нужна эта палка!
Поразмыслив, я снял кед и швырнул в змею, так, чтобы не ударить, а лишь напугать. Обувь плюхнулась на траву.
Секунду рептилия не шевелилась, рассматривая упавший снаряд, а после соскользнула с ветки и заползла внутрь кеда. Кончик хвоста остался торчать.
— Это издевательство! — развёл я руками.
— Действуй решительней, — бросила Бага и с размаху залепила ногой по обуви.
Змея и кед разлетелись в стороны. Уж перекрутился в воздухе и благополучно плюхнулся на мягкую траву. Кед, как колесо, прокатился по земле и встал на подошву.
— Блин, — восхитился Серый, — С таким напором тебя бы да в президенты.
— В президентки, — поправил Лев.
Они смерили друг друга недовольными взглядами и повернулись ко мне, сведущему в литературных вопросах, чтобы услышать истину.
— Нечего ей там делать, — буркнул я. — Пошли дальше.
Вооружившись палкой, словно Моисей, ведущий народ Израиля, Серый брёл впереди, бок о бок с Багой. Они первым взобрались на гору.
Достигнув вершины, где располагался исполинских размеров вяз, мы осмотрелись. Вид открывался сказочный: сверкающие воды реки, извилистая тропа, деревья и далёкий холм города, откуда началось путешествие. Всё это накрывал могучий голубой купол, лениво ворочающийся над необъятными земными просторами. В облаках угадывались формы зверей и домов: вот свинья, рядом — церковь, левее — паровоз. Сочетание странное для ума взрослого, но стоит взглянуть иначе, и вот, вырисовывается чёткая картина, история, написанная на небосводе.
«Вечное небо» — всплыла в памяти глубочайшая из метафор, известных мне. И пусть она стара и затёрта до дыр — это никак не отменяет гения Толстого. Плохой стилист, чьи предложения изобилуют повторами не только слов, но и целых выражений, он, тем не менее, являлся великим философом, титаном мысли. Как точно и лаконично в «Войне и мире» он, одной фразой, обозначил бренность всего, связанного с человечеством, не фоне величия природы и космоса.
Вечное небо взирает с высоты, отстранённо, не делая предпочтений для бегущей по полю мыши или битвы, решающей судьбу человечества. Оно видело всё, оставаясь неизменным. Всегда простирало одинаковые облака: при возведении египетских пирамид, мчащем на коне Наполеоне, тонущей Атлантиде, Штраусе, сочиняющем «Медленный Вальс». Исказилась поверхность планеты, ушли в хаос и родились бесчисленные государства, но небо, вечное небо, такое, как и всегда, осталось прежним, восхищая поэтов и мечтателей, блистая холодными звёздами, извергая молнии, сохраняя тайны планет. Где-то там, в вечности и безграничности, за увиденной Булгаковым лунной дорогой , зловещим Югготом и далёкой планетой Маленького Принца , вращаются иные миры, непостижимые для людского разума. Они манят детей и романтиков, чувствующих немного больше повседневной реальности. Такие, открытые для нового существа, словно сомнамбулы, пребывают в двух состояниях, и, поднимая глаза над землёй, видят, как фантазия вырисовывает в облаках замки и башни.
— Говорят, — пробормотал Серый, до жути похожий на пророка, взирающего с горы Синай , — что иногда на небе люди видят огромные кресты, цифры или даже целые предсказания с посланиями.
Я не знал, выдумывает он или нет, но слышал подобное. Прочёл или увидел по телевизору — кто упомнит. Даже если Серый пытался приврать, он попал близко к истине.
— Мы их точно не увидим, — сказал Лев. — Не святые же.
— А я слышала, Богородица являлась трём детям и говорила о будущем .
— Не верю в это, — возразил Серый. — Вот инопланетяне — другое дело.
— Кстати, — повернулся к ним я, — помните, в «Секретных материалах»… — Последовал долгий пересказ серии, высказывались мнения, распалились споры. Мы непринуждённо, сменили тему. Тот возраст — последняя черта, когда нет серьёзных или глупых тем: пришельцы, призраки, василиски — всё подлежит обсуждению и анализу.
В преддверии осени из закоулков памяти всплыли школьные учителя.
— Говорю же, он торговал наркотой, — разоблачал Серый пожилого трудовика, когда мы, воодушевлённые беседой, обогнули гору.