Идите за мной. Не говорите, что не знаете, куда я вас позову. Не говорите, что не слышали дождя в моем голосе. Не
оборачивайтесь на полпути, в напрасной надежде увидеть путь, по которому пришли. В серой пустыне надежд, в сером шуме дождя,
тропинка обрывается прямо за каблуками ваших истоптанных сапог. Сжимайте крепче свой дорожный мешок. Пусть хлам, который вы
несете с собой, станет той нитью, что свяжет начало пути, и его окончание. Ненужные вещи, в которых прошлое, настоящее и будущее
помогут обрести равновесие, ибо путь наш будет долог, бесконечно долог…
Мы пройдем путь, от начала до конца. Не останавливаясь ни на минуту, поскольку время не имеет для вас смысл на этой
дороге, как не имеет значения цель пути. Важен сам путь. Вперед. По дороге безумия. Мимо радужных грез, мимо белых берез и
вековых сосен. В темный лес, где во тьме светятся алыми огоньками чьи-то взгляды. Где оживают странные образы, которые хранились
в памяти, ожидая своего часа.
Может быть, цель нашего пути лежит где-то за горизонтом, за далекими землями, где старые болота и унылые пустоши, за
границей бесплодных земель. Кто знает…
Это наш путь – и мы пройдем его. Путь по дороге безумия. До конца.

Попрыгунчик, милый крошка
Ягоды клади в лукошко
Чаззет, чиззет, чеззет,
Все в лукошко влезет
С. Кинг «Темная башня»

1.
- Знаете, Анна, вы делаете потрясающие успехи – доктор Марфин сложил пальцы рук в замок и уставился на нее тяжелым
взглядом – просто потрясающие…
Анна сидела, безучастно слушая, как монотонный осенний дождь выбивает нудный ритм на грязных окнах в кабинете
профессора. Вечер сковал разум тоскливой пустотой ожидания. Пространство кабинета наполнилось сумраком, который тщетно
пытались развеять пыльные люстры на потолке.
Доктор восседал за столом, возвышаясь над ней, словно жрец, готовящийся принести жертву неведомым богам. Бездонные
глаза буравили пациентку.
(Ну же, давай, скажи, что нибудь против…)
Анна замерла. Она знала, на что способен Марфин, если его хорошенько разозлить. Кому, как ни ей, были известны способы
утихомирить разбушевавшегося (не больного, нет - ты хотела сказать психа, ну из тех, у которых тараканы в голове, которые не дружат
с собственными мыслями, выпуская их из под контроля, на свободу…) пациента, не прибегая к грубому физическому воздействию.
Нет, доктор действовал намного деликатнее. Уж он-то знал, как успокоить Анну, будьте уверены.
За шесть месяцев, проведенные в лечебнице, Анна на своей шкуре испытала, все прелести психиатрии. По правде, говоря, ей
было достаточно. Где-то в глубине души она верила, что когда нибудь, пусть не сегодня и не завтра, и даже не через месяц, но все-таки
когда нибудь, она вырвется из этого кошмара. В мир, где люди живут, наслаждаясь свободой, где нет смирительных рубашек
(смирительная рубашка может стать средством воспитания, уж поверьте – главное правильно затянуть ремешки, потуже…), где нет
уколов, от которых горит тело и хочется ногтями разодрать кожу, содрать ее, чтобы добраться до нестерпимого зуда, но вместо этого
ты лежишь на полу и тихонько подвываешь, пытаясь остаться собой, пытаясь сохранить остатки того, что когда-то было твоей душой,
остатки личности, ее следы, ее тень…
Анна верила в это, прекрасно понимая, что никогда не покинет стены лечебницы, поскольку доктор никогда не отпустит ее.
Временами ей начинало казаться, что Марфин находит смысл жизни в том, чтобы разбивать ее разум на мелкие части, чтобы потом,
сопя от удовольствия, собирать из мутных, кривых осколков, новое отражение, новую Анну. Вот только, почему-то меньше всего, ей
хотелось стать такой, какой желал бы видеть ее доктор Марфин.
Она не знала, что двигало доктором – возможно интерес, с которым тринадцатилетний подросток, с покрытым угрями лицом,
втайне мечтающий засадить той девчонке, что живет напротив, но вместо этого спускающий пары в туалете, на красоток из отцовского
журнала, насаживает бабочек на иглу, чтобы с воистину фрейдистским удовольствием наблюдать, как трепещет насекомое,
проворачиваясь вокруг стального жала, которое пригвоздило его к дыбе. Возможно суперэго Марфина, не допускало мысли, о
возможной неудаче в лечении столь перспективной больной, заставляя доктора, прибегать к новым способам навести порядок в ее
мозгах. Иногда, Анна склонялась к мысли, что это могло быть каким нибудь дьявольским хобби профессора людских душ. Правда
такая мысль посещала ее редко – она-то знала, кто был настоящим коллекционером человеческих страданий – еще один специалист по
восстановлению хрупкого равновесия в изнеможенных полушариях больного мозга, знаток своего дела. Добрый доктор, посещающий
ее сны. Доктор по имени (смерть и ужас) Бо. Этакий эквивалент чистого зла, выделенный в блеклую тень, которая ложилась на ее
жизнь, отравляя земные радости. Доктор Бо – мерзкая тварь (но-но, полегче красавица, не так сильно, нам еще предстоит много
радости вместе…), живущая в ее подсознании, питающаяся не страхом, (страх это просто эмоции, трепетное существование организма,
регулируемое гормонами), нет, – той тонкой материей, что лежит в основе страха, частичкой ее души…
Когда-то в детстве Анне довелось увидеть фильм, в котором главный герой, такой же неутомимый проказник, посещал детские
сны, забирая жизнь. Умрешь во сне – умрешь наяву. Красно-черный, полосатый свитер, отвратительная обожженная маска вместо лица
– настоящий кошмар. Существо питалось страданиями детей, жило за границей дня и ночи, в темной половине. Когда зажегся свет, и
зрители потянулись к выходу, она сидела, тупо рассматривая надпись на спинке кресла, впереди («Чеззет» – вот, что там было
написано, и не спрашивайте меня, что это означает). Для кого-то фильм стал очередной страшилкой, под которую можно есть поп-
корн, или тискать полную увесистую грудь подруги, с полной уверенностью, что в темноте кинозала, никто не обратит внимание на
твою подростковую похоть. Кто-то просто провел время, находясь в сладостной полудреме, равнодушно созерцая происходящее на
белой простыне, обращая внимание лишь на особо кровавые спецэффекты. Для них два часа проведенные в темноте оказались лишь
блеклым эпизодом, который найдет свое место на задворках памяти, но не для Анны, нет. Совсем нет.
Для нее фильм стал откровением. Вот только существо, которое жило в ее снах, было куда страшнее киношного злодея. Если
умрешь во сне, то умрешь и наяву – этот принцип не срабатывал с ее проклятием. Умрешь во сне, чтобы проснуться, и знать, что
следующая ночь, подарит новую порцию наслаждений – вот смысл существования, на коротком промежутке между тупым осязанием
дня, и трепетным ожиданием ночи. Ночь, покой и тишина, в которой творит, священнодействует король полуночи, по имени Бо.
Доктор воскресал ниоткуда, чтобы творить зло. Бессмысленное, с маленькой буквы, зло. Правда, сам доктор так не считал.
(Я вырежу твои глазки, я отрежу твои соски, я вылечу тебя…)
Бо – невысокий, сутулый доктор из сказки, с одной стороны, и длинный как жердь, похожий на вурдалака Марфин, с другой,
вот два лекаря, которые старались всего лишь, навести порядок в ее мозгах, привести ее в чувство, желая (и это правда, Анна) ей только
добра. Доктор Марфин днем, и доктор Бо ночью.
В последнее время Анна даже стала подумывать о том, что Бо начал сдавать – методы Марфина были куда радикальнее, да и
дни были долгими, очень долгими.
(Маленький докторишка, в грязном халатике в исступлении машет скальпелем, изрыгая проклятия…)
Чеззет, чеззет, чеззет – режет, режет, режет…
(И не забывай Анна, про небольшой аттракцион в подвале лечебницы…)
В этот раз Марфин вызвал ее, чтобы дать ей надежду, словно бросить кость собаке на цепи, бросить так, чтобы бедное
животное скулило и тянулось к ней, не доставая самую малость.
- Если все будет продолжаться в том же духе, я думаю через полгода, максимум год, можно будет рассматривать вопрос о
вашем выздоровлении.
(Так я тебе и поверила… Ты же, сраный выродок, ни за что не расстанешься со мной. Кто, как ни я, идеально подходит на роль
подопытной крысы, на которой можно ставить свои гребаные эксперименты…)
- Спасибо доктор – Анна подняла голову, исподлобья осматривая своего лечащего врача. Марфин раскрыл лежащую перед
ним на столе широкую медицинскую тетрадь.
- Однако вы понимаете, ваше окончательное выздоровление, повторяю окончательное (последнее слово доктор произнес по
слогам, словно акцентируя внимание на возможности выбраться из этого дома ужаса), будет зависеть только от вас. Желание
выздороветь, должно исходить от вас, моя дорогая.
Анна опустила взгляд. Звук дождя сбивал с толку, приглашал расслабиться, забыть о проблемах, окунуться в тихую теплую
муть…
(Ну уж нет, только не это…)
- Я конечно готов оказать всяческое содействие. Милочка, вы можете рассчитывать на мою помощь. Думаю, мы справимся со
всеми вашими проблемами. Должны справиться, черт подери!
Анна вздрогнула, услышав тихий скрип. Доктор Бо, смотрел на нее, машинально царапая кончиком скальпеля, прямоугольный
кусок стекла, заменяющий столешницу.
- И поверьте, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы навести порядок в вашей очаровательной головке.
В подтверждение своих слов, доктор Бо привстал, сжимая в руке старый, с пятнами ржавчины (так хорошо ей знакомый)
скальпель. Она пыталась кричать, но судороги сжали грудь, рождая истерический визг.
- Ну, ну – укоризненно покачал головой Бо, - мы же договорились, что желание исцелиться, должно исходить исключительно
от пациента.
(Я вылечу твою очаровательную головку детка, правда мне придется заглянуть в нее, не так ли? Как же еще можно точно и
быстро поставить правильный диагноз?)