На тротуаре лежали два жёлтых кленовых листа. Первые жертвы наступающей осени, сорванные с родной ветки. Они упали рядом, едва соприкасаясь кончиками острых краёв, как безнадёжные утопающие, отчаянно цепляющиеся друг за друга. По чистой случайности они лежали до сих пор не тронутыми, хотя пешеходов в это время на Арлингтон-стрит было немало. Цокая, к листьям подошли две пары маленьких каблучков. Тонкие девичьи пальцы взялись за кончик черенка одного листа, потом вернулись за вторым. Девушка с волосами цвета сентябрьского клёна протянула жёлтую звезду подруге, продолжая говорить:
– И теперь я не знаю, что мне и делать. С одной стороны, теперь, когда Бет встречается с Джейком, мама только и будет думать, как бы Бет не залетела, и перестанет придираться ко мне по пустякам. А с другой, когда эти голубки решат уединиться у нас в квартире, мне некуда деваться, и ещё придётся мою кровать чем-то накрывать, чтобы не... Ну, ты знаешь.
Подруга прыснула, зажав ладошкой рот. Кленовый листок щекотал её щёку, она потёрла место прикосновения костяшкой пальца и, сдерживая улыбку, положила ладонь на плечо подруге:
– Минти, я тебе обещаю, если твоей сестре негде будет потрахаться с Джейком, я буду рада приютить тебя на эти долгие шесть минут.
Теперь засмеялась и Минти. На девушек косились прохожие – те из прохожих, по которым можно определить, косятся ли они: Арлингтон-стрит брала своё начало от коллежда Фишера, откуда несколько минут назад вышли Минти и Тэмми, а заканчивалась в Чайнатауне, отчего среди снующих вокруг людей было много азиатов. Слева тихо шумел парк Бостон-Коммон, время от времени сквозь рокот автомобилей прорывалось кряканье уток, переговаривающихся о планах на зиму. Мимо проехал автобус, забитый туристами в странных одеждах. Гид что-то шипел и чавкал им на одном из европейских языков, водя руками в воздухе. Когда автобус проезжал возле Тэмми и Минти, туристы обернулись, чтобы полюбоваться на скверик Коммонуэлт-авеню. Девушки помахали им листиками и крикнули «привееет!» Туристы заулыбались, кто-то ответил «Ахой!», салютируя ладонью. Защёлкали фотоаппараты.
– Вот мы и стали местной достопримечательностью, – шепнула Минти подруге – Приятно, а?
Тэмми толкнула её с улыбкой и ответила:
– Не думаю, что они махали тебе. Помнишь, в «Сэвентин» писали, что в Европе больше любят брюнеток?
– Вот и беги тогда за ними, чтобы забрали тебя в свою Руманию, а я, – она окинула улицу прищуренным взглядом, заметила сворачивающий с Ньюбери-стрит фургончик мороженщика и воскликнула: – О!
Кленовый листик выпал из её ладони, когда Минти схватила подругу за руку и побежала за фургончиком. Наушники прикрепленных к ремням «Айподов» колотили по рёбрам, тесные джинсы поскрипывали при каждом шаге, а смех девушек терялся в гудящих и воющих голосах бостонских улиц. Фургон постоял под светофором и свернул налево.
– Срежем! – объявила Минти, и Тэмми поскакала за ней по переходу на красный свет. Они пробежали наперерез по кривым дорожкам общественного парка, перепрыгивая через натянутые поводки тявкающих собак и уворачиваясь от курсирующих скейтеров. Это был отличный осенний день, полный солнца и энергии жизни. Возможно, последний из таких деньков перед долгой дождливой зимой. Возможно, последний день жизни большинства жителей Бостона.
На борту фургончика мигали два пластиковых рожка мороженого, переливающаяся яркими огоньками радуга вылетала из одного и ныряла во второй. Фургон почти докатился до перекрёстка, и выдохшиеся девушки уже снизили шаг, теряя надежду, но тут водитель свернул на обочину и припарковался возле чёрного БМВ, прямо напротив главного входа во «Времена года». Мороженщик пропал в салоне, включилась четырёхтональная музыка, щёлкнул замочек и створка фургона поднялась. Тут же к окошку подошёл мужчина в строгом костюме, одной рукой вытирая лоб платком, другой – рыская во внутреннем кармане пиджака в поисках кошелька. Сзади встали три школьника. Они поставили портфели на тротуар, один что-то увлечённо рассказывал, а двое его друзей делали вид, что им жутко интересно, и, переглядываясь, кивали головами. Вместе с Минти и Тэмми из парка вышла женщина в деловом костюме с пуделем на поводке, она обогнала девушек и встала в очередь за мороженым. Минти оскалилась на женщину, подруга ткнула её локтем и пшикнула. Та пожала плечами, скорчила рожицу и заговорила:
– Быстро сестрица окобелилась, да? Меньше месяца в Фишере, а уже...
Она задумчиво крутила наушник.
– Что, завидуешь? – спросила Тэмми с хитрым прищуром.
– Я тебе щас! – Минти подняла руку, собираясь растрепать подруге волосы (её причёска всё равно была нагло содрана с причёски самой Минти, что ей не очень нравилось), когда в очередь позади них встал отрешённый мужчина с портфелем и коричневым пакетом «Маленькие сокровища» в руках. Минти встала смирно и заговорила тихо и серьёзно:
– Бет всегда была такой собранной и деловой, с матерью не ругалась, ничего такого, мы думали, она поступит в юридический и станет вот как эта леди в костюме: карьеристка без личной жизни. Ты видела мои глаза, когда они сейчас сказала, что всерьёз встречается с Джейком? Я была в шоке, правда. Не знаю, как на это отреагирует мама...
– Да что ты переживаешь? Ну встречается, это же её жизнь. Если тебя беспокоит отсутствие парня, я тебе уже говорила: на тебя постоянно заглядывается Уилби из старшего класса. Дай ему шанс!
– Да что Уилби? Пусть смотрит, а я сама себе парня найду. Не хочу бросаться на первого попавшегося.
Очередь подвинулась, мужчина в пиджаке отходил с большим рожком и пакетиком в руке. Мальчишки подтащили портфели к фургону, рассказчик замолчал и повернулся к мороженщику:
– Два шоколадных «Дилли» и большой рожок, ваниль и шоколад. Только действительно большой, мистер!
Мороженщик улыбнулся и взял ложку. Мальчик, выудив из кармана ворох купюр, сосредоточенно вытаскивал из них нужную сумму, при этом стараясь не нарушить композицию денежного кома. Деловая женщина достала телефон, кто-то крикнул в парке. Девочки оглянулись, но не увидели ничего необычного. «Может, утка ущипнула», подумала Минти. Школьники ушли, женщина кивнула мороженщику и, отведя телефон от уха, негромко сказала: «Сандей, пожалуйста».
На бедре Минти задрожал и запищал первый аккорд «Крейзи Фрог». Она отцепила от пояса пастельно-розовый мобильник и, как женщина минутой раньше, заткнула ухо пальцем. «Бет?» – сказала она, и телефон затараторил голосом взволнованной сестры. «Это Бет», – улыбнувшись, сообщила Минти подруге. Та прильнула к динамику. Деловая женщина тоже заговорила, поэтому Тэмми старательно вслушивалась в рассказ Бет о том, как Джейк предложил ей что-то на завтра. Связь прерывалась, пропадала и возвращалась с длинным писком, а те слова, что прорывались через помехи, по большей части содержали нелестные высказывания Бет в адрес телефонной компании. Потом голос пропал полностью, вытесненный дробящимся пищанием высокой тональности. Звук ритмично нарастал и пропадал, как прибой на бескрайнем море. Тэмми хотела сказать Минти, чтобы та перезвонила сестре, но её очень заинтересовал писк, даже не хотелось двигаться. Минти тоже вслушивалась в высокий завораживающий вой, и ей нравилось, что динамик намного ближе к её уху, чем к Тэмми. Она даже захотела оттолкнуть подругу, чтобы та не мешала слушать этот удивительный и красивый звук, чем-то напоминающий флейту. Он был таким чистым, что и она захотела очиститься; таким уверенно ритмичным, что она пожелала стать такой же уверенной. И он был только для неё одной, он пел ей – и она не могла позволить себе прервать эту песню.
Минти привыкла к Звуку. Она чувствовала – он влился в неё, наполнил собой, и теперь она хотела показать миру завершённую себя. Вокруг что-то происходило: кричали люди, грохнул гром, запахло дымом – и это злило Минти. Даже своё собственное имя злило её – теперь она изменилась, и девичья кличка никак ей не шла. Саманта – вот как её следует звать. Нет, даже не так. Ей вообще не нужно имя, потому что имена повторяются, а Она — уникальна. Мир раскрывался перед ней заново, и существовал только для Неё одной. Всё вокруг принадлежало Ей, но остальные этого ещё не знали. Их следовало проучить.
Тварь в деловом костюме пыталась добраться до продавца мороженого, и это было неправильно. Тварь не могла так поступать с Её продавцом, у которого она собиралась купить... что-то. Не важно, что. Вцепившись в талию твари и развернув её к себе, Она увидела, что та злобно скалится. Обжигающая волна гнева прокатилась по Ней: никто не смел корчить рожи в Её мире! Она откинула голову твари набок и вгрызлась ей в шею. Раздирая кожу и сосуды, Она ощущала сдвоенную волну тепла: фонтан крови на языке и удовлетворение от наказания. Она отцепилась от трупа твари и торжествующе закричала, подняв лицо к своему небу.
Тэмми стояла рядом, непонимающе сложив ручонки на груди. Её испуганные глаза метались по улице в полной растерянности. Она тоже слышала Звук, но он выбрал другую. Тэмми увидела, что Она смотрит на неё, и спросила:
– Кто ты? – и, задумчиво: – Кто я?
«Ты — никто, – ответила про себя Она, – а я – Всё».
Она прыгнула на перепуганную девочку, но неожиданно Её прибило к земле небом. В затылке разливалась самая сильная мигрень, которую Она когда-либо испытывала, по щеке текло горячее солнце, и всё вокруг было ослепительно ярким. Как раз таким, каким она хотела бы видеть свой мир, когда проснётся. Она закрыла глаза.