Джон Бартон покачиваясь сидел в кресле-качалке. Они, черт возьми ничего не знают. Полтора года работ, а этим ничего не известно. Бартон потягивал из запотевшего стаканчика мартини, пальцы замерзли и разве что не покрылись тонкой корочкой льда. Качалка дедовская, спустил ее с чердака. На кой черт? Да просто потому что в ней приятно качаться, приятно наблюдать за осенними закатами. Иногда Джон представлял, что он так же будет сидеть в ней до самых снегов, так и будет сидеть, покачиваясь и выпивая в своё удовольствие.
Но вот холода наступили, середина ноября, естественно Бартон даже и не думает изменять своим традициям. Руки мерзнут, но это ничего. Надо порыться в шкафах и найти перчатки с отрезанными кончиками пальцев. Будет не так холодно, да и вообще, ему нужны такие перчатки. В них удобнее будет сегодня.
Они пригласили его на вечеринку. Что ж, молодцы, почтили вниманием! Бартон черт возьми, тронут! Заодно обязательно нужно посетить и другие местечки.
Хорошо сидеть в своем дворике, на собственной террасе, вспоминать былые времена и потягивать что покрепче. Смотреть на соседний дом, в котором уже никогда не загорится свет и не переживать на тот счет, что какие-нибудь придурки будут крутить у виска, увидев Джона. Да и какое ему дело до тех, кто крутит пальцем у виска? Все те, кто делал это в течение этих полутора лет (таких долгих, таких быстрых) превратились для Бартона в одного человека. Здоровенный малый, монстр, состоящий из кривляющихся личин, из всех этих людей, которые пожимали плечами, почесывались, мотали головами, удивлялись и переглядывались, переглядывались. Имя тоже было у этого чудовища – ОНИ. Исполин был соткан из тел, как то: управляющих из администрации, совета директоров цементного завода, судьи, журналистки местной газеты и ее хахаля, владельца этой чертовой газетенки, и Руби Кларка. Этот долгие годы был правой рукой самого Бартона, надежной опорой, пока Джон не вывел его на чистую воду. Да много еще кто, всех не перечислишь. Кто-то из них маскировался хорошо, а кто-то не очень. Но вот сейчас, поскрипывая деревянными половицами своей террасы, Бартон знал их всех. Знал их всех, но ничего не хотел слышать о ком-либо.
И они пригласили его на торжественное событие, посвященное началу «новой» жизни компании. Их купили с потрохами, поглотили, и перемололи, а дурачьё собираются праздновать! И решили позвать Джона – это так трогательно, что он просто чуть не расплакался, когда выудил из переполненного предупреждениями и штрафами почтового ящика этот дрянной конверт. Вообще-то практически всю входящую корреспонденцию Бартон сжигал в железной бочке, на заднем дворе. Это стало одним из странноватых ритуалов, коими наполнилась жизнь мужчины в последнее время. Сгреб конверты и буклеты, бросил в бочку, полил бензином – и гори-гори бумага! То же самое он хотел сделать с охапкой писем и неделю назад, когда пришло это послание – его Бартон увидел только лишь потому, что конверт был здоровский, весь расписанный, разрисованный золотым, да и бумага отнюдь не из дешевых.
Все они чертовы ублюдки. Вечеринку решили устроить ровно в 21:30. И Джон Бартон придет вовремя, уж поверьте!
Чему они все радуются? Чему?! Бартон этого не понимал. А его самого не понял Руби, который с первого же дня – это было видно по лихорадочному, алчному блеску в глазах – хотел продать все дело, хотел все продать и родную мать в том числе, хотел навариться как следует. Впрочем, нельзя за это винить беднягу Руби Кларка, его-то чертов дом не собираются сносить! Он-то останется дома!
Впрочем, Бартон не был уверен что Руби стал бы бороться за своё жилище, проходи его квартал через масштабную реконструкцию. Он просто собрал бы манатки, получил бы денег от государства, от этого стального, безжалостного бюрократического аппарата, который только и делает, что перемалывает на своем пути человеческие судьбы и смылся.
Сносят-то всего ничего домов. Один квартал, и живи Бартон на соседнем, как например его приятель этот ирландец Мёрфи, то ничего этого возможно и не было бы. Ни слез, ни многочисленных судебных заседаний, ни уродца с плешью на голове, который только и делал что бил и бил своими молотком – ничего этого. Один из «этих», без всякого сомнения! Тогда, в самом начале Джон подозревал, что их много, но не думал, что ОНИ окружают его буквально со всех сторон.
Но и оборотная сторона медали у всего этого имеется. Имени этой самой стороне Бартон пока еще не придумал. Возможно, потом придумают более находчивые репортеры. А то, что его «гаражный мальчик» появится на телеэкранах – да в этом Джон Бартон даже не сомневался.
Еще один добрый глоток мартини, Джон кивнул и почесал голову. Холодно. Еще посидеть так немного, и можно в принципе, уже начинать. Самая важная штука во всем – подготовка. Ты можешь заниматься чем угодно, но только тот отпразднует победу, кто будет более подготовлен, прописная истина.
Джон Бартон подготовлен был великолепно. Взять его «мальчика», цепного пса, ручного однако, как котенок. Кабина бронирована толстыми стальными листами. В некоторых местах броня достигает тридцати сантиметров в толщину. Спросите, как же водить эту штуковину, если ни дьявола не видно? Имеются камеры, и они тоже защищены, довольно надежно, пускай и не так надежно, как сам водитель (всего лишь толстый пластик). Все это было бы неосуществимо, если бы Бартон не был первоклассным сварщиком. Начиналось-то дело с копеечных заказов, вроде битого крыла или там проржавевшего пола в задрипанном фургончике и вскоре любой знал, что с коррозией металла никто лучше Джона не справится. Так оно и дальше потихоньку пошло. Бартон никогда не чурался физического труда, даже тогда когда смысл работать фактически отпал – можно было нанять в конце концов, столько рабочих рук, сколько нужно. Но нет, Джону просто нравилось что-то делать, создавать именно своими руками.
Вот и бульдозер он маленько подправил тоже самостоятельно. Теперь в этой чертовой махине с трудом можно отыскать очертания японского Komatsu D355A, купленного далеко не на последние деньги. Да пока эти толстожопые копы додумаются что к чему, урону будет причинено немало! Винтовка «Barnett-M82» и карабин «Ruger-AC558», надежно спрятанные в этой же самой броне тоже причинят достаточно неудобств, но уже самим задницам полицейских. Это помимо магнума и дробовика, «так, на всякий случай».
- Гранат у меня нет, - пробормотал Барнет, - на кой хрен они нужны? На своем бульдозере я буду как русский в танке!
Разговаривать с самим собой затея была так себе, но с недавних пор Джон понял, что лучше собеседника просто не сыскать. Правда, все это невозможно было бы без Джоуи, без этого холодного, расчетливого смельчака. Именно от него и исходили самые крутые идеи, как вот раз с камерами, да и оружие приобрести помог именно Джоуи. Что смог бы сделать сам Бартон? Да у него коленки затряслись бы, как только продавец спросил, на кой черт ему сдались полтонны листового железа. А Джоуи не моргнув глазом придумал историю со всякими изобретательствами и художественной резке по металлу. Золотая голова!
- Поделки-самоделки, мать вашу, - пробормотал Джон и, наполнив бокал, выпил, пролив часть жидкости на себя. Утер подбородок, и раскачался посильнее. Еще можно немного посидеть, куда спешить? До торжества полно времени, и видит бог, нужно собраться с силами. Бартон снова посмотрел в сторону покинутого хозяевами дома, тот безучастно смотрел на Джона, своими темными, пустыми глазницами-окнами. И никому нет дела до него, квартал давно опустел. Последними кажется Бофорты уехали, недели три назад.
Собственно, редко кому до чего-то есть дело. Полтора года он только и занимался модернизацией своего бульдозера, но никто и в ус не дул. Сам Джон не боялся разоблачения, а вообще-то у него была легенда на тот случай, если особо любопытный сосед заглянет к нему в гараж или вдруг нагрянут полицейские. «Автомонстры», это рубрика в еженедельной программе «Дорожный обзор». Бартону было плевать, что эта легенда не выдерживает никакой критики, в конце концов, фантазия у него работает похуже чем у Джоуи. А может быть где-то в глубине души Бартон хотел бы чтоб его разоблачили.
Грузовик, «гаражный малыш» собирался планомерно и долго. Вплоть до прошлого вторника Бартон что-то докупал, придумывал, прикидывал и пытался что-либо усовершенствовать. И наверно, если бы эти сукины дети не прислали приглашение на эту грёбанную вечеринку, он бы сегодня не стал так долго рассиживаться и дожидаться сумерек, и еще черт знает сколько собирался бы, и собирался. Письмо, послание это, стало последней каплей. И теперь Джон Бартон практически был готов поехать на вечеринку в специально подготовленном авто.
Больше всего Бартон не любил упрямцев. В какой-то момент, как раз наверно около года назад, Джон понял, что основной процент упрямых людей это и есть те самые «они». ОНИ. Что ж, «они» открыли за ним охоту, но ведь и сам Джон не лыком шит. Вот только все равно Бартон от своей жены такого не ожидал, положа руку на сердце. Может кто-то и смог бы её понять, но только не Джон. День благодарения недавно был, и Шейла приглашала его в «свой новый дом». Можете вы себе представить, в свой сраный новый дом! Молодец, купила. Ей плевать на их старое доброе жилище, когда-то любовно называемое гнёздышком. И никак не объяснишь Шейле в чем тут суть. Ведь Джонни ползал по этому самому газону еще двухгодовалым малышом! Он играл тут в тарелку со своим лучшим другом (тот переехал в Юту после своего одиннадцатого дня рождения и больше его Бартон не видел), он в конце концов, лишился девственности в этом доме, в своей комнате на втором этаже, под самые адовые хиты «Аэросмит» и «Роулинг Стоунз». Да, много чего знал этот дом! И уезжать по своей воле Бартон отсюда не собирался. Пусть пришлют хоть тонну макулатуры, хоть четыре тонны – никуда он не денется.
Если бы лет пять назад Джону рассказали об этой ситуации, то он бы принял её за сюжет какого-нибудь дешевого боевика, второсортного фильма, в котором части головоломки не очень-то охотно крепятся друг к другу. Так дети иной раз собирают паззлы – вкривь и вкось. Но в его жизни все кусочки дьявольской головоломки встали на нужные места, и Джон Бартон начал свою тщательнейшую подготовку.