Ответов в теме: 6

[Агни]

Удивительно, что творчество т. Гибсона до сих пор не разобрано по косточкам. Предлагаю заполнить этот неприличный пробел.

За что я люблю Гибсона:

чел создал стиль киберпанк, который вообще мне нравится, как следствие, чту отца-основателя

как показывает развитие событий наш мир все больше приближается к описанной Гибсоном картине будущего, его футуристческие способности заслуживают уважения (в отличии, скажем, от наивного А. Кларка)

когда и если будете читать Нейромантика не забывайте, что все это про киберпространство, хакеров, сайты и т.д. и т.п. написано в Одна тысяча Девятьсот Восемьдесят Пятом году!

и четвертое, но не последнее. Гибсон пишет о будущем языком образами будущего, мысля как чел этого будущего. Возьмем классич. первую фразу из Некромантика, про цвет неба над Токио, или еще небольшой, вскольз момент из (кажется) М. Лизы Овердрайв, где герой попадают в древнюю хижину, где с удивлением обнаруживает допотопный душ, действующий лишь используя гравитацию.

А вы?

[Агни]

Отрывок (самое начало) из новой книги "Распознавание образов", Гл. 1 "Ночной веб-сайт":

Пять часов разницы с Нью-Йорком. Кейс Поллард просыпается в Камден-тауне, в волчьем хороводе нарушенных циркадных ритмов.
Безликий выхолощенный час качается на лимбических волнах. Мозг ворочается в черепе, вспыхивает неуместными земноводными желаниями. Голод, вожделение, усталость – сплетаются, сменяют друг друга, и ни одно нельзя удовлетворить.
Даже голод; новенькая кухня Дэмиена начисто лишена съедобного содержимого. Словно демонстрационный стенд в камденском магазине современной мебели. Все очень стильно: верхние шкафчики покрыты желто-лимонным пластиком, нижние – яблоневым шпоном. Везде пустота и стерильность, не считая коробки с двумя шайбами хлопьев «Витабикс» и нескольких пакетиков травяного чая. Новый немецкий холодильник тоже пуст, там живут лишь запахи холода и пластиковых мономеров.
Слушая плеск белого шума под названием Лондон, Кейс думает, что Дэмиен прав, со своей теорией дальних перелетов. Ее душа еще летит над океаном, торопится среди туч, цепляясь за призрачную пуповину реактивного следа. У душ есть ограничение по скорости, они отстают от самолетов и прибывают с задержкой, как потерявшийся багаж.

[ged]

Гибсон - это RULEZZ! Где-то в моих книжных залежах валяются "Нейромантик", "Граф Ноль", "Мона Лиза Овердрайв", "Сожжение Хром", "Джонни Мнемоник" и нескоторые рассказы.. Нравится у него практически все, что читал - просто обожаю антиутопические депрессивные миры

[Агни]

Кста, в последней книге Гибсона (щас благополучно дочитываю) среди русских черных археологов, промышленного шпионажа, японских отаку (какой же Гибсон без Японии), японских же школьниц в клетчатых юбках, трансокеанских перелетов, опаздывающих душ, мельтешения брэндов и трейд-марок встречается и "инструмента" С. Кинга - старинная печатная машинка.

Там же приезд главной героини в Москву (Vagabond, where are you?):
Кейс с трудом вспоминает, как она это писала. Прежде она никогда не перечитывала свои старые посты. Даже в голову не приходило. Теперь она начинает читать все подряд, до конца темы. Следующей идет Мама Анархия. Помнится, это было первое ее сообщение.

На самом деле говорить стоит только о сюжете, хотя и не в том смысле, как вы это понимаете. Вам известно такое понятие, как нарратология? Как насчет концептов Гваттари? Насчет «игры» и избыточности Деррида? Или языковых игр Лиотара? Или воображения естества Локана? Где ваша приверженность практикуму, который позиционирует обскурантизм ритуалов постижения Фуко, наряду со свойственным Хабермасу страхом иррационального, в качестве панического дискурса, провозглашающего поражение гегемонии просвещения и триумф теории культуры? Увы, эти концепты вам бесконечно чужды, а посему дискурс на вашем сайте безнадежно ретрограден. Мама Анархия.

Да уж, думает Кейс, Мамуля в своем репертуаре. Даже слово «гегемония» употребила. Капюшончик утверждает, что посты Мамы, в которых не встречается это слово, нельзя считать подлинными. (Для полной идентификации, настаивает он, необходимо еще присутствие слова «герменевтика».)
Между тем на часовом поясе «Кейс Поллард» наступает время сна. Она вынимает диск, убирает «Айбук» в сумку и закрывает глаза.
Неприятный сон: крупные незнакомые мужчины, чем-то похожие на Донни, обыскивают ее нью-йоркскую квартиру. Кейс тоже там присутствует, незримо и неслышимо. И хочет, чтобы они ушли.

В «Шереметьево-2» Кейс проходит паспортный контроль и таможню; все окрашено в единообразный бежевый цвет, в духе семидесятых. Зал ожидания взрывается ей в глаза невероятным обилием рекламы – буквально на каждой плоской поверхности. На багажной тележке по крайней мере четыре рекламных плаката: прокат автомобилей «Герц» и три незнакомых, на русском. Как и в Японии, ее сбивает с толку абсолютное незнание языка. С другой стороны, так даже спокойнее – по количеству коммерческих сообщений московский аэропорт ничуть не уступает токийскому.
Оглядевшись, Кейс замечает банкомат, над которым латинскими буквами написано Bankomat. Наверное, в Америке их бы так и назвали, если бы изобрели в пятидесятых. Воспользовавшись своей карточкой, а не карточкой «Синего муравья», она получает пухлую пачку рублей и выкатывает тележку наружу, навстречу первому глотку русского воздуха, насыщенного запахом незнакомой разновидности выхлопных газов. Вокруг суетятся водители разномастных машин, предлагают подвезти до города, но Кейс помнит, что ее задача – найти то, что Магда назвала «официальное» такси.
Это удается довольно легко: ее увозит из аэропорта зеленый дизельный «мерседес», приборная панель которого освящена фигуркой православного храма на аккуратной белой салфеточке.
Широкая мрачная дорога в восемь рядов называется «Ленинградское шоссе», если верить «Путеводителю по планете Москва», купленному в аэропорту Хитроу. Движение в обе стороны очень плотное, но без пробок. Огромные грязные грузовики, роскошные машины, дряхлые автобусы – вся эта публика шныряет и меняет ряды с поразительным бесстрашием, от которого у Кейс начинают подрагивать коленки. Да еще ее водитель постоянно говорит по мобильнику при помощи наушника, ввинченного в левое ухо, и одновременно слушает музыку через вторые наушники, надетые сверху. Понятие разметки здесь, судя по всему, весьма условно. Так же, как и понятие правил дорожного движения. Кейс пытается сосредоточить внимание на разделительной полосе, где растут симпатичные мелкие цветочки.
На горизонте появляются высокие оранжевые здания, над которыми стоят чудовищные колонны белого дыма. Непривычное зрелище. Очевидно, к такому понятию, как изоляция промышленных зон, здесь тоже не испытывают большого уважения.
Чем ближе к городу, тем чаще мелькают рекламные щиты. Компьютеры, электроника, роскошная мебель. В голубом небе нет ни облачка, если не считать монументальных столбов дыма и желто-коричневой выхлопной прослойки у горизонта.
Первое впечатление о Москве: все объекты слишком большие – гораздо больше, чем необходимо. Циклопические сталинские здания из желтоватого камня, украшенные темно-красным орнаментом, созданные, чтобы запугивать и подавлять. И остальное в том же духе: фонтаны, площади, фонарные столбы.
Они пересекают восемь рядов забитого машинами Садового кольца, и коэффициент урбанизации подпрыгивает сразу на несколько делений. Рекламный бурелом становится еще гуще. Справа мелькает грандиозное здание железнодорожного вокзала в стиле арт-нуво – пережиток ушедшей эпохи, по сравнению с которым лондонские вокзалы кажутся игрушками. Затем появляется «Макдоналдс», столь же неоправданно-огромный.
Деревьев здесь неожиданно много. Привыкнув к увеличенным масштабам, Кейс начинает замечать более мелкие дома – одинаковые, поразительно уродливые, построенные, должно быть, в шестидесятых. Если так, то более безобразного образца архитектуры шестидесятых она еще не видела. Углы зданий потрескались и выкрошились, некоторые вообще полуразвалились, многие стоят в строительных лесах. Вообще, признаки строительства заметны на каждом шагу. На одной из широких улиц (судя по путеводителю, это Тверская) толпы людей по густоте соперничают с «крестовым походом детей», только движутся более озабоченно и целеустремленно.
Через улицу протянуты рекламные транспаранты. На большинстве фасадов навешаны огромные яркие щиты.
Невероятное количество бело-голубых электрических автобусов; кажется, они называются «троллейбусы». Очень редкий оттенок голубого, как у английских игрушечных машинок. В реальной жизни машины в такой цвет не красят. Многие из троллейбусов просто стоят у обочины.
До сих пор ее опыт прямых столкновений с советской и постсоветской реальностью ограничивался однодневным визитом в Восточный Берлин. Это было через несколько месяцев после падения Берлинской стены. Вернувшись тогда в безопасность своей гостиницы на западной стороне, Кейс чуть не расплакалась от неприкрытой жестокости и тяжелой, безнадежной тупости всего увиденного. Уин, которому она позвонила, чтобы пожаловаться, попытался ее утешить.
– Эти сукины дети столько лет подделывали собственную статистику, что сами стали в нее верить, – объяснил он. – ЦРУ проанализировало восточногерманскую экономику, как раз перед ее обвалом, и признало ее самой жизнеспособной во всем коммунистическом блоке. А все потому, что мы исходили из их собственных цифр. Берем, например, какой-нибудь завод. На бумаге он выглядит довольно хорошо – не так, как у нас, но все же выше, чем стандарты третьего мира. А потом стена падает, мы туда приходим и видим, что завод в руинах. Добрую половину оборудования вообще не использовали в течение десяти лет. И ценность всех активов не превышает стоимости их весового эквивалента в металлоломе. Фактически они обманывали сами себя.
– Но ведь они были так жестоки к своему народу! – возмущалась Кейс. – Так мелочны, так ограниченны! Представляешь, здесь все окрашено только в два цвета: трупно-серый и коричневый, который так похож на дерьмо, что от него воняет!
– Ну, зато реклама тебе не досаждает. Она усмехнулась.
– А в Москве что? То же самое?
– Нет, конечно! Восточная Германия – случай уникальный. Подумай сама: немцы, строящие коммунизм! Это же чушь, русские над этим сами смеялись. Они прекрасно понимали, что немцы ни во что такое не верят…
Машина проезжает под громадным щитом с эмблемой «Прады». Кейс хочется сжаться в комочек.
Некоторые плакаты, как ни странно, выполнены в печально известном стиле социалистического реализма: красные, белые и серые плоскости, перегруженные черными символами абсолютной власти.
И вдруг среди этого пестрого хоровода она замечает (или только думает, что замечает) знакомое полупарализованное лицо Билли Прайона.

В фойе «Президент-отеля» легко можно разместить небольшой военный парад, и еще для мавзолея останется место. Четыре диванных кластера сиротливо разбросаны на бескрайнем – в половину футбольного поля – ковровом пространстве, по которому нервно вышагивает взад-вперед девушка в высоких изумрудно-зеленых сапогах-шпильках, похожих на гибрид флорентийских перчаток с нижним бельем фирмы «Фредерикс оф Голливуд». Кейс наблюдает за ней, облокотившись на стойку и дожидаясь окончания затяжной регистрации, в процессе которой у нее отобрали паспорт. У девушки невообразимо высокие скулы, почти как у продюсерши Дэмиена; линия скул дублируется элегантным изгибом бедер, который подчеркивает облегающая мини-юбка в стиле позднего Версаче, с аппликациями из змеиной кожи в виде языков пламени на каждой ягодице.
На часах десять утра. Еще три девушки в похожих нарядах спорят снаружи с четырьмя здоровенными охранниками, одетыми в кевларовые бронежилеты. Должно быть, лоббируют разрешение войти и присоединиться к своей нервной коллеге.
Кейс надоедает мелькание зеленых сапог, придающих осенней палитре фойе какое-то сказочное очарование, и она берет с мраморной бежевой стойки брошюру на английском языке. Там дается объяснение красно-коричневым тонам: это место раньше называлось «Октябрьская». Если читать между строк, гостиница по-прежнему находится под эгидой Кремля.

Номер на двенадцатом этаже просторнее, чем она ожидала. Из эркера открывается панорамный вид на Москва-реку и город на противоположном берегу. В отдалении сверкают купола большой церкви, а на небольшом островке торчит какое-то немыслимо уродливое сооружение. Путеводитель поясняет, что это памятник Петру Великому, который необходимо охранять, чтобы местные эстеты его не взорвали. Больше всего монумент напоминает старомодный фонтан шампанского, заказанный для пролетарской свадьбы.
Кейс поворачивается и оглядывает номер: те же хмурые осенние декорации. На кровати грязно-темное покрывало. Во всем ощущается какой-то назойливый диссонанс, как будто люди, обставлявшие номер, руководствовались картинками западных отелей восьмидесятых годов, но не видели ни одного оригинала. В ванной плитка трех оттенков коричневого (слава богу, не восточногерманского), а на унитазе, раковине, ванне и биде бумажные наклейки с надписью DIZINFEKTED. На столе табличка, предлагающая воспользоваться интернетом прямо из комнаты, или посетить BIZNES -центр в фойе.
Достав «Айбук», Кейс подключается к разъему над столом. Если она правильно помнит инструкции Памелы Мэйнуоринг, то все должно получиться. И телефон здесь должен работать. Ей только сейчас приходит в голову: она до сих пор не сообщила автору номер своего мобильного. Может, подсознание что-то подсказывает? Связь с интернетом медленная, но в конце концов она добирается до «Хотмэйла».
Два письма.
Капюшончик и stellanor@armaz.ru.
Кейс делает глубокий вдох.

[Агни]

Скорее, как максимум.
Пытаясь определить степень родства Дика и киберпанка я склоняюсь к более сложным и удаленным родственным отношениям.

Да и еще вот такая мысль: вряд ли вспоминали бы о диковских электроовцах как донорах литературных генов для мутаций, приведших к рождению киберпанка, без фильма Ридли Скотта.

В любом случае ледерство в жанре оставляю за Гибсоном.

[Kak_Trotsky]

Статья, думается, может показаться интересной не только поклонникам Гибсона (я, например, не читал)

Киберпанк, посткиберпанк, антикиберпанк.
Автор: yarowrath

В статье производится тщательный анализ терминов, вынесенных в её название, в частности, на примере доказательства того, что кино-трилогия братьев Вачовски "Матрица" не имеет к киберпанку никакого отношения.
Общеизвестно, что в страдающей коллективизмом России киберпанка нет. Есть сетевые фанфики и любительские рассказы да повести, но нет ни одного крупного романа, ни одного заметного автора, ни одной киберпанк-вселенной. Вообще ничего. Пусто. Мне давали ссылки на некоторые вещи, претендующие на титул "русский киберпанк", но на поверку все они оказались так называемым "посткиберпанком". Да, читать порой интересно, но никакой эмпатии к героям нет, а идеи идут вразрез с "библиями киберпанка" - "Нейромантом" и "Схизматрицей". Вообще, термин "посткиберпанк" хорошо известен на Западе, но у нас о нём мало кто знает. Ну что же, напомню читателям основные отличия посткиберпанка от киберпанка.
В киберпанке главный герой - изгой-одиночка, живущий в антиутопии и противостоящий ей (но не из альтруизма, а потому, что она мешает ему жить).
В посткиберпанке главный герой - человек Системы (журналист, корпорант, полицейский и т.д.), живущий внутри неё и не воспринимающий её как антиутопию.
В киберпанке технология - "железо", стихия, управление которой совмещено с усилием и травматическим опытом, вплоть до распада личности (наркотики в киберпанке являются специфической формой биотехнологии).
В посткиберпанке технология - обычный элемент жизни, вроде вилки или ложки. Технология в посткиберпанке незаметна и нетравматична, но свидетельствует это не о мастерстве пользователя, а о низком уровне киберродства.
Фактически, посткиберпанк - это обычная, "ванильная" фантастика, спекулирующая на теме информатизации общества. Единственная связь посткиберпанка с киберпанком заключается в том, что оба этих жанра посвящены теме информатизации. Векторы же различны совершенно. Киберпанк, как и другие жанры "тёмной фантастики", пропагандирует независимость, индивидуализм, неподчинение и силу, призывает к сопротивлению Деми-Ургосу, к открытию Третьего Глаза. Посткиберпанк же смотрит на проявленный мир с демиургического угла зрения. Классический киберпанковский герой по канонам посткиберпанка - либо "фрик и лузер", либо вообще опасный маргинал, "подрывной элемент".
Однако посткиберпанк не является прямой противоположностью киберпанку. Киберпанк описывает Путь Стали, а посткиберпанк - Путь Плоти. Есть ли в фантастике "Путь Антистали"? Есть. Это - фильм "Матрица", созданный братьями Вачовски. Он открыл целый жанр, который я называю "антикиберпанком".
Существует два доминирующих мнения о фильме "Матрица". Согласно первому мнению, "Матрица" - это киберпанк-прорыв, настоящее откровение, обладающее уникальной "духовностью" и "философией". Сия точка зрения настолько смехотворна, что не стоит даже рассмотрения. Ибо любому, кто осилил хотя бы "Нейроманта", ясно, что "Матрица" - попросту НЕ КИБЕРПАНК.
Согласно второму мнению, "Матрица" - это дешёвый плагиат чужих идей, склеенных в хаотическом порядке. В этом есть свой резон - АБСОЛЮТНО ВСЁ в "Матрице", начиная от сюжета и кончая знаменитым "зелёным дождём из кода", было откуда-то упёрто (сказывается этническое происхождение братьев Вачовски, хе-хе). Ошибка здесь лишь в одном - чужие идеи склеены отнюдь не в хаотическом порядке! Как раз наоборот, авторы старательно и усердно "меняли плюс на минус" везде, где это только возможно.
Иными словами, "Матрица" - это некреативное, "копипастерское", плагиатское, но ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОЕ и СТАРАТЕЛЬНОЕ извращение основных идей киберпанка. Причём извращение, разрекламированное так, как не снилось обеим "библиям киберпанка" ("Нейроманту" и "Схизматрице"), вместе взятым.
Начнём разбирать по пунктам. Классическая схема киберпанка, увязывающая машину - с "железом", а коллектив - с насекомьим роем (помните сцену с ульем в "Нейроманте"?) здесь перевёрнута с ног на голову: "насекомий" облик передан машинам, они же выступают как главное зло.
Отношение к искусственному интеллекту тоже перевёрнуто: если Кейс предаёт человечество, помогая Зимнему Безмолвию, то Нео, наоборот, борется с искинами (искусственными интеллектами), а переход Шифра на сторону властелинов Матрицы рассматривается как резко негативное явление, как предательство друзей. А теперь попробуем-ка посчитать, сколько друзей у Кейса. Молли (с которой списали Тринити) и... и всё!
Статус Нео прямо противоположен статусу Кейса (да и вообще - любого киберпанковского героя): он не изгой, как принято в киберпанке, и даже не "человек Системы", как принято в посткиберпанке, он - держите меня семеро - СПАСИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Киберпанк-мессия, ну надо же!
Общий сюжет "Матрицы" можно описать одной фразой: пришествие Машиаха в Сион.
В некоторых арабских странах фильм даже запретили "за пропаганду сионизма". Но к самому названию города я бы не стал придираться, оно вполне может быть отсылкой к растафарианской орбитальной колонии из "Нейроманта".
И без всякого "сионизма" линия противостояния прочерчена более чем ясно: Белый Мужчина (Архитектор) - Чёрная Женщина (Оракул). Расовая схема вообще очень прозрачна. Автохтонные обитатели Сиона - сплошь негры и метисы, нейрошунтами не обладают, киберродства нет. Пробуждённые из Матрицы персонажи - чаще всего европейского происхождения. Наконец, сами властелины Матрицы - стопроцентные европеоиды: Архитектор, Меровингиан (надо кому-то здесь разъяснять, кто такие Меровинги?), агенты...
Теперь наложим расовую схему на схему энергетическую: использование людей в качестве батареек - прямая отсылка к радикальному марксизму и антиколониализму, причём настолько прозрачная, что маоисты всего мира подняли "Матрицу" на щит.
Наконец, вспомним, что "белые эксплуататоры" обладают формой машин (для киберпанка - однозначно позитивный образ), и даже ежу будет очевидно, что Матрица - это метафора планетарной власти белого человека, которая должна пасть с пришествием Мессии (Машиаха), который пробудит спящий в "могилах"-ячеях "божий народ". Эдакое скрещение иудаизма и марксизма под буддистским соусом. Иудобуддомарксизм. Вспомните размышления растафарианцев в "Нейроманте" - и всё встанет на свои места.
Сам процесс пробуждения, кстати, заслуживает отдельного разговора. Я пишу слово "пробуждение" с маленькой буквы, ибо оно не имеет ничего общего с гностико-языческим Пробуждением. В европейских языческих системах, равно как и в современном ариогностицизме, проявленный мир (Явь, Кенома) является жалкой иллюзией, скрывающей мир истинный и подлинный (Навь, Плерома). В киберпанке эта языческо-гностическая линия перекладывается на технологическую схему. Проявленный мир в киберпанке - это гнилая антиутопия, гиблое место, обиталище "мяса". А мир ирреальный, олицетворяемый Матрицей (в понимании Гибсона, а не в понимании братьев Вачовски) - суть ключ к сверхсознанию. Именно через технологию, дающую доступ в ирреальный мир, персонажи киберпанка обретают силу, бессмертие, сверхчеловеческий статус и запредельность.
У Гибсона Матрица является воротами в иные вселенные: вспомним общение искинов с инопланетными сущностями в "Нейроманте", вспомним технократическую магию более поздних книг. Кейсу такие уровни недоступны, но даже ему ясно, что нейрошунт - это не "клеймо раба машины" (как в "Матрице"), а Третий Глаз, обладание которым отличает (если использовать гностическую терминологию) "пневматиков" от "гиликов".
А кто идеальный человек в "Матрице"? Житель Сиона - метис с нулевым киберродством, стопроцентный "гилик". Трилогия братьев Вачовски переворачивает языческо-гностическую схему с ног на голову. Кеному и Плерому взяли и... поменяли местами! При этом основная терминология осталась, так что человек неподготовленный может принять Архитектора за Демиурга, а Матрицу - за Кеному. Но это будет такой же ошибкой, как записывать "Матрицу" в киберпанк.
Итак, что мы имеем? Антигностицизм и антитехнологизм, доходящий до "машиноборчества", неолуддизма. В сочетании с иудобуддизмом и марксизмом получаем ядрёный демиургический коктейль. Все постулаты киберпанка и гностицизма перевёрнуты с ног на голову. Это не киберпанк и не посткиберпанк, это - АНТИКИБЕРПАНК. Весь более-менее настоящий киберпанк в "Матрице" есть лишь в начале первого фильма, до пробуждения. Затем идёт лишь поганая демиургическая ересь, уродливое извращение. Иудобуддомарксолуддизм.
Это Вам не гнусный, но слабосильный посткиберпанк, это настоящий антикиберпанк, повествующий о луддитах-лотеках, низвергающих европейскую технократию. И ведь ЭТО нам подают чуть ли не как "новый канон киберпанка"! Да это такой снаряд в киберпанковскую идею, от которого жанр вряд ли оправится в ближайшем будущем. Боюсь, после "Матрицы" киберпанк придётся реанимировать радикальными методами - вплоть до создания нового жанра, неокиберпанка. Но об этом - в других статьях.