Ответов в теме: 10

[Vagabond]

холодно. здесь всё время холодно. у меня есть старое армейское одеяло с крестом, но я всё равно мёрзну. ещё есть койка, матрас, тоже старый, ведро в углу, свеча и спички. еду и воду он спускает мне раз в сутки. вместе с ними ко мне иногда попадают книги. не знаю, зачем он это делает. если так пойдёт и дальше, к лету я уже не смогу читать.

…в тот день было солнечно. весна пришла рано, снег растаял ещё в начале марта. сухой воздух драл горло, как наждак. город ждал дождя, набухали почки на деревьях. прохожие стали чаще улыбаться, что на улицах, что в метро. а я ждал отпуска, до него оставались считанные дни. чтобы уехать на море, вдвоём, на целый месяц.

я устроился на новое место прошлой осенью. слишком задержался на старом, но это уже не имело значения. на дорогу теперь уходило минут на сорок больше, я привык вставать поздно, пару раз опоздал. в итоге пришлось снять комнату недалеко от офиса. это был тихий тенистый район с кирпичной застройкой. дома, увитые плющом, мощёные переулки, решётки на окнах, невысокие ограды. я словно переехал в провинцию, и зима проходила в эйфории от новой работы и смены впечатлений. в выходные я выбирался в кафе неподалёку, ходил на выставки. мне нравилось гулять по кварталам, расчерченным улицами на строгие квадраты, бродить по парку, занесённому листвой. я открывал для себя магазины звукозаписи, лавки букинистов, бывал в семейных ресторанах, захаживал в бары с необычной публикой. поутру смотрел кино в пустующих залах, а вечерами сидел за чашкой кофе и слушал музыку. мне было хорошо одному, а скорее, хотелось побыть в одиночестве.

как-то вечером - до рождества оставалось дней десять - я зашёл в кафе на соседней улице. было холодно и ветрено, я шёл домой пешком и замёрз. в полупустом кафе играл тихий джаз. я сел за столик у окна и заказал большую чашку горячего шоколада. я люблю шоколад. здесь же его делали едва ли не лучше, чем в дорогих кофейнях в центре города. заказ принесли быстро, как и всегда. за окном шли редкие прохожие, и в свете фонарей падал столь же редкий снег. город замело с утра, а сейчас зима добавляла последние штрихи к пейзажу.

там я её и встретил, в кафе. сначала я не обратил внимания на тонкий силуэт у барной стойки. на неё падала тень, и в тени было её лицо, только руки лежали в свету. тёмное платье, волосы забраны в узел на затылке. я повернулся, чтобы заказать сэндвич, и увидел её. она сидела ко мне вполоборота, перед ней стоял коктейль в высоком бокале. больше за стойкой никого не было. она что-то рассеянно чертила в блокноте, время от времени отпивая из бокала. я смотрел на её изящные руки, плавность движений, и улыбался. шоколад остывал на столе, а я всё сидел и смотрел на неё. потом встал и пошёл к бару.

я назвал ей своё имя, она посмотрел мне в глаза. улыбнулась. дальше всё было легко, неожиданно легко. она оказалась художницей, жила в том же квартале, что и я, недавно вернулась из поездки. мы встретились ещё пару раз, а потом она переехала ко мне. я забыл сказать, что снимаю мансарду в старом кирпичном доме. осенью по крыше барабанит дождь. она нашла мою комнату крайне романтичной. уходила к себе в мастерскую, возвращалась вечером. иногда я брал отгулы, и среди недели мы ехали за город. играли в снежки, катались на лыжах, навещали её друзей, живших в коттедже у реки. так прошла зима, мы были счастливы вместе. пожалуй, что так. сейчас уже трудно вспомнить. как-то раз мы были в кино, на последнем сеансе. мы занялись любовью под мельтешение кадров на экране и стрекотание проектора. я помню переполнявшую меня нежность. экран взорвался на тысячу осколков, мир рухнул. я держал её в руках и не отпускал, не отпускал, до финальных титров. её запах, шёпот, волосы, рассыпавшиеся по плечам – всё это исчезает. растворяется в пламени свечи.
прошлый год выдался удачным и для неё. денег хватало, и мы решили уехать в отпуск в апреле. куда-нибудь на юг, подальше от наших широт. с одним чемоданом на двоих, а там - бродить по безлюдному пляжу, лежать на горячей хвое, смотреть, как пёстрые кошки крадутся меж каменных стен монастырей. стать единым целым, если это только возможно.

я уже закрыл дела на работе, последняя неделя перед отъездом всё никак не кончалась. поставил телефон на автоответчик, проверил щеколды. позвонил владельцам, предупредил, что вернусь в конце мая. она уехала к родным, часто звонила мне. я просыпался среди ночи с бьющимся сердцем. мне снилось, что она уходит от меня, идёт по пляжу безлунной ночью, и дальше, в море. тёмные воды принимают её, но, перед тем как исчезнуть, она оглядывается. в этот миг лунный свет падает на лицо. оно закрыто маской. фиолетовой маской. хочу окликнуть её, но слова застревают в горле. закрываю глаза руками, открываю, лежу на кровати, что-то мешает под боком, включаю свет и вижу маску, от которой пахнет морем. в ужасе отбрасываю её в угол, опрокидываю ночник, просыпаюсь. сквозь жалюзи пробивается солнце.

в четверг я решил заглянуть в наше кафе. провалялся в постели до обеда, готовить не хотелось. странная апатия охватила меня. я заставил себя подняться, принял душ, побрился, надел рубашку и пиджак. перед уходом окинул комнату взглядом. солнечный зайчик дрожал на стене, отражаясь от забытого женского зеркальца. я вышел на лестницу и защёлкнул замок.

в кафе было много народа. официанты сновали по залу, бармен начищал бокалы. почти все столики были заняты, и мне досталось место в самом углу. я сел, очень хотелось пить. заказал воды, вышел помыть руки, а когда вернулся, на столе стоял стакан. долька лимона плавала среди пузырьков. я жадно выпил сразу полстакана, налил ещё. подозвал официанта, заказал жаркое. точно помню, это было жаркое. официант пропал. мне вдруг стало жарко, а потом бросило в холодный пот. людские голоса отдалились, приблизились, повисли в воздухе. я видел мир, как негатив; белое стало чёрным, краски поблекли. голова кружилась, подступила слабость. я понял, что меня сейчас вырвет, оперся на стол, с трудом сделал несколько шагов к туалету. и упал между столиков.

помню искажённые, чёрные лица. чей-то настойчивый голос, он перекрывает другие. он говорит, другие слушают. потом меня куда-то несут, чёрный солнечный свет бьёт в глаза, голова закинута, я пытаюсь сказать, что мне надо домой, что она вернётся уже завтра, мне нужно её увидеть, остановить, чтобы море не пожрало её, но не могу. меня кладут на мягкое, чем-то накрывают. здесь спокойно, веки смыкаются, покачиваюсь, как на волнах, уплываю, уплываю…

...очнулся я от холода. затылок ломило. помотал головой, открыл глаза. вокруг было темно, как в гробу. ощупал под собою пол, похоже, бетонный. привстал, провёл рукой по стене. кирпич с грубыми стыками, положен небрежно. вытянул руку вверх, потолка нет, встал в полный рост. пошёл по стене, осторожно. через пять шагов ударился коленом о твёрдое. выругался. в горле саднило. голос прозвучал глухо, но гулко. как оказалось, наткнулся на кровать, а скорее, топчан. тот был застелен грубой плотной тканью. я сел, обхватил голову руками. мысли текли медленно, натыкаясь друг на друга.

внезапно я услышал шум, он шёл откуда-то сверху. затем раздался резкий скрип, и надо мной открылся проём света. я зажмурил глаза. огненные пятна плавали во тьме. снова открыв их, я увидел в проёме чью-то фигуру. свет оказался не таким уж ярким. когда глаза привыкли к нему, я увидел, что оказался в подвале или погребе. проём обернулся люком. а лицо человека в нём было закрыто маской.

часть меня оставалась безразличной к происходящему. словно онемела. другая же кричала, заходясь в истерике. холодный голос первой говорил: это кошмар. сейчас ты проснёшься, и увидишь её, почувствуешь её тёплое дыхание на щеке. второй же бился в висках, и твердил одно – тебе не выбраться, не выбраться, не. усилием воли я оборвал диалог и посмотрел наверх. тёмная фигура не двигалась. человек молча сидел у люка. но вот он легко поднялся на ноги, подняв с пола верёвку. в другой руке у него была плетёная корзина. он опустил её вниз и стал травить верёвку. наконец корзина коснулась пола. человек взмахнул рукой, верёвка ослабла, дёрнулась, на конце что-то блеснуло – я не успел разобрать – и втянул её наверх. так же молча закрыл люк; я снова остался в темноте.

звук его шагов понемногу затих. первый шок прошёл, я снова мог более или менее трезво мыслить. но сначала нужно было осмотреть корзину. пошарив в ней рукой, я нащупал небольшой предмет. это был коробок спичек. зажёг одну, в сыром воздухе резко запахло серой, поднёс к корзине. сразу же увидел толстую свечу. зажёг фитиль, и в неровном свете увидел, что в корзине лежали сборник стихов, одеяло, фляга и сэндвичи, завёрнутые в бумагу. есть не хотелось. в фляге была вода, я осторожно отпил глоток, подождал. прислушался к себе. ничего не почувствовал, выпил сразу половину. расстелил одеяло, лёг и, свернувшись в позе эмбриона, стал думать, что делать дальше.

у меня не было врагов. во всяком случае таких, кто, не задумываясь, кинул бы меня в подвал. недоброжелатели бы на такое не решились. так, подставить ногу, пустить слух за спиной – не более. так что я никак не мог понять, кто же этот человек в маске. промучившись с полчаса (а может быть, и час), я плюнул и стал думать о любимой. сотового при мне не оказалось. она, наверное, обзвонилась мне. сходит с ума от беспокойства. ничего, я скоро выберусь отсюда, решил я. и забылся тревожным сном.

…я не выбрался из подвала ни на следующий день, ни через неделю. раз в сутки люк открывался, я ставил под ним корзину с пустой флягой, человек цеплял ручку крюком, вытаскивал её, закрывал люк. чуть позже он возвращался, опускал корзину, выбирал верёвку и закрывал люк. как робот. иногда вместе с сэндвичами в корзине я находил фрукты, зелень, финики. во фляге всегда была вода. на второй день я обнаружил в углу жестяное ведро. парашу. человек забирал его раз в два дня. бумаги от сэндвичей было в самый раз.

я стал считать дни, используя спички. раскладывал их у стенки. завтра их будет тридцать. целый месяц я здесь. тот месяц, что я должен был провести с ней. время от времени я впадал в ярость, днями не ел, один раз опрокинул ведро. он спустил мне другое, с водой и тряпкой. потом бросил мыло. а один раз я подстерёг его. на двадцатой спичке он появился в люке, как обычно, в одно и то же время. впрочем, в сырой и тёмной яме сложно следить за временем. ночью я дрожу от холода, днём немного теплее – или мне кажется? он стал опускать корзину – в той же мерзкой маске. я встал, медленно подошёл ближе. сделал знак рукой, мол, опускай сюда, я приму. и резко прыгнул, хватая верёвку. поймал, дёрнул что было сил. но человек словно читал мои мысли. я повалился на бетон, отбив себе бедро и опрокинув корзину. еда рассыпалась по полу. а он, вовремя выпустив верёвку из рук, по-прежнему бесстрастно разглядывал меня. как насекомое. и пока я глотал воздух, он сходил за новой верёвкой с такой же кошкой на конце. показал на моток на полу, я молча положил его в корзину. та исчезла, со скрипом закрылся люк. я сжался в комок и лежал так, вперясь в темноту. из горла рвался крик, но тогда я ещё сдерживал себя.

…пошёл второй коробок спичек. уверен, меня уже давно ищут. меня видел бармен в кафе, люди, провожавшие до машины. моя фотография висит в интернете, на фонарных столбах. мне жаль себя и страшно за неё. больше всего страшит неизвестность.
…третий коробок. всё повторяется, как в страшном сне. странно, но здесь мне не снятся сны. он приходит, приносит, забирает, уходит. я кричал на него, умолял, проклинал, заклинал, выл. всё бесполезно. я отказывался от еды – он перестал давать мне воду. я держался несколько дней. затем потерял сознание от жажды. очнулся от удара в бок – он бросил в меня флягой. я проводил его бессильным, полным ненависти взглядом. люк закрылся. я жадно выхлебал всю воду и провалился в забытье.

…четвёртый. я давно перестал раскладывать спички – к чему это? меня ищут, говорил я себе. когда это было? в прошлой жизни. в прошлой жизни осталась мансарда, прогулки в парке, горячий шоколад, её тёплое тело. мне так не хватает тепла. свечи сгорают быстро, но мне нужно быть экономным. иначе просижу в темноте несколько спичек. сжимать горячий воск в ладонях. представлять жар костра, камина, солнца. пламени свечи очень, очень мало. книги лежат в углу; я забросил чтение на прошлом коробке. в первой книге было стихотворение одного поэта. короткое, как звук закрывающегося люка. про огонь и лёд. льда здесь предостаточно. я запомнил его наизусть.

…пятый. апатия, боли в суставах, я стал плохо видеть. есть не хочется. сильно исхудал. оброс, борода клочьями, на голове колтуны. ногти длинные, загнутые, ломкие по краям. мне нет до этого дела. сегодня, когда он придёт, я разобью себе голову о стену. на его глазах.

скрип люка. вижу его фигуру, расплывшуюся в ярком свете. собираюсь с силами, встаю, держась за стену. иду по ней; шаг, второй, третий, я слева от люка. он глядит на меня, молча, как и прежде. я смотрю ему в глаза, в прорези этой треклятой маски. фиолетовая клякса? размахнувшись, бьюсь головой о стену. боли нет. ещё, ещё раз. перед тем, как потерять сознание, погрузиться в чернильные воды стикса, я слышу его голос. колоколом отдаётся он в голове, это алое пятно говорит мне с кирпичной стены: ты останешься здесь навсегда.

…я очнулся на мягком, и мне было тепло. голова в повязке, одеяло, солнечные пятна. солнечные пятна? я вскинулся и тут же со стоном упал на подушку. в висках пульсировала кровь. открыл глаза и сразу же зажмурился. поднял руку, чтобы заслониться от света, лившегося из окна. ногти были чистые и стриженые. машинально я провёл рукой по подбородку, пальцы кольнула щетиной. волосы на голове оказались мягкие на ощупь. я опёрся на локоть и осмотрелся. в комнате со светлыми обоями находилась кровать, зеркало, тумбочка и лампа. на тумбочке стояло фото, а рядом с ним лежала тетрадь. я потянул за ручку ящика и отпрянул, словно там пряталась гадюка. в ящике лежала маска. фиолетовая, как ночное южное небо.

я прочитал дневник того человека сразу же. это он улыбался на фото, ещё подростком. думаю, немного погодя ему стало не до улыбок. родители умерли, когда ему стукнуло пятнадцать. его взял к себе друг семьи, оформил опекунство. и что-то пошло не так. я не нашёл в дневнике об этом ни слова. опекун посадил его в подвал и держал там несколько месяцев, пока парень не начал сходить с ума. он бы и сошёл, но сердечный приступ помешал этому. сначала полицейские нашли опекуна с искажённым от боли, посиневшим лицом; маску он судорожно сжимал в руке. а потом и подростка, превратившегося в старика. конечно, он прошёл курс лечения и психотерапии, но уже никогда не стал прежним. на последних страницах я прочёл про себя. мальчишка, ставший молодым человеком, ездил по стране и искал похожих на своего палача людей. тот оставил после себя состояние. и в нашем городе он нашёл, что искал. снял дом на окраине, стал следить за мной. а дальше вы всё знаете.

теперь я вспоминаю, что видел его не раз, но не обращал внимания. был поглощён собой, а потом женщиной. в кафе, кинотеатрах, парке – всюду он попадался мне на глаза, длинный тощий парень со светлыми волосами, в чёрном коротком пальто с воротником стойкой. я был беспечен, как уже не буду впредь. я получил хороший урок. парень же исчез, отомстив за себя, пусть и другому. но заложил дневник запиской, в которой напечатал три слова: теперь маска – ваша.

…а маска, похоже, венецианская; опекун знал толк в редких вещах. я примерил её и с удивлением обнаружил, что она мне впору. к тому же, закрывает седые пряди на висках. раньше их не было, но меня это не смущает. да, вот ещё что. когда я прочёл записку, в голове что-то щёлкнуло. я отчётливо понял, что мне делать дальше. подмигнул отражению и стал набираться сил. в доме было полно еды, витаминов, фильмов и книг. к последним я не прикасался. прошёл ещё месяц, и я понял, что больше ждать нельзя. разорвал фото в клочья, спустил в канализацию, отправился домой. стояла золотая осень. я не замечал её, я был одержим одной мыслью. как во сне, прожил крайнюю неделю в этом городе. женщина? да, она приходила, плакала; помню, когда мы случайно встретились на улице, она упала в обморок. она звонила, оставляла сообщения. мне было всё равно. полиция тоже проявила ко мне интерес. я рассказал им мою историю, но наполовину; дневник я сжёг, маску надёжно спрятал. с работы же я уволился сразу же по возвращении. мне выплатили солидное выходное пособие. теперь счёт в банке позволял не заботиться о будущем довольно долго. года полтора скромной жизни в небольшом коттедже на юге страны, не меньше.

я отправляюсь в дорогу завтра. билеты куплены, чемодан стоит у кровати, тот самый. я буду ездить по городкам, пока не найду его. похожего на парня в маске, а может быть, и его самого. мне без разницы, как карта ляжет. и когда найду, сниму дом с погребом. возможно, его придётся углубить, но ничего. я окреп и соскучился по тяжёлой ручной работе.

цикл должен завершиться. и начаться снова

[izida]

Читать было интересно, хотя я почти сразу догадалась что будет дальше. Отредактируй кое-где. я прочитал дневник того человека в тот же день , например. Э? Но мне кажется , что проза - не твой конёк. Этих твоих морских коньков на галстуке ну никак забыть не могу. Вот стихи твои, как песня жаворонка , льются сами , а проза как-будто написана насильно. ИМХО. Некоторые фрагменты очень хороши , но в целом что-то рассыпается. Надеюсь без обид?

[Vagabond]

вчера не было уже сил на вычитку, спасибо

я там ещё кое-что в конце добавил. пока это всё пробные шары. надо же учиться

и я хочу попробовать диалоги и имена. тогда и посмотрим

[Длинный мальчик]

Многие люди строят кому-то яму. Но впервые вижу, чтобы выражение "не строй другому яму" брали за художественный образ и ложили на бумагу. Это очень одинокий образ: бетонная яма. Хотя выражение более широкое: долговая яма, змеиная яма и т.д.
"пальцы кольнула щетиной" - надо исправлять такие баги.

[Vagabond]

Длинный мальчик (Oct 13 2010, 12:56 PM) писал:

Многие люди строят кому-то яму. Но впервые вижу, чтобы выражение "не строй другому яму" брали за художественный образ и ложили на бумагу.

"строить другому яму" и "ложить на бумагу" - вот баги так баги

Цитата

Это очень одинокий образ: бетонная яма. Хотя выражение более широкое: долговая яма, змеиная яма и т.д.

это у мураками бетонный колодец - у меня скромнее, земляной зиндан

Цитата

"пальцы кольнула щетиной" - надо исправлять такие баги.

старое, вычитывать лень, да и не нужно пока

[Sondra]

"Попадешь в яму - вырой её другому"
А вообще, очень страшный рассказ! Как легко, оказывается, заразиться сумасшествием!

[Vagabond]

Sondra (Oct 13 2010, 09:01 PM) писал:

Как легко, оказывается, заразиться сумасшествием!

до настоящего безумия здесь, конечно, далеко - так, первые шаги

[Длинный мальчик]

Цитата

это у мураками бетонный колодец - у меня скромнее, земляной зиндан

Спасибо за пояснение. Если бы Вы не сказали, что это именно зиндан, сам бы я не понял.
Дело не в том, что в рассказе нигде не указано, мол "это зиндан", а в том, что он описан не совсем читабельным языком. Вот, если не верите, простой пример: "у меня есть старое армейское одеяло с крестом, но я всё равно мёрзну". Непонятно, с каким крестом. Одеяло со свастикой, что ли?

[Vagabond]

иногда свои вещи стоит перечитывать, да - это что касается зиндана

крест на одеяле - это деталь, имелся в виду швейцарский; а подвал описан вполне конкретно, по-моему

вообще сюжет распространённый в кинематографе, в литературе сразу и не припомнишь (кроме, опять же, мураками)

[Victory]

Цитата

в литературе сразу и не припомнишь

И вроде бы у Баркера в какой-то из книг крови тоже есть подобное.

упд: во второй, "Страх" называется.

[Vagabond]

Victory (Oct 14 2010, 12:15 PM) писал:

И вроде бы у Баркера в какой-то из книг крови тоже есть подобное.

ага, благодарю можно устроить массовый опрос в жж