Перейти к содержимому



ПиК-2


Ответов в теме: 14

#1 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:15:24

Принцесса и Клоун (продолжение)

– Когда мы играли, с нами сидел какой-то иностранец. Его зовут Леопольд… Вроде бы из Голландии. Он не играл, а только смотрел. Потом, когда все ушли, мы с ним разговорились, он нормально по-нашему трещит. Только с акцентом. Вот… Ну, я такой радостный, выиграл много, показал нашу фотку – ту что на пляже сделали. Про тебя рассказал, – при этих словах Дима поцеловал её пальцы и она не сдержала лёгкой, грустной улыбки, чувствуя, как сердце наполняется беспредельной нежностью. – Смотрю, а этот козёл заинтересовался, всё пялился, губами чмокал, спрашивал, сколько тебе лет, рост, вес… Я малость бухой был, рассказал. Ну, а потом этот хрен моржовый поволок меня со своими знакомыми играть. У одного из них кличка Хан. Может, слышала, он иногда сюда на джипе приезжает…
Оксана кивнула, после чего Дима закурил и продолжил:
– Сначала карта шла, а потом… Продул, в общем всё, что раньше выиграл. Думал, отыграюсь, а в результате, – Дима махнул рукой так, что было понятно – чаяния его не сбылись. – Ну, тут Хан мне всё объяснил, мол, так и так… Ты, говорит, малыш, не переживай, но бабки постарайся отдать. А то мы тебя сами найдём. Я ж, идиот, ещё раньше сказал, что из Терещенска приехал. Вышел, иду на вокзал, тут этот хлыщ догоняет. Что, говорит, проблемы? Могу, мол, выручить… В общем, он, как это сказать… приехал в Новопавлов кино снимать про русских девчонок. Короче, говорит, если твоя подружка согласится позировать перед камерой, как модель, стриптиз станцует – плачу тысячу. Он какую-то коллекцию собирает, что ли. Ну, я не выдержал, послал его… Так что, всё это фигня… Проехали.
– Он сказал – две штуки? Две тысячи долларов?!
Вопреки её опасениям, Дима не отказался, как грозил пять минут назад, продолжать тему.
– Да. Съёмки два дня.
Две тысячи долларов! Цифра не укладывалась в голове… А стриптиз – подумаешь… Что здесь такого? Это даже интересно, она сама мечтала попробовать. Подумаешь! Танцевать она любит и умеет… Почему бы и не сняться, раз уж так вышло? Пусть пялятся, и онанируют там в своей Голландии. Зато у них с Димой… У них появятся деньги и тогда она сможет уйти из опостылевшего дома.
– А почему так много?
– Это для нас много, а для него – копейки. Он ищет, что-то особенное… Как он сказал… А, вот – русскую жемчужину… Козёл, блин!
– Он в гостинице живёт?
– Не… Там он просто в баре сидел, а сам где-то за городом, какую-то дачу снимает.
Оксана смотрела, как малыш, гонявший по газону мяч, упал и разревелся. Подбежав к ребёнку, молодая мамаша отшлёпала его, не жалея ни крохотной задницы, ни собственной ладони, отчего мальчик разревелся пуще прежнего.
– Это единственный шанс вернуть деньги, – озвучила Оксана истину, незримо повисшую в воздухе.
– Нет, нет… даже не думай, – сказал Дима. Сказал без былой твердости и она, почувствовав это, решилась.
– Да, Дима, – в её тоне, напротив прозвучали стальные нотки.
Он виновато смотрел на неё. Но было в его глазах кроме вины ещё кое-что: расчётливый вопрос – под силу ли ей? Оказалось, что под силу, но это вовсе не спасло их отношений.
***
Ты – белый и светлый, я, я – тёмная, тёплая…
Ты, плачешь – ни видит никто, а я, я тонкие стёкла – ду-у-ра!!!
Ты, так откровенно любишь! Я, я так безнадежно попала!
Мы, мы шепчем друг другу секреты, мы всё понимаем и только этого мало!

Под звуки загадочной, имеющей некий труднодоступный смысл песни Земфиры, Оксана пила кофе. В институт можно было не спешить. В планы ближайших дней учёба не входила… С утра позвонил Лео. Он сказал, что есть новости и просил приехать в Новопавлов. Вместе с мелким осенним дождём серое утро принесло воспоминания о…

тех выходных на даче. В глубине души Оксана сомневалась, что кто-то станет платить такие неслыханные деньги за стриптиз, даже если она будет танцевать непрерывно двое суток. Хотя, чёрт их знает, этих иностранцев… Может… может, это будет какой-то необычный стриптиз? Но стриптиз закончился, едва начавшись. Она танцевала в одном бикини на широкой постели, толстый, с прилизанными волосами Леопольд суетился вокруг камер, одну из которых держал на плече, и что-то довольно бормотал на незнакомом ей языке.
Когда она осталась в одних трусиках, в комнату, посмеиваясь, вошли два парня.
Дальше – туман, из которого появлялись, хватали её и больно тискали грубые руки, сквозь пелену доносился собственный крик, пока широкая ладонь не заткнула рот. Она слышала сальные шуточки о своих женских прелестях, сопровождавшиеся довольным хохотом возбуждённых самцов. Она видела то потолок, то голые, крепкие тела молодчиков, вертевших её так, словно она была неодушевленным манекеном, резиновой куклой из секс-шопа. Почему-то самым громким звуком, разрывающим перепонки, казалось тяжёлое прерывистое дыхание. Под конец она поняла, что вырываться бесполезно и затихла. Умерли все эмоции, проглоченные вселенской апатией, заполнившей душу. Не было ни слёз, ни истерики.
Режиссёр и оператор в одном лице ликовал – сцена изнасилования удалась с первого дубля. Выключив камеру, Лео объявил перерыв. Взмокшие парни, не одеваясь, ушли мыться…
Предложив ей сигарету, иностранец вежливо извинился и попросил не обижаться. Так было задумано, объяснил он – для зрелищности и натуральности сцены. А насчёт анонимности она может не волноваться – кассеты будут распространяться только за «бугром». И фильм, сообщил голландец, смеясь и поглаживая её по плечу, называется «В Россию за любовью»…
Похоже, никто не сомневался, будто она сразу знала, что придётся играть в порнофильме. Один из парней проводил её в ванную и перед дверью жарко поцеловал, сказав, что она отлично сыграла, у неё прекрасное тело, и вообще они могли бы встретиться после съёмок.
Стоя под горячими струями воды, она всё поняла, но назад пути не было… Она должна получить эти чёртовы деньги. Только почему Дима не сказал всю правду? Не знал сам, или боялся, что она не согласится? В какой-то момент подумалось: всё это бесполезно – между ними всё кончено. Но Оксана прогнала неприятную мысль, хотя ощущение, что их отношения никогда не станут прежними, затаилось где-то рядом.
Когда она вернулась, парни, назвавшиеся Денисом и Славой, вели себя так, словно не насиловали её десять минут назад. Поглаживая её тело, они говорили комплименты, целуя шею, грудь, живот, постепенно опускаясь всё ниже. Оксана закрыла глаза и расслабилась, отдав свое тело на усладу вновь распалившимся жеребцам. Правда, теперь от их грубости не осталось и следа. Ребята умело покрывали её тело поцелуями, стремясь проникнуть в самые интимные уголки…
Нового Оксана ничего не открыла – все ласки и разные виды секса она уже испробовала с Димой, но происходящее ныне, вызывало совсем другие ощущения. И вскоре, со смешанным чувством страха и восторга, она поняла, что ей это нравится. Один из ребят жадно, как младенец, лобызал грудь с уже затвердевшими сосками, губы другого проделывали неспешный путь по внутренней стороне бедра, поднимаясь вверх от колена… А когда горячий язык проник между складок плоти и юркой змейкой зашевелился внутри, Оксана непроизвольно застонала и, содрогаясь от сладкой дрожи, вцепилась в затылок парня, прижимая его голову к себе и двигая бёдрами... Такая реакция подтолкнула партнёров, (да, да, не насильников – ведь они просто играли роль), к активным действиям. Через несколько минут стонали все трое, извиваясь и сотрясая широкую кровать.
Леопольд не верил глазам: такой способной актрисы ему не приходилось встречать за всю богатую практику в порнобизнесе. Складывалось впечатление, будто девчонка только сексом и занималась с самого рождения. Ему даже не пришлось подсказывать, что время от времени нужно поворачиваться лицом к камере, а, делая минет, улыбаться и смотреть снизу вверх на партнёра – всё эти тонкости она знала сама.
Откуда такой опыт, такая чувственность и мастерство в её возрасте? А точеная фигура, которой позавидовали бы даже профессиональные звёзды? И, конечно же, этот взгляд… Трахни меня, кричали чёрные глаза капризным голосом развратницы и в то же время с детской наивностью вопрошали: разве я делаю что-то плохое? Похоже, он нашёл то, что искал: русскую жемчужину – новую звезду экрана категории ХХХ.
Больше всего хотелось бросить видеокамеру и присоединиться к барахтающимся телам. Правда, заняться сексом не с ней, а со спортивно сложенными парнями. А девчонка, могла бы наблюдать, за ними, лаская себя. Эта мысль заставляла камеру в руках Лео мелко трястись. Но, работа всегда была на первом месте. И его собственная ориентация в данном случае играла на пользу.
Мелкие угрызения совести, стыда перед Димой Оксана испытывала в перерывах между сценами, когда ребята запивали апельсиновым соком какие-то таблетки, а Лео приносил разогретую в микроволновке пиццу. Но терзания быстро проходили… Если на то пошло, она здесь ради него. И всё делает только ради него. Ради них обоих…
В конце концов, если пришлось трахаться с незнакомыми мужиками, почему нельзя не получать от этого удовольствие? Тем более, в плане секса ребята оказались виртуозами. Диме до них ещё далеко. Может, сказывается их опыт, может, таблетки, которые они принимают. Или то, что их двое? А может, всё дело в камерах?
В любом случае они расстанутся и вряд ли увидятся вновь. Значит, можно делать всё, что угодно, реализовать фантазии, которые, надо признаться, посещали её раньше, но оставались невысказанными, загнанными вглубь пещеры её сознания… Чтобы теперь, при таких благоприятных обстоятельствах вырваться наружу.
Докуривая, она смотрела на парней. Обернувшись, Денис – тот, который предлагал встречаться, улыбнулся. Она улыбнулась в ответ… Ребята подсели ближе и уже вместе они обсуждали, что и как будут делать в следующем ролике. Время от времени свои замечания вносил Леопольд, настраивавший камеры и расставлявший в нужных местах светильники на алюминиевых штативах. Всё это происходило настолько непринужденно, будто они знакомы сто лет, и говорят не о сексе, а о предстоящем пикнике на природе…
В тот день они занимались любовью шесть раз в разных комнатах, включая кухню и ванную, обыгрывая различные варианты. По спальням разошлись изможденные, едва волоча ноги.
Не менее напряжённым выдался следующий день. Актёрский состав расширился. Приехала потрясающей красоты женщина лет тридцати пяти. Они мигом нашли общий язык… во всех смыслах. Это было несложно – с остатками стыдливости Оксана распрощалась еще накануне. Хотя еще и два дня назад она вряд ли поверила бы, что ей будет так приятно заниматься любовью с женщиной.
Режиссёр остался доволен и, отвезя её вечером на вокзал, в машине протянул две сотенных купюры.
– Это лично от меня. Ты потрясающая девушка и очень талантлива…
Оксана машинально взяла деньги, продолжая выжидающе смотреть на Лео. Прочтя в её глазах не заданный вопрос, тот спохватился и сообщил:
– Передай своему менеджеру Диме, что сделка состоялась. Всё, как мы договорились – он больше ничего не должен Хану… Как это ваша пословица…
Леопольд нетерпеливо пощелкал пальцами.
– Ага… Дороже денег договор.
Оксана почувствовала, как проваливается куда-то вниз, словно шагнув в пропасть.
– Погоди, Лео… Какой менеджер? Что значит, договор? Он, что сразу сказал, что я приеду?
– Ну, да… Он так и сказал. Понимаешь, я работаю здесь с Ханом, плачу ему за охрану от бандитов и вашей полиции. Как это у вас называют… под крышей. Когда я увидел фото, ты очень понравилась. Этот парень знал, что я снимаю кино. Он проиграл Хану много денег и предложил сделку. Он сказал, ты очень опытная. Я согласился вернуть его долг. Я думал – он твой менеджер. Я думал – ты уже снималась в кино. Если он не твой менеджер, я хочу тебе предложить… Эй, подожди!
Не дослушав, она схватила сумочку, в которой лежала косметика, двести долларов и трусики, и выскочила из иномарки.
Всю дорогу она провела в тамбуре электрички, выкуривая одну за другой сигареты и вытирая слёзы. Она плакала не из-за случившегося на даче – в конце концов, там всё было по честному, а ребята держались искренне и дружелюбно. Она оплакивала свою растоптанную любовь, себя, преданную и униженную еще тогда, когда её «менеджер» договорился с Леопольдом.
Дима ждал на перроне, держа в руках букет тёмно-бардовых роз. Она подошла и, когда он, не снимая солнцезащитных очков, наклонился поцеловать, выхватила цветы...
Спустя секунды она бежала в сторону перехода, а Дима стоял, закрывая ладонями исхлёстанное лицо. Ветер гонял по перрону цветочные лепестки, которые, как заколдованные, водили хоровод вокруг очков с разбившимися при падении стёклами...

***
Из Новопавлова она вернулась через три дня. Всё шло по плану. Леопольд рассказал, что фильмы с её участием пользуются бешеным спросом. Продюсеры нескольких студий жаждут воочию лицезреть российскую диву, значившуюся в титрах под псевдонимом – «дикая русская кошка». Вскоре они смогут вместе поехать в Голландию и рассмотреть предложения. Главное – не просчитаться...
Увидев её, Максим едва не подпрыгнул до потолка своей каморки. Решив осчастливить этого милого уродца, она зашла в будку.
– Привет, Максимка!
– Здравствуй, – поздоровался он сдержанно, но глаза, горящие радостью, выдавали его с потрохами.
– Как дела?
– Нормально, а у тебя?
– Отлично. Ты даже не спросишь, где я была?
– Нет, – ответил он, распознав ехидную провокацию в её голосе. – Я просто волновался… и скучал.
– Знаю, – она широко зевнула и спросила с показным равнодушием. – Составишь мне компанию сегодня вечером?
– Конечно!
– Тогда – в семь, возле торгового центра. Пока, амиго…
Максим смотрел вслед, сгорая от желания узнать, где же она всё-таки пропадала. Для него три последних дня были наполнены гнетущей неизвестностью и тревогой. Больше всего он боялся, что Оксана может просто исчезнуть из его жизни. Также внезапно, как появилась в ней. Эта мысль пугала, лишая покоя. Но, слава богу, она вернулась, а с любопытством он как-нибудь совладает.
Треклятого троллейбуса пришлось ждать двадцать минут, после чего столько же ехать сдавленным в плотной людской массе, мысленно матеря общественный транспорт и всех на свете. Водила словно читал гневные мысли и в отместку останавливался на каждом светофоре, независимо от цвета сигнала.
К месту встречи Максим добрался, когда на больших электронных часах, прилепленных к стене над центральным входом, горели красные цифры 19.15. Точка между ними издевательски подмигивала, отсчитывая секунды. Возле входа, разумеется, никого не было. Просто глупо надеяться, что Оксана станет ждать его четверть часа. Если… если, она вообще приходила, что вовсе не факт. Запросто могло статься, что и не приходила. Или ждала где-нибудь в стороне, не собираясь подходить, а только чтоб поиздеваться. Ха! В таком случае, всё вышло с точностью до наоборот… Конечно, можно было тешить себя такой версией, но факта это не меняло. Он опоздал…
Зло сплюнув, раздосадованный, он повернулся спиной к магазину и полез в карман за сигаретами. В этот момент прохладные, тонкие пальцы с длинными ногтями, неслышно выпорхнув сзади, закрыли глаза. Ощущая прохладу узких ладошек висками, Максим услышал её голос:
– Как это понимать?
Ответил не сразу, с трудом удержавшись на ослабших ногах. Она была так близко!
– Извини… пожалуйста.
– Не смей опаздывать. Усёк? – руки соскользнули с его лица, оставив невидимые, пылающие отпечатки.
– Угу, – отозвался Максим и повернулся.
Она смотрела пристально, чуть сузив глаза и хотя, даже на высоких каблуках была ниже его на голову, казалось, что сверху – вниз. Ответ её удовлетворил, а может, просто язвительная фраза не пришла на ум, но её величество снизошло до милости.
– Ладно уж, кавалер несчастный. Первый и последний раз.
– Не, Оксан, понимаешь, троллейбуса долго…
– Ай, заткнись, – недовольно сморщилась она. – Троллейбус... Хотел бы, пешком пришёл… Любишь ты надо мной издеваться, Максимка. И чё я это терплю? Не знаешь?
При мысли о том, что это он над ней издевается, Максим с трудом сдержал улыбку, прикусив изнутри нижнюю губу.
– Он ещё и ухмыляется, – деланно возмутилась Оксана. – И, вообще, хватит на меня таращиться. Пошли что ли? Или так и будем стоять, как три тополя на Плющихе? Я замёрзла, если тебе это, конечно, интересно.
Она взяла его под руку с такой привычной непринужденностью, как если бы лет пять была замужем. За ним…
– Не три, а два, – пролепетал он, расплываясь в дурацкой улыбке.
– Чего? – нахмурилась она.
– Ну… ты говоришь, стоим, как три тополя, – пояснил Максим, понимая, что говорит бред, лишь бы хоть что-то говорить; но не мог ничего с собой поделать. – А стоим-то мы вдвоём…
Они шли мимо освещённых магазинных витрин и Максим, наверное, впервые в жизни не пытался избегать встречных взглядов прохожих. Оксана молчала, словно решала в уме математическое уравнение. Оказалось, так оно и было, что выяснилось пятью секундами позже. И, найдя до жути остроумный ответ, не преминула его озвучить:
– Нет, Максимка, стоим мы втроём. Ты, я и у тебя в штанах…
Когда смысл слов дошёл до него, он порадовался, что в вечернем полумраке она не видит его лица, вмиг обретшего цвет спелой рябины. Хотя, с чего он решил, что не видит?
– Скажи, что не так, – игриво проворковала садистка.
– М-м… Куда пойдём? – Единственное спасение – пропускать её пошлости мимо ушей. – Может, по парку погуляем?
– Ах да, я забыла. У тебя ж денег – только на хлебушек насущный…
Определённо, она решила мстить за опоздание.
– Дальше что? – буркнул он, опуская руку, под которую Оксана его держала.
– Обиделся? – рассмеялась она. – Скажите, какой нежный…
Максим подумал, что сейчас их «чудненькое» свидание завершится, но не смог сдержать язвительного ответа, выдавив сквозь зубы:
– Не всем повезло с родителями.
Вновь колокольчиками прозвенел её смех, в котором, впрочем, злости было больше, чем весёлости.
– И что вы все привязались к моему папочке?! Завидно?!
Сунув руки в карманы, он отвернулся в сторону, понимая, что лучше бы она всё-таки не дождалась его. Несколько минут они шли молча. Логичнее всего, если сейчас Оксана скажет чего-нибудь ядовитое напоследок и, поймав такси, укатит. Но странное рандеву только начиналось. Обмен колкостями, напротив, поднял ей настроение.
– Максик, а как ты живешь? Мне любопытно…
– Типа не знаешь, – едва слышно ответил он, радуясь тому, что она, наконец, сменила тему и… конечно, тому, что его предположение не оправдалось. – В общаге живу.
– Да? – оживилась Оксана, будто это и впрямь было для неё новостью, и произнесла медленно, вдумчиво, словно пробуя незнакомое слово на вкус: – Об-ща-га... А, это где тараканы, скрипучие железные койки и где в одной комнате трахаются по шесть человек сразу?
Она вновь держала его под руку и смотрела сбоку, наблюдая за реакцией. Но на этот раз он был готов и с готовностью ухмыльнулся, может быть чуть поспешно.
– Ага... и крысы размером с собаку, – кривая ухмылка, несомненно, была его высшим достижением в этой нелепой дуэли. – Как у Кинга в "Ночной смене". Впрочем, ты ж такую дрянь не читаешь... – Ответ прозвучал достаточно смело, что не могло не радовать, и Максим ринулся закреплять занятые позиции. – Оригинальное у тебя понятие об общагах…
– Понятие об общагах у меня нормальное, – брезгливости в её голосе хватило бы на десяток чистюль-домохозяек, вдруг обнаруживших посреди зала неведомо откуда появившееся собачье дерьмо. – Наслышана.
Максим многозначительно хмыкнул.
– Знаешь что, – говоря, она как бы невзначай коснулась его руки. – А пойдём к тебе.
Она внимательно следила за выражением его лица и говорила почти приказным, не допускавшим возражений тоном. Растерявшись, он неосознанно шмыгнул носом.
– Да? А тараканов не испугаешься?
– Ну, тебя ж я не боюсь, – ответила она, глядя прямо в глаза. – А по сравнению с тобой любой таракан просто прелесть. Так что? Будем грязь топтать или пойдём тараканов смотреть?
Выбора не было, и Максим махнул рукой.
– Пошли, если так хочешь. Только на вахте нужно паспорт оставить или студенческий билет.
– А бюстгальтер в залог примут? – улыбнулась она, на что Максим мысленно обозвал её сучкой.
Без зла, а, наоборот, с каким-то неосознанным восторгом и чем-то ещё. Непонятным чувством похожим на робкую надежду, что его фантастическое желание не такое уж несбыточное… Ведь что-то же таится за её намёками?
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#2 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:20:00

Дородная тётка встретила их колючим, подозрительным взглядом, брошенным поверх очков, и отложила журнал "Хозяйка". Лицо вахтёрши выражало суровую решимость стоять грудью хоть на пути армады вражеских танков, если те попробуют прорваться в жилой блок, не предъявив паспортов или студенческих билетов.
– Куда это вы, молодые люди? – спросила блюстительница пропускного режима, хотя ответ на этот дурацкий вопрос был очевиден и не предполагал вариантов.
Пока Максим переминался с ноги на ногу, Оксана с любопытством осматривала мрачно-серые стены холла, главной достопримечательностью которого был потёртый диван и допотопный цветной телевизор.
– Н-дя, – скептически изрекла она. – Представляю, что нас ждёт в твоём люксе…
Тем временем Максим объяснялся с вахтёршей.
– Мы… это… – промямлил он, косясь на спутницу. – Можно ко мне в 305-й блок пройти?
– Зачем? – резонно поинтересовалась тётка, скорбно поджав губы.
– А мы, знаете, к экзаменам готовимся, – Оксана выступила из-за спины Максима, и не успел тот и рта открыть, с подкупающей улыбкой продолжила: – Я, понимаете, отстающая – так вот молодой человек мне помогает. Ну, репетитор, понимаете? Мы с ним репетируем, вот.
– Знаю я ваши репетиции, – пробурчала женщина, придирчиво оглядывая Оксану с головы до ног.
– Ой, – всплеснула руками Оксана и кивнула на журнал. – Это последний номер? Дадите почитать?
Оторопев, вахтёрша посмотрела туда же и перевела недоверчивый взгляд на Оксану.
– Классный журнал, – продолжала ёрничать та. – Рецепты, выкройки – страсть как обожаю. А хотите, я вам прошлогоднюю подшивку принесу? У меня все номера есть – я выписываю.
Что-то дрогнуло в лице этого цербера женского пола, и она ответила оттаявшим голосом:
– Спасибо. У меня тоже есть…
– Я один рецепт вычитала – печенье «Мушкетёры», называется. Не знаете такое? Да вы что?! Пальчики оближите. Значит, берёте два стакана муки, пачку маргарина, а лучше – масла…
Оксана рассказывала с таким видом, словно была не только опытным кондитером, но и давнишней подругой вахтёрши. Максим, чувствуя полную неуместность своего присутствия, поймал себя на мысли, что слушает с таким же завороженным, глуповатым видом, как и тётка, ещё пять минут назад казавшаяся непроницаемым сфинксом. Оксана же ласкала её добрым взглядом, в котором напрочь исчезли насмешливые огоньки, уступив место искреннему желанию угодить и понравиться. Вахтёрша кивала на манер китайского болванчика, кое-что переспрашивала, а под конец даже изобразила подобие благодарной улыбки. По неестественно напрягшимся лицевым мышцам стало ясно, что бабка практически забыла, как это делается.
– …и… простите, как вас зовут? – спросила Оксана, заканчивая кулинарную лекцию.
– Нина Фёдоровна, – поспешно вставила тётка.
– Так вот, Нина Фёдоровна, ванилин или корицу добавляйте по вкусу. А теперь, если можно, мы пойдём – нам ещё нужно позаниматься.
– Да, да, – закивала Нина Фёдоровна. – Только, пожалуйста, не позднее десяти.
– Конечно. Мне и самой позднее нельзя – родители волнуются, – не задумываясь, соврала Оксана и повернулась к Максиму, будто ни она, а он был её посетителем. – Пошли, чудо природы…
У самой лестницы она обернулась, словно вспомнив что-то важное.
– Да, Нина Фёдоровна!
Вахтёрша, не успев возобновить чтение, посмотрела с теплотой деревенской бабушки, встречающей приехавшую на каникулы внучку.
– Вам очень идёт этот цвет. Какой краской вы пользуетесь?
Нина Фёдоровна растаяла окончательно и, что казалось совсем невероятным, рассмеялась, мигом помолодев в лице и обнажив два ряда коронок с напылением.
– Ой, идите уже, идите… Скажете, тоже.
Поднявшись на третий этаж, они прошли по тёмному коридору. В общаге было на редкость пустынно и тихо. Лишь из-за нескольких дверей доносилась музыка, да изредка слышался смех.
– Сколько время? – спросила Оксана.
– У меня часов нет…
– Счастливый, видать. Ну, где тут твои апартаменты?
Достав ключ, Максим долго возился с замком.
– Прошу, – сказал он, наконец, распахнув дверь.
– Мерси, – шагнув, Оксана зацепилась об порог. – Чёрт! Что за бардак? Свет включи!
Привычная обстановка блока, в котором он жил один (дверь второй, пустовавшей комнаты была закрыта), вселила уверенности и Максим сразу нашёлся с ответом.
– Темнота – друг молодёжи…
– Я в курсе, – отозвалась она и вдруг ущипнула его чуть ниже спины. – Включай, говорю.
Померцав, неохотно проснулись матовые цилиндрические трубки, озарив комнату светом, который после темноты коридора ударил по глазам яркой вспышкой.
– Вот так я и живу, – теперь настала его очередь следить за её реакцией.
Слегка щурясь, она осматривала спартанскую обстановку убогой комнатушки, в которой из мебели кроме стола и двух стульев, были кровать, тумбочка, застланный жёлтой скатертью стол да встроенные стенные шкафы. Хорошо хоть, вчера он немного прибрался и, по крайней мере, здесь было чисто. И тараканы не бегали.
Сняв пальто, она небрежно накинула его на хлипкую спинку расшатанного стула. Вязанная кофта цвета морской волны, чёрная юбка, расстояние от края которой до талии было значительно меньше, чем до колена, выгодно подчёркивали то, что должны были подчёркивать. Наряд дополняли чулки и сапоги-ботфорты с длинными каблуками.
– Экзотика, ё-моё, – пробормотала Оксана и неожиданно велела. – А теперь выключай. Красота твоего жилища меня поразила.
– Кончай прикалываться, – сказал он себе, вешая куртку на гвоздик в шкафу, служивший крючком. Оттуда же достал кипятильник и литровую банку, гадая, остался ли у него сахар. Вместе с чайными пакетиками сахар лежал в тумбочке, стоявшей между окном и кроватью. Однако, закрыв дверцу шкафа, он забыл про чай. Оксана сидела на подоконнике… Точь в точь, как в его снах – согнув одну ногу в колене, а другую свесив вниз.
– Что случилось? – спросила она. – Что-то не так...
– А… – встрепенувшись, Максим развёл руками, в которых по-прежнему держал кипятильник и банку. – Я поставлю воду? Чаю попьём?
Она смотрела на него с насмешкой и одновременно каким-то непонятным сожалением.
– Ты прав насчёт темноты. Тем-но-та, – последнее слово Оксана произнесла на распев. – А в темноте он и она… Это так возбуждает, – и помолчав, будто в последний раз что-то взвешивая, ошарашила: – Будешь долго соображать, я передумаю…
Максим вспомнил про «чайные принадлежности» и, двигаясь, как сомнамбула, опустил их на стол.
– Ч-что? Передумаешь… о чём?
В который раз за вечер она звонко расхохоталась, чуть запрокидывая голову.
– Господи, ты действительно такой идиот или прикидываешься?
Перестав смеяться, Оксана нахмурилась, будто уяснив некую истину.
– Да ты… девственник? Как я раньше не сообразила? Ты ж ещё мальчик-колокольчик не динь-динь. Скажи, у тебя ведь ещё не было бабы?
Максим покраснел – щёки раскалились до такой температуры, что, казалось, кожа сейчас задымится и начнёт лопаться пузырями, как резиновая.
– Слушай… Какое тебе вообще дело?
Ответом стал новый приступ смеха.
– Ой, я не могу! – она несколько раз хлопнула ладонью по бёдрам. – Ну, ты валенок!
Смех оборвался также неожиданно, как начался, и она произнесла тихим, властным голосом:
– Свет выруби, я сказала.
Ничего не оставалось, кроме как сделать то, чего он сам так сильно хотел – подчиниться. Происходящее больше напоминало один из его снов. И медленно, как во сне, Максим щёлкнул выключателем. Всё, что было, растворилось во тьме. Всё – кроме неё, чей силуэт выделялся на фоне окна.
– Луна какая, смотри, – сказала она еле слышно, повернувшись к окну и разговаривая будто с собой. – В такие лунные ночи… лёжа в кровати, ты… ничего не хочешь?
Этот вопрос уж точно адресовался ему, но ответить Максим не мог. А она и не ждала ответа – всё это было частью игры. Её игры.
– А жарко тут, – продолжая смотреть на улицу, Оксана расстегнула верхнюю пуговицу кофты.
– Угу, – промычал он. – Топят сильно…
Максим не знал, как достойно выйти из ситуации, в которой он выглядел законченным идиотом, но в то же время… С боязнью и предвкушеньем чего-то несбыточного ждал, что будет дальше.
Легко спрыгнув с подоконника, Оксана подошла к кровати, присела на неё и покачалась. Пружины ветхого матраса ответили недовольным стоном.
– Коечка-то скрипучая, – заметила Оксана, раскачиваясь, как гимнаст на батуте.
– Может, это… чаю попьём? Я воды вскипячу…
Словно не слыша, она вытянула ноги.
– Эти каблуки… Так ноги устают, ты не представляешь. Сними, пожалуйста, – таким будничным тоном могла бы говорить женщина, которая давно замужем и которая привыкла, что любящему супругу просто за счастье разуть её.
Максим остолбенел.
– Ну, помоги ты! Ну… – протянула она капризно, нарушая затянувшееся молчание. – Или тебе в западло?
Жаргон, не присущий её лексикону, но хорошо знакомый Максиму ещё с детдомовской поры, привёл его в чувство. Он неуверенно подошёл и присел на корточки перед кроватью, волнуясь так сильно, что чуть не повалился на зад.
– Ой, ва-аленок, – сказала она тихо, пока его непослушные пальцы пытались справиться с замками молний. – Теперь второй…
Её нога была поднята так высоко, что если бы у Максима хватило смелости глянуть прямо перед собой, он бы увидел белеющую полоску трусиков. Вероятно, на этот нескромный взгляд и рассчитывался бесстыдный жест их хозяйки.
– О… хорошо, – Оксана, конечно, имела в виду облегченье, испытанное ногами, но ему вдруг подумалось, что таким же удовлетворённым, приглушенным голосом она могла бы сказать «хорошо» совсем по другому поводу. И, несомненно, уже говорила кому-то. И не единожды.
– Так чай будем пить? – в очередной раз повторил он, пытаясь переключиться на эту тему, чтобы прогнать навязчивые мысли. – Могу к пацанам сходить за кофе… гм-м. Ставить воду?
Продолжая сидеть на корточках, в темноте он не мог видеть выражения её глаз. Но был готов поклясться, что они лучатся насмешкой.
– Воду, говоришь? Ну… тёплая вода нам может пригодиться. После того, как…
Он медленно поднялся и, не зная, куда девать руки, сунул их в карманы джинсов. Спросил чужим, хрипловатым голосом:
– Не надоело?
Её задорный хохот заставил вздрогнуть. Смех означал одно – Оксана вновь добилась того, чего хотела. Этот смех сбивал с толку, ничего не обещая и, казалось, одновременно обещая всё.
– Не надоело – что?
– Издеваться, вот что!
– Да ла-а-адно тебе! Чё такой закомплексованный? – она откинулась ещё дальше к стене, касаясь её спиной, широко зевнула и потянулась, как ленивая, пригревшаяся на солнце кошка. – И вообще, кто сказал, что я издеваюсь?
– Догадался, знаешь ли, – Максим нашёл в себе силы произнести это без дрожи в голосе, мрачно усмехнувшись. Сделав шаг назад, он упёрся спиной в стену, и чуть склонив голову, сказал: – Одного не могу понять… Чего ты от меня хочешь?
Она резко выпрямилась, заставив опять скрипнуть пружины матраса, и ответила с такой поспешностью, словно давно ждала этого вопроса, изменившимся, непривычно горячим, искренним голосом:
– А я может… я, может, понять тебя хочу! В душу твою заглянуть, понимаешь? – говоря, она похлопала ладонью рядом с собой. – Присядь. Не бойся – не съем.
Шокированный столь резкой переменой в её настроении и неожиданной искренностью, Максим оторвался от стены и, подойдя, нерешительно присел на самый край кровати.
– Ну и зачем тебе это?
Вместо ответа второй раз за вечер её прохладная ладонь коснулась его лица. И медленно провела по щеке. Потом снова, будто Оксане было приятно это делать.
– Знаешь… Мне нравятся твои глаза. Они красивые…
Максим пытался распознать подвох в её голосе и не услышал знакомых саркастических ноток. Но значило ли это, что можно верить? Рука продолжала путешествие по колкой коже щеки и, пройдясь по подбородку, сползла вниз.
– И шея… такая сильная, крепкая…
Он молчал. Сказать было нечего. И не понять: это своеобразный комплимент или очередная, едва прикрытая насмешка? Неожиданно отпрянув, она приказала:
– Ну-ка встань!
– Что?! – нервно, будто под самым ухом грянул выстрел, дёрнулся Максим, вновь застигнутый врасплох резкой переменой.
– Хочу полюбоваться твоей фигурой. Встань, ну?!
– Пожалуйста! – в тон ей, не скрывая раздражения, ответил он и вскочил. – Ну, как?! Похож на культуриста?! На кого больше: на Рэмбо или Шварцнеггера?
Казалось, от её ледяного смеха в комнате стало прохладно.
– А ничё так, – она медленно провела языком по губам – жестом, который лишь тому, кто не знал Оксаны, мог показаться случайным. – Если ещё фуфаечку на мордаху накинуть…
Максим закрыл глаза и замер. Она издевалась играючи, без злости и неприязни – почти равнодушно. Исполняла роль. Или делала наскучившую работу.
– Ладно, расслабься… – Оксана приняла прежнюю позу, откинувшись назад. – Знаешь, что-то в тебе есть… Только не пойму – что.
Максим отошёл к окну.
– А хочешь, покажу кое-что?
Он обернулся, прежде чем мозг успел скомандовать: «нет». Оксана расстёгивала пуговицу кофточки, глядя в его сторону и силясь прочесть реакцию на лице освещенным тусклым светом, проникающим через окно.
– Иди сюда, – её голос превратился в едва слышный шепот. С нотками, которые просто не могли быть фальшью. Этот голос звучал не в ушах, а исходил откуда-то изнутри, проникая в глубины сознания помимо его воли.
– Иди ко мне…
И он пошёл, уже не пытаясь понять, что происходит. Стал прямо перед ней, так близко, что его ноги касались её колен. Её пальцы лежали на третьей пуговке. В увеличившемся отвороте белел край бюстгальтера, размеренно вздымавшегося, дышавшего вместе с грудью.
– Хочешь сам? Расстегнуть…
Какая-то часть сознания отметила бесчисленную перемену интонаций в её голосе. Десятки, если не сотни. А она лишь ставила нужную фонограмму, как неустанно пританцовывающий ди-джей в ночном клубе. Сейчас это был голос невинного ребёнка. Голос, которому невозможно не верить. Его взгляд приковали тонкие пальцы, теребящие пуговицу, а собственная рука сама по себе потянулась туда, куда её звали. Но когда она была совсем близко, раздался громкий хлопок. Он не почувствовал прикосновения, а скорее понял умом, что она ударила его, и всё же отдёрнул ладонь, как от пламени.
– А руки мыл перед едой?
Она не просто смеялась, а задыхалась смехом, переполнявшим её изнутри и рвущимся наружу безудержным фонтаном. Смех вызвал злость, ставшую искрой, которая зажгла огонёк, весело побежавший свой единственный, короткий забег.
– Попался, попался! – радовалась Оксана, как шаловливый ребёнок, качаясь на звонко пружинящем матрасе. Она ведь не знала про огонёк, подбирающийся к бомбе, рядом с которой атомная – новогодняя хлопушка.
– Слушай, – сквозь зубы процедил Максим. – А ты не боишься, что я… что я… могу взять тебя силой?
Последовавшая вспышка хохота была слышна, наверное, даже на вахте.
– Ой, не могу! Держите меня, – Оксана осторожно коснулась ладонью глаз, вытирая воображаемые слёзы. – Насильник выискался. Маньяк Чикатило…
Но всё же что-то заставило её прекратить смех.
– В милицию ты не пойдёшь, это я точно знаю, – продолжал Максим, вслух советуясь с самим собой.
– Не пойду, – охотно подтвердила она – происходящее лишь распаляло её любопытство. И всё больше нравилось – игра шла по её сценарию.
– …а если всё-таки пойдёшь… Скажу, что ты меня спровоцировала, сначала сама захотела, а потом… Я не помню, что потом было. Чеченский синдром, контузия и всё такое. У меня, если хочешь знать, и справка из госпиталя есть… Много не дадут. Подумаешь, тюрьма – не яма. Отсижу.
– У-у… как ты на меня смотришь! – в голосе звучали неприкрытые нотки восхищения. – Вот оно – что-то... вот оно... твоя животная страсть! Ты похож на самца! Вот что мне нужно!
Не обращая внимания на её слова, он схватил её за обе руки и одним рывком поднял с кровати на ноги.
– Так, может, попробуем, а?!! – задыхаясь, Максим почти кричал. – Ты ведь этого хотела?! Чего молчишь?
В расстояние, отделявшее их, с трудом бы втиснулся спичечный коробок. Он слышал её учащенное, прерывистое дыханье и видел глаза. Глаза львицы в самый ответственный момент брачного периода.
– Максимка, ты не посмеешь и шагу сделать без моего разрешения, – Оксана улыбалась, хотя назвать улыбкой движение её неуверенно растянувшихся, слегка дрожащих губ было сложно.
– А как же моя страсть? Тебе ведь нужна страсть, верно? Сейчас получишь…
Ещё секунда и он, не задумываясь о последствиях, толкнул бы её на кровать и принялся срывать одежду.
– Ого!!! Какие мы… – Оксана поморщилась от боли – мужские пальцы сжимали её запястья стальными обручами. – Отпусти.
Последнее слово было сказано тихо, но с безграничной властностью. Так умудренный боевым опытом, хладнокровный и расчётливый генерал, не повышая голоса, отдаёт приказ о наступлении, прекрасно зная, что обрекает на гибель сотни, а то и тысячи солдат.
Но Максим не ослабил хватки, продолжая всматриваться в её слившиеся с темнотой, обозначающиеся лишь белками глаза, пытаясь угадать истинное желание мучительницы.
– Ручонки-то у тебя крепкие. А в там, интересно, что? Ну что?! Небось, и бабы голой живьём не видел! Я б тебе показала, да боюсь, так обкончаешься – штаны не отстираешь. И хватит косить под психа – не твой типаж…
Слова хлёсткими ударами достигали цели. Побелевшие пальцы разжались сами по себе. Запал ярости угас, так и не добежав до бомбы. Отпустив её, Максим отвернулся и пошёл к окну.
– Животное! – с вызовом бросила она вслед, потирая руку чуть ниже кисти.
– Уходи, – едва слышно донеслось в ответ.
Хмурясь, она поправляла кофточку, застёгивая пуговицы. Затем, обула сапожки – с каблуками умеренной высоты, позволяющими ходить весь день, не испытывая дискомфорта.
– Я сказал – уходи, – повторил он, не поворачиваясь.
Проскочивший в голосе всхлип, заставил бегунок молнии остановиться. Пожалуй, она перегнула палку. Нужно почесать несчастного котёнка за ушками – заслужил. Подойдя, она стала рядом и коснулась его вздрагивающего плеча и по той поспешности, с которой Максим закрыл лицо ладонями, Оксана убедилась в правильности догадки.
– Ты плачешь? Ну… не надо. Не обижайся…
– С-сука, ты, – не сдержав очередного всхлипа, выдавил он с эмоциональной искренностью, вызвавшей у неё ироническую улыбку. Она была благодарна за правду.
– Да! Да! Знаю! Сука – и всё тут!
Оксана прижалась щекой к его плечу, и они долго молча стояли рядом. Он, закрыв лицо руками, давясь беззвучными рыданиями, она, глядя на мокрую, холодную улицу. Впервые за время их знакомства её сердце по-настоящему дрогнуло. Было ли это связано с их отношениями? С той жестокой игрой, в которую она играла… Или отыгрывалась? Да, несомненно. Вопрос, ту ли жертву она выбрала? Заслужил ли эти насмешки парень, над которым жизнь и без того порядком поиздевалась?
Хлынувшие сомнения разбудили Ведьму, живущую в ней, и та не преминула возможностью сказать веское слово. Много веских слов. Конечно, Максим не виноват. Просто так получилось. Как говорится, ничего личного… В конце концов, силой никто не держит. Не нравится – пусть сидит в камере, которая в имеет вид этой общагавской конуры. Но он не уйдёт. Не-а, ни за что не уйдёт. Значит, пусть терпит в своей слабости. Слабых – бьют. Иногда им это даже нравится. Иногда у них нет ничего другого, и они не нужны никому, кроме тех, в чьих руках плеть и цепь, пристёгнутая к ошейнику.
Она ненавидела слушать насквозь пропитанные ядом размышления Ведьмы. Ненавидела саму Ведьму, которая всегда оказывалась сильнее. Ненавидела себя, за то, что была слабее и всегда подчинялась. Вопрос только, поймёт ли это её клоун, её верный пёс, ждущий ласки, но получающий тумаки? Или вообразит, что удостоился её ненависти?
Искать несуществующие ответы было бессмысленно, и через некоторое время, не сказав ни слова, она ушла, тихо прикрыв дверь.
Максим, не включая света, достал из тумбочки плеер, не раздеваясь, лёг на покрывало и закурил, сбивая пепел на пол. Выпустив струю дыма, щёлкнул кнопкой «пуск». Сборник «Агаты Кристи» он купил недавно, и музыка звучала чисто, без привычного скрипа, сопровождающего заезженные записи:
Двигая мной, наступает вечер,
Лысый швейцар зажигает свечи,
Пудрится цирк, в ожиданье встреч
С голодною… ТОЛПОЙ!
И через миг на арене алой,
Вырастет мир на утеху зала,
Белый маньяк затрясёт устало
Битой ГОЛОВ-ОЙ!
Белый клоун, белый мученик, ради смеха пьяно-жгучего
Будет издеваться над собой!
Вечером здесь у него заботы, ведь униженье – его работа,
Но посмеется последним наш невидимый ГЕ-ЕРОЙ!

Сорвав наушники, он выключил плеер. Что и говорить, темка как раз под настроенье. И дался им всем этот клоун! Будто не про кого больше петь.
Злясь на своих кумиров, Максим заново переживал малоприятный вечер. Особенно засели в голове слова про его девственность. Обидные и, чёрт возьми, – несправедливые. Максим мрачно усмехнулся, представив выражение лица Оксаны, узнай она, что с невинностью он расстался, едва ему исполнилось шестнадцать. А потом ещё полгода обучался постельному мастерству с партнёршей, почти годившейся ему в матери. Правда, воспоминанья об её жадном, пышном теле с крепкими, как у борца бёдрами и молочно-белыми грудями, каждая из которых с трудом вмещалась в двух его ладонях, были не такими уж желанными. Чего там, вспоминать не хотелось. Но память, в архиве которой он ворохнул этот эпизод своей биографии, любезно сдула с него пыль и представила взору во всех красочных подробностях…
***
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#3 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:25:13

Многие вещи, обыкновенные в обычной жизни, в интернате происходили иначе. Потому что сама жизнь в этих стенах была иной. И то, что за их пределами могло казаться таинственным и прекрасным, здесь представало нараспашку, в таких неестественных подробностях, которые, порой, вызывали отвращенье. Как если поймать красивую, порхавшую с цветка на цветок бабочку, и рассматривать её под увеличительным стеклом. Не простым, а сделанным злым троллем, тем самым который смастерил кривое зеркало в «Снежной королеве». Это стекло не покажет красоты узоров на крыльях бабочки, но в тысячи раз увеличит её тело. Чтоб ни один смотрящий не усомнился – перед ним жирная, мохнатая гусеница. Только слегка замаскировавшаяся. Стекло покажет каждый волосок на её черном теле, напоминающим живую пружину. А если поддаться неизбежно возникающему желанию и раздавить этого лживого червяка, наружу вместе с лужицей тёмной, противной жидкости вылезет вся его мерзкая сущность.
Первой, несчастной и безответной любовью Максима стала интернатовская завуч Елена Васильевна Милевич – самая красивая в мире женщина с голубыми глазами, мягким голосом и улыбкой, покидавшей её лицо лишь в редких случаях. Влюбленный Максим понимал, что в интернате не он один такой и, перехватывая устремленные на Елену Васильевну обожающие взгляды «конкурентов», сгорал от ревнивой злости. Одно лишь грело душу. Наверное, впервые в жизни, он был фаворитом. Счастливчиком. Избранным. Причем для этого не пришлось делать ровным счётом ничего. Просто быть самим собой – одиноким уродцем, гадким утёнком, потерянным в этой жизни.
На выходные некоторых воспитанников – чаще всего плаксивых, безобидных тихонь, забирали сердобольные горожане и сами учителя. (Почему-то Максиму это напоминало мультик про закрытый на ремонт зоопарк, из которого кукольные человечки забирали на постой кукольных зверюшек). До появления в интернате Елены Васильевны сменила бесчисленного предшественника, Максим думал, что счастье познать напрочь забытый вкус настоящей, домашней жизни, ему не светит. А потом пришла ОНА. И стала забирать его в свою двухкомнатную квартиру, где жила с престарелой матерью.
В томительном ожиданье пятницы, Максим с замирающим сердцем десятки раз представлял, как они выходят из интерната, идут на остановку, и он цепко держится за её тёплую, узкую и хрупкую, как птичья лапка, ладошку. Их ждёт королевский ужин, приготовленный бабушкой Таней – макароны по-флотски, обжаренная до золотистой корочки куриная голень и творожный пирог с чаем. А потом – ванная с горой пены, в которой можно нежиться хоть час, воображая себя американским богачом. И множество книжек, раскрасок, старых журналов «Мурзилка» и «Весёлые картинки». Наконец, телевизор, который они вместе смотрели до самой ночи. На следующий день они шли в парк или в кукольный театр, или в кафе «Лакомка». Это были самые счастливые часы, омрачавшиеся лишь бешеной скоротечностью минут, неумолимо приближавших утро понедельника, обрывавшего чудесную сказку.
В ту пору восьмилетнего Максима терзал единственный вопрос – когда же, наконец, Елена Васильевна станет его мамой? Не «станет ли, вообще», что просто не подвергалось сомнению, а «когда именно это случится?» Однажды, набравшись духу, он прямо спросил об этом, чем сильно смутил Елену Васильевну. Она неестественно засмеялась и поспешила перевести разговор на другую тему. А через пару месяцев случилось ужасное...
Началось с того, что по утрам Елену Васильевну стал привозить на «Волге», и вечером забирать после работы, какой-то важный дядька. Как узнал позже Максим, им был начальник городского отдела образования. Впрочем, тогда этот титул ему ничего не говорил. А вот другое, более знакомое слово «жених» испугало и удивило. Скорее, даже больше удивило, чем испугало. До сих пор Максим был уверен, что упитанные, лысоватые дядьки не могут быть женихами. Тем более, у таких невест, как Елена Васильевна. И Максим понял, что все его прежние обиды и ревность – сущая ерунда. Главную угрозу представлял этот, выскочивший, как чирей, жених. Худшие опасения подтвердились. Елена Васильевна стала забирать его всё реже и не на два дня, как раньше, а только с вечера пятницы до вечера субботы. Причём сама Елена Васильевна, нарядившись и подкрасившись перед зеркалом, с самого утра куда-то уходила. Максим, разочарованный и подавленный, оставался с бабушкой Таней, которая, как-то, по секрету, призналась, что ей будущий муж дочери тоже не очень нравится.
«Уж шибко он заносчивый» – сказала женщина, не отрываясь от вязания, и сжимая губы в тонкую полоску. Максим, рисовавший лёжа на ковре, подумал, что бабушке Тане не понравился мясистый нос жениха, и мысленно согласился. Шнобель у него был ещё тот…
Наконец, в далеко не прекрасный день по интернату прошла новость о том, что Елена Васильевна выходит замуж и увольняется. Второе было неразрывно связано с первым – завуч Милевич переходила работать в ГОРОНО, под бдительное око ревнивого супруга. Узнав об этом, Максим побежал по ненавистным коридорам, не замечая никого вокруг и не реагируя на окрик проходившего мимо воспитателя. Взлетев по технической лестнице до самого верха, он распахнул обитую жестью дверь и оказался в царстве пыли и тьмы. На ощупь добравшись до стены, где один на одном лежали несколько старых матрасов, повалился ничком и тогда уже дал волю душившим его слезам. Проплакав в мертвой тишине полтора часа, Максим незаметно уснул, а когда проснулся, с холодной ясностью понял, что ненавидит Елену Васильевну глухой ненавистью. Она оказалась такой же обманщицей, как все остальные. И это чувство не изменилось даже после того, как вечером он узнал, что его долго искали, по поручению Елены Васильевны, желавшей попрощаться. После этого никто домой на выходные Максима не брал. Впрочем, он находил в этом и положительный момент. По крайней мере, можно было не бояться попасть в гости к новому завучу – Александру Геннадьевичу Гуру, слухи о странных наклонностях которого, пришли сразу вслед за ним, хвостом потянувшись с места прежней работы – Новопавловского детдома.
Когда во время спартакиады между двумя интернатами пацаны из обеих команд перекуривали в укромном местечке, один из гостей поинтересовался, давно ли здесь работает «этот педик» Гур? Михалоградцы недоуменно переглянулись. Тогда задавший вопрос пацан в бейсболке с поломанным козырьком многозначительно усмехнулся и цвикнул слюной сквозь щербину в зубах. После чего передал сигарету приятелю и вновь спросил:
– Он у вас ещё никого к себе на выходные не брал? Нет? Ну-ну…
Своеобразно отреагировала, увидев бывшего подчинённого, и директриса новопавловского интерната – строгая тётенька с высоким шиньоном и очками в тонкой позолоченной оправе. Сморщившись, как от горькой пилюли, директриса пробормотала себе под нос что-то насчёт козла и капусты. Истинный смысл этих высказываний михалоградские детдомовцы узнали очень скоро.
Проработав полтора месяца, Гур взял на выходные сразу двух мальчишек. При этом Александр Геннадьевич пояснил их воспитательнице, что оба ребёнка страдают от пожирающих их вшей – и он поможет им избавиться от паразитов. Спустя полгода едва ли не все пацаны в возрасте от 9 до 13 лет знали, кто по рассказам, кто на собственном опыте, об уникальных особенностях «травления блошек» по методике Гура. Узнай о ней профессиональные паразитологи, их удивлению не было бы предела. Приведя ребят в свою холостяцкую берлогу, Гур с порога предложил принять ванну. В этом не было бы ничего странного, если бы завуч не настоял на том, чтобы мылись ребята сразу вдвоем. Те отнеслись к затее без энтузиазма – толкаться локтями в тесной ванной одиннадцатилетним пацанам не хотелось. Оба испытывали неловкость и просто физическое неудобство. Но это было полбеды...
Гур, успевший переодеться в футболку и спортивные штаны, стоял рядом, порываясь принять участие в мытье. Хотя ребята вполне могли потереть мочалками собственные спины и уж, тем более, помыть другие части тел. Завуч, похоже, вообразил, что перед ним малыши ясельного возраста. Нервно сжимая в пальцах поролоновую губку, он лез туда, куда лезть ему никак не следовало. Александр Геннадьевич не замечал испуганных глаз ребят, смотревших то на него, то друг на друга, а лишь тяжело сопел, в то время как штаны его ниже пояса странно топорщились.
А посреди ночи Гур зачем-то пришёл к дивану, на котором спали ребята и, тяжело дыша, полез в трусы к воспитаннику, спавшему с краю. Другой рукой педагог выполнял недвусмысленные манипуляции с собственным членом. Мальчишка проснулся и стал хныкать, после чего запаниковавший Гур выскочил из зала и заперся в туалете, проведя там десять минут…
На следующий день Александр Геннадьевич вёл себя, как ни в чём не бывало. А в ночь с воскресенья на понедельник пробовал лапать второго мальчишку по имени Петя. Тот уже знал от товарища о ночном инциденте и, будто бы сквозь сон, во всю глотку загнул такой отборнейший мат, что Гур пулей понесся к выходу, больно зацепив коленом угол приключившегося на пути шкафа. Утром Александр Геннадьевич как бы невзначай напомнил, что настоящие мужики всегда держат язык за зубами, и не болтают чего не попадя. Сплетни – удел девчонок. А для доходчивости простимулировал ребят пакетом конфет и, кто бы мог ожидать, презентовал каждому по пачке дешёвых сигарет…
Ребята стали первыми, но не последними невольными участниками странных развлечений завуча. Многие из них даже научились извлекать свою выгоду. Особенно после того, как выяснилось, что завуч готов расплачиваться не только сигаретами и конфетами, но и наличкой. Самые ушлые говорили открыто: сладости им ни к чему, а сигареты они купят сами. Способ заработка пацанов, давно уразумевших, что деньги не пахнут, не смущал. К тому же дальше чем до синхронного лапания гениталий, дядя Саша не доходил. Хотя, кто его знает…
Слухи, расползшиеся среди воспитанников, дошли и до ушей директора, который, впрочем, предпочёл закрыть глаза и заткнуть уши. Ибо с должностными обязанностями завуч справлялся безупречно.
«Мало ли чего болтают, – утешал Рогачёв самого себя, поскольку никого другого он убедить уже не смог бы. – Строгий, принципиальный, требовательный. Вот и распускают сплетни…»
Наконец, из «оперативных источников» информацию получил обслуживавший интернат инспектор милиции по делам несовершеннолетних. У молодого лейтенанта не хватило духу возбудить уголовное дело. Потому как в этом случае он и сам бы получил нагоняй за упущения в работе. Но с директором недавний выпускник милицейской школы, хотя и краснея, говорил решительно, поставив вопрос ребром. Нехотя Рогачёву всё же пришлось просить безупречного работника уйти «по собственному желанию». Гур очень расстроился, но намёк понял правильно. Говорят, через месяц он уже работал в обычной школе. Учителем младших классов.
…То, что случилось в тот год, произошло в пятницу. Правильнее сказать – началось вечером в пятницу, а завершилось субботним утром. Когда, сжимая гудящую голову, Максим осознал весь ужас происшедшего. Тогда это казалось воистину чудовищным.
Как всегда, в последний будний день недели учителя и воспитатели стали покидать интернат сразу после ухода директора. Александр Михайлович никогда не упускал возможности присовокупить к выходным добрый кусок рабочего времени. И едва сторож старик Трофимыч закрывал дверь за последним учителем, тогда даже шепотом произнесённое слово «свобода» отзывалось гулким эхом, прокатывалось по длинным извилистым, коридорам и вопреки всем физическим законам, не затихало, а, наоборот, с каждой секундой набирало силу, как сходящая со снежных вершин лавина. Обшарпанное, вечно голодное нутро детдома не могло удержать в своём чреве рвущихся за пределы опостылевших стен подранков. Распахивались форточки, а кое-где и не заколоченные по недосмотру интернатовского сторожа рамы, выпуская сорвиголов обоих полов, которые подобно тараканам, гонимым удушливыми парами дихлофоса, чёрными точками уходили во тьму. Исчезали в ней, чтобы вернуться, в лучшем случае – воскресным вечером. Ночь открывала объятия, призывно маня перспективой приключений, суля безграничную свободу от сотен «нельзя» и «запрещается», навязываемых в интернате. Для некоторых самоволка заканчивалась раньше намеченного – их водворяли в знакомые стены менты. Но большинство возвращались сами, при всём своём бьющем через край свободолюбии, осознавая истину, от которой было не убежать: интернат – единственная крыша над головой, койко-место и невкусный, но горячий и регулярный обед…
К ужину старшей в интернате осталась дежурная воспитатель Василиса Егоровна, прозванная за черты нелёгкого характера Василисой Ужасной. Закрывшись в тесном кабинетике, она залепила замочную скважину пластилином и на всякий случай повесила на ручку двери шерстяной платок, укрываясь, таким образом, от вездесущих нескромных детских глаз. После чего, включив переносной телевизор, предалась любимому занятию. Лежа на дерматиновой кушетке, Василиса смотрела всё подряд, осмысливая поток информации и, задумчиво похрустывая яблочками. С большей охотой она бы лакомилась печеньем, но это противоречило данной самой себе установке любой ценой избавиться от лишнего веса и выйти, наконец, замуж за отставного военного. Пока мечта оставалась мечтой, а ненавистные килограммы, не смотря на все опробованные способы похудения, прибавлялись.
Максиму, шедшему по коридору, не было дела ни до страданий Василисы Ужасной, ни до перспективы легко смыться из интерната. Он никогда не относился к категории искателей приключений, будучи представителем другой – малочисленной и низшей касты «мышей». Бледных, невзрачных, вечно погруженных в себя ребят, которым выходные давали счастливую возможность отдохнуть от нападок того же Громыча и ему подобных.
– Слышь, внучек…
Дребезжащий голос Трофимыча вырвал Максима из паутины мыслей. Старик подзывал его, шевеля заскорузлым крючковатым пальцем.
– Сходи-ка к завхозу, попроси кусок мыла хозяйственного. Скажешь, пусть на Трофимыча запишет. На меня, значит. А то, понимаешь, брат, решил портки постирать, раз – а мыльца-то и нету. Сходишь?
Максим пожал плечами: отчего не сходить?
Завхозом в ту пору работала женщина лет сорока по имени Фатима. Приехавшая откуда-то издалека казачка-мешанка за свой бабий век успела хлебнуть лиха. Муж-алкаш, гонявшийся за ней с топором в слепой ярости белой горячки, однажды не промахнулся и глубоко рассёк ногу чуть ниже колена. Кое-как залечив рану, Фатима собрала самое необходимое в две сумки, прихватив двухлетнего карапуза Сеньку и деньги, припрятанные на такой вот «самый крайний случай», после чего покинула проклятый дом. Малого завезла к родителям и, выслушав причитания матери, разбавляемые руганью отца, подалась, куда глаза глядят. По прошествию трёх суток выяснилось, что глаза её глядели в Михалоград. Здесь Фатима и устроилась в детдом, кухонной рабочей. Стремительный карьерный скачок, происшедший через два месяца, поразил весь персонал и долго смаковался «в кулуарах». Виданное ли дело, чтоб из посудомойки выбиться в завхозы?! Вот уж точно – из грязи да в князи…
Умудрённый жизнью и опытом подковёрной борьбы коллектив считал, что всё дело в яркой внешности и сочных формах новенькой, к которым Рогачёв имел слабость. Так оно и было. Прибрав к рукам сердце директора, в приданное Фатима получила комнатушку, приспособленную под временное жилье.
Правда, скоро их служебный роман угас с молчаливого согласия сторон. Рогачёв боялся, что об его амурах прознает жена, имевшая тяжёлый характер и не менее тяжёлую руку. Фатиме же, добившейся своего, был нужен любовник, не имевший ничего общего с низкорослым, брюхатым начальником. Как мужчина, тот ничего особенного не представлял, а горячей казачке хотелось, ой, как много...
В ту минуту, когда Максим направился за мылом, Фатима с двумя набитыми снедью сумками шла к себе. До двери её комнатушки оставалось совсем ничего, как вдруг погас свет и воцарилась тьма. То ли что-то случилось, то ли, упаси господь, шайка голодных оборванцев, поленившихся удрать, осуществила спланированную диверсию. Если так – шансы уберечь провизию в катакомбах, пленницей которых она в одночасье стала, равнялись нулю. Мысленно проклиная сорванцовское отродье, Фатима сделала несколько неуверенных шагов и остановилась, с замиранием сердца прислушиваясь к шорохам с противоположного конца коридора. Худшие опасения сбывались – эти сволочи решили её ограбить!
«Ах, ты боже мой! Вот ведь, гадёныши, всё рассчитали! – думала Фатима, покрываясь липким потом. – Ну, я вам сейчас устрою! Главное за руку поймать – таких кренделей навешаю – и мамку, и папку вспомните!»
А вдруг их тут целая банда? – пришла другая, ужасающая своей реалистичностью мысль. Ну, поймает она одного, так другие в этот миг сумки схватят и… Пиши – пропало. Фатима почувствовала дурноту, подсчитывая, сколько денег израсходовала и что сейчас все деликатесы будут сворованы, а затем поглощены ненасытными, урчащими желудками стриженых обормотов, которых и детьми назвать, простите, язык не поворачивается. Фатима принялась судорожно шарить в одной из сумок, в которой, кажется, лежала связка ключей. Наконец, дрожащие пальцы нашли её, и на мгновенье Фатима испытала облегченье, поверив, что всё обойдётся. Теперь главное – найти свою дверь и… Надежда оборвалась так же резко, как появилась. Рядом в темноте кто-то был. Так близко, что Фатима слышала дыхание и тихое похлопывание по стене. Кто-то, продвигаясь на ощупь, искал её.
Усилием воли сдержав рвущийся наружу крик, Фатима присела на корточки и плотно прижала пакеты к бокам. Понадобилась бы очень большая сила, чтобы оторвать их.
Нет, всё же стоит закричать – может, прихромает Трофимыч с фонариком. Да, да! Это единственный шанс на спасение – нельзя же сидеть здесь всю ночь в окружении голодных разбойников! И Фатима набрала в лёгкие побольше воздуха, как вдруг совсем рядом услышала чей-то робкий голос:
– Тёть Фатима, вы где?
Максим заметил завхозшу за секунду до того, как погас свет. Некоторое время он ждал, пока она откроет комнату. Тогда можно было бы пойти на звук, объяснить, что к чему и когда Фатима запалит свечу, получить мыло, будь оно неладно. Но ничего не происходило и Максим, поняв, что Фатима сама чего-то ждёт, пошёл вдоль стены. И шёл, пока не услышал исходящее откуда-то из-под ног сопенье.
– Господи, кто это? – спросила Фатима испуганным, дрожащим, но не лишённым приятности голосом.
– Это я – Максим Канышев. Э… здрасте. Меня Трофимыч за мылом послал… вот… гм… за мылом, хозяйственным.
Услышав первые слова, дальше Фатима слушала саму себя. Ой, подвох это! Ой, подвох! Никто его ни за каким мылом не посылал! Держись, Фатима, держись, мать…
– Аааа… Максим, – протянула Фатима, лихорадочно гадая, кто мог выдавать себя за этого несчастного мальчишку с уродливым лицом. Она знала его, как и все в интернате. И жалела, по-матерински. Каждый раз, когда Фатима видела бредущего куда-то с отрешённым видом пацана, её сердце сжималось. И теперь, не смотря на собственные страхи, она возмутилась тем, с каким недетским цинизмом эти недоросли решили подставить бедолагу, называясь его именем. Стремясь выиграть время, она заговорила:
– Света вот нет. Был, а потом – р-раз и нет. А у меня сумки тяж…
И осеклась на полуслове, мысленно проклинаясь – это ж надо так проколоться! Вдруг и впрямь никакой это не Максим?!
– Давайте, я помогу. Я помню, где ваша дверь – идите за мной, – лепетал Максим, не задумываясь о том, что женщина не видит его, а только слышит голос.
– Ой, ой, ой… М-м-максим, я сама, сама я… справлюсь, ага… – закудахтала Фатима и ещё крепче прижала к себе пакеты, не двигаясь с места.
И в этот момент вспыхнул свет – зажглись сразу все лампочки, заточенные в шарообразные матовые плафоны. И хотя горели они тускло, после кромешной тьмы их свет казался ослепительным. Максим зажмурился, а когда глаза привыкли, увидел Фатиму, которая, подслеповато щурясь, сидела возле стены, прижимая пакеты к роскошным бёдрам. Больше всего сейчас она напоминала курицу-наседку. Максим усмехнулся пришедшему образу и подумал, что ключи, звяканье которых он слышал, Фатима спрятала в лифчике. Об этом красноречиво свидетельствовало чуть свернутое в сторону декольте платья.
К Фатиме вернулась уверенность, чему способствовал зажегшийся свет и то, что перед ней действительно стоял Максим. Или, как его называют здесь – Кныш. Страхи минутной давности теперь казались нелепыми до абсурда. Зардевшись, Фатима поднялась и торопливыми движениями одернула платье.
– Ну… Ты вроде помочь хотел. Или передумал? – лёгкой насмешкой женщина старалась прикрыть нервозность.
Она зашагала к двери, а Максим потащился следом, волоча пакеты, ручки которых грозили разорваться в любую секунду. Фатима действительно извлекла ключи из выреза и Максим хмыкнул – догадка подтвердилась.
С бодрым пощёлкиванием ключи провернулись в замке. Дверь привычно скрипнула, приветствуя вернувшуюся хозяйку. Включив свет, Фатима прошла на середину своей обители и обернулась.
– Заходи, не бойся. Что в дверях стоишь?
Завхоз выжидающе смотрела на Максима. Тот неуверенно переступил порог и, потупив взор, промямлил:
– Да я это… мне мыло нужно… Трофимыч просил. Я, может, потом. Пойду я.
– Подождёт твой Трофимыч, – махнула рукой Фатима и снисходительно улыбнулась, откровенно разглядывая его с ног до головы.
Стройный паренёк. Вот если б не лицо…И Фатима устыдилась своих безотчётных мыслей. Иногда она попросту не понимала собственных поступков. Особенно, в последнее время. Наверное, непоследнюю роль играло то, что уже почти два месяца у неё никого не было. Мучительно долгое воздержание. Да и те мужики, которых она несколько раз украдкой приводила сюда, никак не соответствовали её представлениям об идеальном любовнике. И даже до «просто любовника» не дотягивали. Не говоря уже об идеалах. Вот её бывший муж, чтоб ему ни дна, ни покрышки, тот дааа… Сильный был мужик в этом деле. А эти так… Смех сквозь слёзы. Нажрутся от пуза, поллитра уговорят, а как до постели доходит… Максимум на что способны – потискать её шикарный бюст, да, выражаясь их же терминологией, «кинуть палку». С такой скоростью, словно справляют нужду в трескучий морозе. И в храп. Нет, совсем не такого желает её ещё молодая душа и охочее да ласок тело.
Отвлекшись на свои мысли, Фатима машинально бросила взгляд на стоявшего на прежнем месте парня, а язык её уже сам произнёс:
– Ну, заходи, заходи. Застрял в дверях, что ли?
Максим зашёл и прикрыл дверь. Огляделся. Главной достопримечательностью комнаты была, пожалуй, кровать. Совсем непохожая на те, что стояли в их спальнях. С длинными стальными ножками, выпуклым, толстым матрасом и спинками, увенчанными никелированными шарами. Застлана не казённым одеялом, а цветастым покрывалом. Две пузатых подушки, лежащих друг на друге накрыты кружевной накидкой. Максим смутно припомнил, что, кажется, видел такие же давным-давно, в прошлой жизни, когда жил дома с матерью. Странно, но эти подушки он вспомнил, а её лица – не смог.
Пол устилал потёртый, но ещё добротный палас. На стене, как раз над кроватью висел ковёр с причудливым орнаментом. Даже свет, приглушенный абажуром из светло-зелёного стекла, казался не таким, как везде в интернате. Не казённым, а каким-то домашним. Женская рука сотворила, казалось бы, невозможное, привнеся в комнату камерного типа атмосферу, пусть суррогатного, но всё-таки уюта.
Пока Максим осматривался, Фатима сноровисто извлекала содержимое пакетов и, слегка суетясь, накрывала стол. Словно встречала желанного гостя, а не одного из оболтусов, пришедшего за куском хозяйственного мыла. Впрочем, Максим, хотя и был одним из их когорты, но, парадокс, при всём при этом, не таким, как они. Хлопоча, Фатима пыталась убедить себя, что просто хочет накормить парня досыта. Он ведь такой бедный, несчастный, как потерянный плюшевый мишка, которому, совсем как в детском стишке, оторвали лапу. У этого хотя и на месте все конечности, но матушка-природа поизмывалась над бедолагой по-другому. Не менее жестоко. А вдобавок ко всему, сейчас он, наверняка, голоден. Так что она просто покормит его, вручит кусок хозяйственного мыла, сунет горсть конфет в карман и выпроводит. Пусть идёт и тащит по жизни свой крест дальше. А ей бы свой донести…
Да только подленький, никогда не врущий голосок внутри ехидно шептал другое. У парнишки-то, поди никого ещё не было – куда ж ему-то? А возраст такой, что… Каждую ночь, небось эти… как их… поллюции. Небось и мучается глупый, не догадываясь, как с этим томлением самому справляться. Максим, присев на край табуретки, куда ему небрежным взмахом указала хозяйка, исподлобья наблюдал за её приготовлениями. Откуда-то из-под подушек Фатима извлекла что-то большое, завернутое в плед, а как выяснилось секундой позже, ещё и в несколько полотенец. И это была белая, эмалированная кастрюля. Фатима сняла крышку. Изнутри поднимался пар, донося дразнящий запах вареной картошки.
К тому моменту стол был заставлен тарелками, посреди которых, на почётном месте возвышалась бутылка с прозрачной жидкостью. Осмотрев это изобилие, Фатима нахмурилась и, покусывая губу, соображала, чего же не достаёт. А затем, спохватившись, буркнула себе под нос: «вот балда!», и подошла к холодильнику, мерно урчащему в углу свою однообразную песню. Достав банку с консервированными помидорами и огурцами, Фатима ловко выловила вилкой несколько штук, и положила на тарелку. После чего вновь посмотрела на Максима.
Хотела она того, или нет, но желание, разбуженное парочкой неосторожных мыслей, брало ситуацию под свой контроль. И где-то в глубине души, где сошлись в неравной борьбе два непримиримых врага – разум и чувства, дозревал её немудрёный план. Всё, как в сказке – накормить, напоить и спать уложить. Накормить досыта, подпоить в меру, а сна, по крайней мере, на некоторое время желательно избежать. Обоим. В конце концов, не младенец же он – чай, всё понимает…
– Ну, Максим, придвигайся к столу – будем ужинать, – бодро пригласила Фатима, осознавая натянутую фальшь материнских интонаций своего голоса.
Максим, едва не захлёбываясь слюной, встал и, будучи не в силах оторвать глаз от стола, подошёл к нему с табуретом в руках. Поставив его, присел на таком расстоянии, в которое могла бы свободно протиснуться даже дородная Фатима.
– Да ты ближе, садись, – рассмеялась она, с удовлетворением отмечая, что, бросив на неё быстрый взгляд, парень всё же выдавил некое подобие улыбки. Придвинувшись, Максим взял самую привычную для него еду – кусок чёрного хлеба и, отломив кусочек, принялся жевать. Сердце Фатимы стиснулось от жалости. Вспомнился фильм, в котором пленного красноармейца, попавшего в концлагерь, вызывает фашистский офицер и, наливая чарку за чаркой, предлагает закусывать. Вражеская морда ждёт, что голодный, истощавший узник волком набросится на еду. А тот, держась с достоинством истинного коммуниста, отламывает понемножку и говорит, что «у русских» ни после первой, ни после второй, ни после третьей закусывать не принято. А потом, вдрызг пьяный, но не сломленный духом боец, шатаясь, бредёт в свой барак, прижимая к груди щедрый дар гитлеровца – буханку хлеба. И делит её по крошкам с товарищами по несчастью…
Тогда – она, юная и свято убеждённая в реальности сюжета комсомолка, не могла сдержать слёз. Ещё немного разревётся и сейчас. Ибо то, что проведя столько времени в этом месте, Максим так и не набрался наглости, бывшей здесь жизненно необходимым качеством, казалось фантастикой.
Взяв инициативу в свои руки, Фатима принялась накладывать в тарелку гостя всё подряд: картошку, ветчину, салат, капусту, горошек. Нахваливая кушанья, Фатима крутилась вокруг Максима и, как бы невзначай, касалась его то бедром, то пышным бюстом, то совсем по-матерински опускала ладонь на плечо. Когда мальчишка, робко поковырявшись в картошке, всё же проглотил пару ложек, Фатима наполнила рюмки.
– Ну, поднимай. И первую – до дна! – велела она, задорно сверкнув карими очами, и провозгласила. – За тебя, парень…
Движением, говорящим о достаточной сноровке в обращении со спиртным, Фатима опрокинула стопку и прикрыла глаза. Хорошо пошла… Вытря губы тыльной стороной ладони, ощутила, как разливается внутри знакомое тепло. Подцепив вилкой кусочек ветчины, она посмотрела на Максима, державшего чарку и не зная, что с ней делать.
– Так и будешь смотреть? – усмехнулась Фатима. – Да ты не принюхивайся. Р-раз – и туда!
Глянув на неё с сомнением, Максим последовал совету, и едва не выпрыснул содержимое обратно. Титаническим усилием воли он заставил себя проглотить обжигающую жидкость, после чего стал ловить ртом воздух и бешено таращить глаза, выглядывая что-нибудь, что могло бы залить пылающий внутри огонь. Фатима рассмеялась и протянула банку с огуречно-помидорным рассолом.
– На, запей!
В бутылке был разбавленный спирт, который Фатима брала у Василисы. Не за просто так, конечно, а по схеме: «баш на баш» – благо имела что предложить на обмен. Несколькими судорожными глотками Максим влил в себя спасительную прохладу. После чего, уже забыв, о стеснении, закинул в рот два кусочка колбасы и направил следом хлебную горбушку. С непривычки и, как безошибочно догадалась завхоз – на голодный желудок, его развозило на глазах. Уминая за обе щеки, Максим привстал и тянулся за очередной вкуснятиной через весь стол.
– Закусывай, закусывай, – подбадривала Фатима. – Бедолага ты моя… Смотри ж только не ляпни никому, что мы тут с тобой пили, а то тётку мигом с работы выгонят.
Она вновь захохотала, и звуки её смеха звоном серебряного колокольчика наполнили комнату. Максим истерично хихикнул. Разглядывая его откровенным оценивающим взглядом, Фатима откинулась на спинку стула и рассчитанным жестом забросила ногу на ногу. Она знала, что ноги у неё, хотя и несколько полноваты, но всё же красивые. А поднявшийся край платья очень выгодно обнажал рельефные икры. Не будь отметины на бедре, Фатима запросто носила бы юбки выше колен. Выпитая чарка подействовала на неё, конечно, не так как на Максима, но язык всё же развязала.
– За что ж так судьба-то с тобой? – вслух рассуждала она. – Мальчишка ведь совсем ещё. Высокий такой, стройный… А вот, поди ж ты…
Фатима осеклась, пристыдив себя за озвученные мысли, но язык продолжал гнуть своё.
– Девчонка-то у тебя есть?
Максим одарил женщину колючим взглядом. Дурная она что ли, такие вопросы задавать? Как будто непонятно. Правильнее всего сею секунду встать и уйти. И пошёл к чёрту Трофимыч с его вонючим мылом! Но оторваться от такого изобилия было невозможно. Значит – не фиг щёлкать клювом, нужно пользоваться случаем. Подумав так, Максим положил на хлеб жёлтую пластинку сыра, а другой рукой взял огурец. Он и не подозревал, в каком направлении работают мысли Фатимы. И не осознавал, что взгляд его, как магнитом, притягивают её коленки. Лишь чувствовал, как горят щёки и уши.
– Ещё по одной, – предложила хозяйка и, не дожидаясь ответа, налила. – Ну, чтоб всё у тебя было. И девчонки тоже…
Вторую рюмку Максим пил с ещё большей опаской, но, как ни странно, организм принял её почти дружелюбно. Будто старую знакомую… Фатима поймала его немигающий взгляд и, наигранно смутившись, одёрнула платье. Для начала, пожалуй, достаточно.
– Картошечку, картошечку бери. Огурчик вон съешь малосольный, – приговаривала Фатима, резво расправляясь с селёдкой. – Девчонки, значит, говоришь, у тебя не было… Так ты, что ж, получается и не целованный?
Максим замер с набитым ртом и поднял от тарелки осоловевший взгляд. Его сексуальный опыт равнялся нулю, но степень теоретической просвещённости позволяла понять смысл намеков.
– А я тебе знаешь что скажу? – Фатима, полупьяные глаза которой видели уже не забитого мальчишку, а юного, боязливого, но полного сил самца, подалась вперёд. – Ты сперва целоваться научись. Давай-ка ещё по одной, и я тебе расскажу кое-что…
Максим энергично кивнул. Происходящее уже не пугало, а в питье с дрянным вкусом обнаружились и скрытые до сих пор прелести. Едва он залпом опрокинул стопку, послышался слабый стук в дверь. Максим испуганно вытаращился на Фатиму, однако та лишь хмыкнула.
– Вот и Трофимыч твой. Я его уже по стуку узнаю. Вечно ему что-то надо.
На всякий случай убрав бутылку под стол, Фатима с невероятной для её габаритов лёгкостью встала и подошла к тумбочке. Достав тёмно-коричневый брусок, продефилировала к дверям, не забывая покачивать бёдрами. Приоткрыв дверь, всучила невидимому сторожу мыло, после чего с коридора донесся неразборчивый, скрипучий голос старика.
– Я почем знаю? – с подчёркнутым безразличием отозвалась завхоз, и Максим понял, что Трофимыч спрашивал про него.
Закрыв дверь, и повернув пластмассовый рычажок замка-защёлки, Фатима вернулась к столу. Выполняя комбинацию заранее продуманных движений, достала бутылку и наполнила свою чарку. Не останавливаясь, выпила.
– А скажи, Максимка, честно, я красивая?
Фатима смотрела на него с каким-то дерзким вызовом, а большая грудь мерно вздымалась и опадала в такт участившемуся дыханью. В ожиданье ответа женщина расстегнула заколку, и мотнула головой, высвобождая густые чёрные волосы. Седых «предателей» она тщательно закрашивала или безжалостно вырывала.
– Вы? – тупо переспросил Максим и быстрее задвигал челюстями, освобождая рот для более содержательного ответа. – Красивая. Да… очень…
Он что, с дуба ляснулся?! Впору сорваться и бежать прочь от этой слащавой улыбки и похотливого блеска глаз. Но что-то его держало. Что-то, проснувшееся, разбуженное самой ситуацией, поведением женщины и предчувствием чего-то непознанного, тревожного и волнующего, которое вот-вот случится. Для своих лет Фатима и впрямь была хороша. И хотя Максим ни черта не смыслил в женских прелестях, но, по рассказам других пацанов, знал, что у женщин должна быть именно такенная большая грудь. Он проводил взглядом Фатиму, которая решительной и почти трезвой походкой подошла к двери и щёлкнула выключателем. В наступившей темноте он услышал её томный, чарующий шепот:
– Хочешь меня поцеловать?
– Д-да, – дрожащим голосом проблеял Максим и, встав, оказался лицом к лицу с совратительницей.
Она положила руки ему на плечи и прижалась всем телом.
– Не робей, всё хорошо, – шептала она, проводя пальцами по его щеке. – Обними меня. Вооот так. Сильнее…
Мягкая ладонь уже легла на его шею, и настойчиво тянула к себе. Повинуясь, он наклонил голову и перестал дышать, чувствуя бешеный ритм сердца и близость чужого горячего тела. Фатима терпеливо раздвинула плотно сжатые губы – горячий, подвижный язык оказался у него во рту. Руки Максима хаотично и бестолково блуждали по её спине, пока сама Фатима не подсказала им нужный путь. Он не помнил, как они дошли до кровати, и как раздевались. Хотя, кажется, запутался в штанине и повалился на что-то мягкое. Ненадолго он пришёл в себя, ощутив на вздыбленном, закаменевшем члене умелые пальцы, которые ловко его массировали, тягали, пробегая от основания до конца и обратно. Глухие постанывания Фатимы, звуки собственного тяжёлого, частого дыхания доносились откуда-то издали, будто сквозь туман. Фатима что-то шептала, подсказывала, в чём он, впрочем, больше не нуждался, целиком доверившись животному инстинкту.
Подчиняясь мудрой наставнице, Максим стал двигаться, едва рука поместила его член в горячую пещеру. Женские ладони лежали на его ягодицах и то сдерживали, ослабляя напор, то наоборот, тянули вперёд, заставляя ускорить движения.
– Вот так, миленький, вот так, – находясь на грани беспамятства, несвязно шептала Фатима.
Он чувствовал колыхание полных грудей, прижатых к его телу. Через пару минут к шуму звенящих пружин матраса, добавилось какое-то громкое хлюпанье. Такой звук могли бы издавать резиновые сапоги, если шлёпать в них по грязи. Фатима уже не сдерживала стонов и двигалась так, словно через неё пропускать непрерывные разряды электричества.
В этом безумном родео она изображала дикую, необъезженную кобылицу, которая, выгибаясь, разводя и сводя бёдра, пыталась сбросить устроившегося между ними ковбоя. Но падение ему не грозило…
В какой-то момент Максим вдруг понял, что они делают ЭТО! Он делает ЭТО с Фатимой, и он ЭТО может. Не совладея больше с эмоциями, он заскулил, а его семя выплеснулось в теплое лоно счастливо смеющейся женщины…
***
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#4 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:30:47

С каждым днём их отношения становились всё более запутанными. Если не сказать – загадочными. Вопросов, которые Максим хотел, но не мог задать, становилось всё больше. Игнорируя слабые протесты, Оксана одела его от макушки до пят, тратя деньги с такой легкостью, будто в её шкафу стоял чемодан, набитый долларами.
Максим хорошо помнил про табу на разговоры о деньгах, но всё-таки не сдержался…
В тот раз, когда он пришёл, Оксана провела его в зал и, кивнув на диван, спросила:
– Как тебе это?
Максим застыл с дауническим выражением лица разглядывая чёрную кожаную куртку – вещь, о которой при его заработке и мечтать не приходилось. Оксана улыбнулась – как мать, положившая под ёлку «подарок от Деда Мороза» и умиленно наблюдающая за реакцией малыша.
– Подстёжка меховая, на молнии. Будешь и зимой, и летом носить. Ну, типа скажи хоть что-нибудь…
– Класс! – ответил он и принялся вертеть куртку, рассматривая со всех сторон. – А… а сколько стоит?
– Столько, сколько я заплатила, – Оксана продолжала улыбаться. – Всё стоит столько, сколько мы за него платим. Понятно? Одевай…
Больше Максим не пытался выяснить, в какую сумму обходится его гардероб, но чувствовал себя манекеном, попавшим в руки безумной миллионерши. А вела она себя именно так.
Когда они вновь были у него в общежитии (в этот раз свирепый Цербер вахты – Нина Фёдоровна при виде Оксаны не завиляла хвостом разве что в виду его отсутствия) на глаза Оксане попался дряхлый, в нескольких местах перемотанный изолентой плеер с облезлыми поролоновыми наушниками. Одев их, она нажала «пуск». В кассетнике, как всегда оказалась «Агата Кристи».
Снег падает на кровь – белые иголочки,
Кровь падает на снег – завтра будет ёлочка,
Мы вышли из игры, мы смертельно ранены,
Спи, я твой Гарнюэль, ты – моя снегурочка,
Ду-у-урочка-а…

Прикрыв глаза, она качала головой в такт музыке и, подпевая, слегка пританцовывала. Максим, делавший бутерброды к чаю, не удержался от смеха – лицезреть такое поведение Оксаны было действительно забавно. И чертовски приятно.
– Тебе нравится Кристи? – спросил он, когда она, выключив плеер, сняла наушники.
– Хорошая музыка, – кивнула Оксана и зачем-то открыла форточку. – А вот шарманка – полное дерьмо…
В следующую секунду, не успел Максим и рта раскрыть, плеер вылетел на улицу. Снизу донесся глухой удар, а вслед за ним послышался вой сирены. Подбежав к окну, Максим увидел, что плеер лежит на крыше автомобиля, в котором включилась сигнализация.
– Приколись, – хохотнула Оксана, глядя туда же. – Во, блин, если хозяин сейчас сюда прискачет…
Максим так и не смог добиться, зачем она это сделала? На все вопросы Оксана лишь смеялась и язвила, ещё больше подначивая его. Как будто была вампиром, питавшимся его обидой. Поняв это, он замолк и, улёгшись на кровать, отвернулся к стене. Некоторое время «вампирша» продолжала издеваться. То интересовалась, «не хочется ли ему наказать её за уничтожение дорогой его сердцу вещи», то садилась рядом и, гладя по волосам, притворно вздыхала, выражая сожаление и утешая. Наконец, принялась подсчитывать, за какое время он может скопить деньги на новый плеер, если будет не доедать, не допивать, бросит курить, и откажется от всех прочих житейских благ. Максим, мысленно приказав себе не поддаваться на провокацию, отмалчивался. В конце концов, игра в одни ворота ей наскучила.
– Смотрите, какие мы обидчивые, – буркнула она, одевая пальто. – Можешь оплакивать своё барахло всю ночь. А ещё лучше – носи траур. Сорок дней – так положено. Счастливо оставаться…
И ушла, хлопнув дверью. С таким видом, будто это он её обидел и не думал извиняться. Видали, какая принцесса выискалась?
Через два дня, придя на работу, Максим увидел на столе в своей будке почтовый конверт. Внутри лежала записка: «Всё ещё скорбишь? Позови на поминки, а пока загляни в ящик…» Несколько секунд он пытался сообразить, о каком ящике идёт речь, а потом перевернул листок и прочёл: «В ящик стола, тупица».
– Вот, зараза, – хмыкнул он и последовал указанию.
В столе лежал упакованный сиди-плеер «Panasonic» с наушниками и мультимедийный диск со всеми альбомами «Агаты Кристи».
– Сумасшедшая, – пробормотал Максим, улыбаясь дрожащими губами и распечатывая упаковку.
Вставив в уши кружочки из серого пластика, он принялся нажимать маленькие серебристые кнопки, осваивая технику, которую раньше видел лишь в одной телевизионной рекламе. Вот зачем она выбросила «шарманку» – ей просто захотелось сделать подарок стоимостью чуть ли не в три его зарплаты. Почему-то Максим ни секунды не сомневался, что эта дорогая вещь была не компенсацией за дряхленький «Амфитон» советского производства, а именно подарком. И сама выходка имела дальний прицел. Как, впрочем, и все поступки взбалмошной и непредсказуемой садистки.
Разобравшись с управлением, Максим нажал «плэй» и при первых же звуках музыки замер. Это была «Пантера» – песня, будто являвшаяся частью очередного розыгрыша Оксаны.
Она умеет подчинять желанья многих мужчин,
Для утоленья жажды собственной страсти,
Подруги втайне злятся в силу этих причин,
Но не ведают, что сами стали жертвами власти

Смотри, когда глаза её меняют свой цвет,
Она сменить способна возраст собственный даже
Поскольку более высокий приоритет
Имеет её новый объект!

Не верь её мукам, они для тебя
И смеху, в котором отравится кровь,
Как много их здесь и всё это она, но в каждой из них незримо живёт
Пантера! Пантера!

И после каждой новой выходки она становилась не предсказуемой, а напротив – ещё менее понятной. Максим в бесчисленный раз пытался понять, что всё-таки ей от него нужно? Сколь долго может длиться их странная дружба и к чему она, в конце концов, приведёт? Но ответов не было. А Оксана, то угрюмо-молчаливая и раздражительная, то взбалмошная и заражающая его каким-то ненормальным истеричным весельем, продолжала удивлять.
Как-то, воскресным утром, его разбудил настойчивый стук в дверь. Ещё не проснувшись окончательно, Максим сел на кровати. Стрелки пластмассового будильника в форме домика показывали восемь. Стук повторился – более сильный и требовательный.
– Ка-а-кого хрена? – зевнул он и, нашарив ногами тапки, пошёл открывать.
Скорее всего, кто-нибудь из соседей, которым срочно понадобилась какая-нибудь ерунда. Кипятильник или кастрюля с черпаком. Нет, скорее всего – кипятильник… В третий раз стучали с такой энергией, будто всерьёз вознамерились вынести дверь вместе с коробкой.
– Да иду я, иду! – крикнул Максим от шкафа, взяв с полки на всякий случай и кастрюлю, презентованную ещё в детдоме, и купленный уже на свои деньги кипятильник. – Подождите, мля… Ломитесь, как лоси по кукурузе.
Пошаркав по холодному полу к двери, он открыл её и остолбенел. Больших трудов стоило не уронить кастрюлю на ногу – себе или, что ещё хуже – Оксане. Конечно, себя – взлохмаченного, с опухшими после сна глазами и полосами на щеках от подушки, в майке и боксёрских трусах да с кастрюлей в руке, он видеть не мог. Хватило, впрочем, и представленного на долю секунды портрета. Но и Оксана, мать её, выглядела так… Мягко сказать, нетипично. В чёрной вязаной шапке, короткой пуховой куртке, джинсах и кроссовках с высоким верхом. Несколько секунд они молча разглядывали друг друга. Он с неверием, грозящим перерасти в панику, она с любопытством и многозначительной насмешкой. Впрочем, как всегда…
– Вот умница, кушать готовишь? – первой спросила она, кивая на кастрюлю и заглядывая в неё, будто там и впрямь могло что-нибудь быть. – Что у нас сегодня: борщик или фасолевый суп?
Максим машинально посмотрел в посудину и зачем-то спрятал её за спиной. Но тут же спохватился, вспомнив, что стоит в одних трусах и это гораздо серьёзнее кастрюли в руках.
– Ты меня пустишь, или как?
– Ага, ага, заходи, – затараторил Максим, смешно пятясь назад, а потом опрометью бросился к кровати.
Сгоряча он принялся застилать постель и, лишь услышав за спиной её смех, сообразил, что, прежде всего, нужно всё-таки одеть штаны.
– Что-нибудь случилось? – спросил он, кое-как одевшись.
– Слу-у-училось, – страшным голосом протянула Оксана и сделала большие глаза. – Одевайся. Пойдём.
– Куда?
– Куда, куда… На кудыкину гору. Вернее – на Замковую. Знаешь такую?
– Это в парке, что ли?
– Ага. Такая горка классная – крутая, с трамплином. Я вчера мимо шла – малые катаются, визжат. Аж зависть взяла. Детство вспомнила.
– Так мы что кататься идём?
– Надо же, какой сообразительный! Всего полчаса объясняю, а ты уже понял.
– То есть и мы на санках, значит? Так?
– Слушай, проснись и кончай тормозить.
День выдался морозный и солнечный. Максим мысленно усмехался, гадая, что всё-таки она в действительности придумала на этот раз. Уж во всяком случае, не кататься с горки в компании детей в возрасте от пяти до тринадцати лет.
– А как это тебя пропустили в такую рань? – спросил он. – Сегодня ж не Фёдоровна дежурит.
– Мне-то какая разница? – пожала плечами Оксана. – Я сказала, типа твоя сестричка, из другого города приехал – нужно повидаться срочно. Чтоб ты в курсе был, если что.
– М-м… – промычал он. – Сестричка, значит. Буду знать.
Когда они зашли в «Детский мир» и Оксана без тени улыбки принялась выбирать санки, Максим всё ещё думал, что это её затянувшийся прикол. Но когда через десять минут нёс, прижимая к боку изделие местной фабрики металлоконструкций, уже так не думал. И окончательно убедился в правдивости её слов, когда, проехав три остановки на автобусе, они вышли возле городского парка.
– У-ух, классно! – сказала Оксана, глядя сверху на подножье горы, по которой с радостными воплями скатывалась детвора. Её глаза светились таким восторгом, какой он испытывал в детдомовскую пору, катаясь с этой самой горки. Максим огляделся. Несколько мамаш, стоявших в стороне и изредка дававших ценные указания резвящимся чадам, сейчас смотрели на странную парочку с нескрываемым любопытством. А и чёрт с ними!..
– Я первая еду! – заявила Оксана, будто могло быть иначе. – Ты иди вниз – будешь меня ловить, если что…
– Угу, – пробормотал Максим и, только теперь поняв, насколько всё серьёзно, расхохотался.
Спускаясь вниз, он продолжал смеяться, всё ещё не веря, что та, которая «умеет подчинять желанья многих мужчин», будет нестись с горки на детских саночках. Стоя внизу, он вставил наушники и включил плеер. Оксана, приготовившись к спуску, махала рукой. Он помахал в ответ. Наушники разразились первой попавшейся на диске темой. Оказалось, что это «Ковёр-вертолёт».
Мама, это небыль, мама это небыль,
Мама, это не со мной!
Неужели небо, неужели небо,
Задеваю головой?!
На ковре-вертолёте, мимо ра-ду-ги,
Мы летим, а вы ползёте,
Чудаки вы, чуда-аки…

На горке они провели больше часа, катаясь по одиночке и вместе. Причем во втором случае ни разу не удалось спуститься на санках. Они неизменно опрокидывались, и сумасшедшая парочка кубарем катилась по снежному склону, визжа и заливаясь полоумным смехом. Родительницы катавшихся рядом детишек, наблюдая, укоризненно качали головами, но глаза их, светившиеся доброй завистью, улыбались.
Потом Оксана с румяными щеками и выбившейся из-под шапки прядкой волос остановилась и, покусывая губы, задумчиво смотрела на резвящуюся ребятню, словно выискивая кого-то из знакомых. Взгляд её остановился на мальчишке, одетом едва ли не хуже всех. Грязная балониевая куртка и, казавшиеся просто несусветной дикостью резиновые сапоги, выдавали в их обладателе ребёнка, у родителей которых есть дела поважнее воспитания отпрыска.
– Мальчик, – позвала его Оксана, махая рукой. – Мальчик, иди сюда…
– Я? – удивился пацан, и на всякий случай посмотрел назад.
– Ты, ты… Иди сюда, не бойся.
Держа небольшую фанерку, заменявшую ему «транспорт», мальчишка подошёл, шмыгая носом и глядя на Оксану и Максима с настороженностью. Жизнь уже научила его тому, что ждать хорошего от этих взрослых, как правило, не приходится.
– Тебя как зовут?
– Димка.
– Вот что, Димка, выкидывай свою картонку, – проникновенным голосом посоветовала Оксана и протянула ему верёвочку, – бери вот… катайся. Они теперь твои.
Максим, наблюдавший за этой трогательной сценой, счёл необходимым вставить словцо:
– Дома спросят, скажешь – тётя Оксана подарила.
Расплывшийся в улыбке Димка потупил взор и сказал:
– Не-а… Я их лучше у бабушки поставлю, а то мамка продаст или на вино поменяет. Она у меня вечно такая…
Видимо, смутившись собственных откровений, дитя алкоголички прыгнуло коленями на сани и, отталкиваясь руками в изодранных варежках, двинулось к краю горы. Чтобы ускорить продвижение, Максим упёрся руками в узкую спину и подтолкнул мальчишку к наезженной дорожке.
Они уже отошли метров на тридцать, когда сзади послышался крик:
– Тётя Оксана!
Она обернулась. Димка, вернувшийся на горку после первого спуска, махал рукой.
– Спа-а-а-сибо!
Вместо ответа Оксана подняла руку, сложив пальцы в римское «пять».
Некоторое время они шли молча, наслаждаясь чистотой морозного воздуха и ощущением лёгкой усталости в разогревшихся мышцах. А потом, ни с того, ни с сего она спросила:
– Интересно, а что ты можешь сказать обо мне?
Максим вздохнул, предчувствуя очередной «психологический допрос», которые она так любила устраивать, и осторожно уточнил:
– В смысле?
– В смысле, какой ты меня видишь со стороны? Наверное, я вся такая белая, пушистая… Да?
Она улыбалась своей неподражаемой улыбкой, глядя прямо перед собой. А он задумался, пытаясь сформулировать правильный ответ.
– Если честно, ты бываешь жестокой… очень жестокой…
Её смех показался колючим и слегка напускным, не натуральным.
– Вот как? Ну… спасибо на добром слове.
– …но на самом деле ты не такая. Просто хочешь казаться такой. Вот и всё.
Она молчала, и Максим, подумав, не перегнул ли он с откровенностью, виновато хмыкнул:
– Обиделась?
– Ещё чего. – Привычная ядовитая ухмылочка вернулась на её лицо. – Ладно, я – жестокая. А вот ты кто: страдалец детдомовский или просто сумасшедший? Что-то я не пойму никак…
Теперь ответа не находил он и, нарушая затянувшуюся паузу, Оксана продолжила:
– Если я такая жестокая… Взял бы да придушил меня, чтоб тебя не мучила и сама не мучилась. Сумасшедшим все с рук сходит, сам говорил: война, контузия, чеченский синдром и всё такое...
– Контузии у меня не было. Это я так, прибрехал малость…
– Неважно. Зато знаешь, сколько б мужиков тебе спасибо сказали?
Сама не замечая, она бросила спасительную соломинку. Хороший повод перевести разговор в шутку и сменить тему. Но, Максим не воспользовался этим шансом, решив быть искренним до конца. И сказал, щурясь от бьющих в глаза лучей солнца, натянуто улыбаясь, но абсолютно серьёзно:
– А у меня кроме тебя никого нет. Убью, – и тебя не станет.
Намёк на черный юмор в последних словах Оксана пропустила мимо ушей. Кивнув влево, она сказала:
– Смотри, какую мужик елку несёт.
Максим посмотрел и впрямь увидел дядьку в огромной меховой шапке и почему-то синей ватной куртке, напоминающей ту, что носил дворник, по утрам убиравший снег возле общаги. Мужик, попыхивая сигаретой, словно растущей изо рта, тащил разлапистую двухметровую ель. Зелёные лапы были приподняты вверх и связаны бечевкой, так что со стороны дерево выглядело, как гигантский кокон на палке.
– В лесу родилась ёлочка, – пробормотала Оксана строчку из детской песенки. И в её голосе Максим услышал нотки непонятной, затаённой тоски. – В лесу она росла, – совсем уж печально закончила Оксана, глядя почему-то под ноги.
– Домой, наверное, детям, – предположил Максим. – Повезло им. Не то, что тому Димке.
– А у тебя в детстве ёлка была?
– Ну... да. В интернат привозили.
Оксана, мысленно созерцая какую-то картинку из своего детства, хмыкнула. Бросив на неё быстрый взгляд, Максим добавил:
– И подарки были.
– Я вот думаю, – произнесла она медленно, по-прежнему находясь во власти воспоминаний. – Лучше бы и я в детдоме выросла…
Вот те и раз! Чего-чего, а таких слов он не ожидал.
– А… а почему?
– Не твоё дело! – огрызнулась она, сбросив минутное наважденье.
«Да пошла ты! – мысленно выругался он, обиженно поджимая губы. – До фига ты знаешь про детдом! Какой-нибудь Громыч, чтоб ему на том свете рыгнулось, трахнул бы лет в двенадцать – и пикнуть бы не посмела! А то такая деловая – что вы, что вы…»
– Дети, дети… – ворчала Оксана, хмурясь и нервно покусывая край поднятого воротника куртки. – Деткам – ёлку, жене – проблему. Не ему ж потом полгода эти иголки выметать.
Неожиданно она остановилась и, повернувшись к нему, глядя в глаза, тихо произнесла изменившимся голосом:
– А скажи, ты б хотел вот так?
– Как? – спросил он, невольно подстраиваясь и переходя на полушепот.
– Дом, семья... дети?
– Не знаю, – сказал Максим, и это было правдой.
– Жена – умница, красавица, работящая. А?
– Не знаю, – повторил он. – Семья, это, наверное, большое счастье. Но я, честно, не знаю…
– Только представь: детей – вагон и малая тележка. Все по лавочкам сидят – из лоханочек едят. Ай люли, ай люли… Вот оно, твоё счастье.
Горькое разочарование в её голосе могло принадлежать многодетной мамаше, оставленной подлецом-мужем.
– Ну, а ты бы хотела? – Слабая попытка перейти в контрнаступленье была проигнорирована.
– Терпеть ненавижу! – буркнула Оксана, будто выплевывая слова в лицо тому самому несуществующему мужу. – Показуха одна!
Поколебавшись, Максим всё же рискнул задать вопрос, крутящийся у него в голове с начала их странной беседы:
– Слушай, что ж у тебя в семье такое произошло?
– Идиотизм, – продолжала она, словно не слыша, и Максим подумал, что если сейчас остановится, Оксана пойдёт дальше, продолжая говорить, не замечая его отсутствия.
– Не верю я во всю эту хренову идиллию. Не верю, понимаешь?
– Неужели настолько дерьмово? – Подыгрывая ей, Максим спрашивал, как будто себя, а не её. Два психа, которые бредут по парку и разговаривают каждый с самим собой, – вот как, наверное, выглядят они со стороны. И, похоже, Оксану это нисколько не смущало. А его и подавно.
– И в любовь эту придуманную ни капли не верю. Особенно, когда кто-то трындит об этом после десяти лет супружеской жизни. Как в этой передаче дурацкой, что по телеку крутят – «Романтические истории». Певица одна попсовая грузила чего-то про мужа своего старпёра, тыры-пыры, как они живут чудесно да ка-ак ляпнет: «Мы любви пришлись по вкусу…» – меня чуть наизнанку не вывернуло. Тьфу, блин! Противно слушать…
– Ладно, ладно. – Он всё же пытался напомнить о своем существовании. – Допустим, как ты говоришь, любви нет. Ну, а этот, как его… Ну, материнский инстинкт. Ты ж психолог – должна знать.
– Лажа всё это, Максик. – Что ж, по крайней мере, она его услышала – значит, ещё не свихнулась окончательно. – Сплошное притворство. Лицемеры придумали, чтоб человека в кабалу загнать – так им манипулировать легче.
– Оксан, ну ты ж не была замужем, откуда ты знаешь?! – Категоричность её циничных суждений начинали его не на шутку раздражать, и он говорил громко, почти кричал. Люди, проходившие мимо, оборачивались и смотрели с насмешливым любопытством. Что может быть забавнее чужой ссоры?
– А и быть не надо, чтоб понять всю эту галиматью. Человек – не коллективное животное, как нас этому учили с пелёнок. Мол, один за всех и все за одного. – На секунду она остановилась и, словно сделав для себя важный вывод, добавила. – Хотя стадный инстинкт развит сильно. Спасибо партии родной – постаралась…
– Одиночество, по-твоему, лучше?! – Даже самый талантливый актёр не смог бы вложить в эту фразу столько боли, хотя Максим вовсе не играл. Оксана даже смерила его настороженным взглядом, но шага не убавила и продолжила спокойным голосом:
– Одиночество, если хочешь знать, Максимка – естественное состояние каждого индивидуума. А то придумали: любовь, сю-сю… «Зайка моя, я твой тазик»… Муси-пуси разводят, а у самих рога – хоть паутину с потолка снимай. Или ты думаешь, всё так – как в романах пишут, да в сериалах показывают? Враньё!
– Я думаю: чего ты такая злая?
Вопрос был чисто риторический, но ответ, как ни странно, Максим получил. Правда, пришлось наклонить голову в её сторону, чтобы услышать.
– Да так… был опыт. – Опомнившись, она отмахнулась, как от назойливой мухи. – Да не обязана я тебе отвечать…
– Если тебе попался какой-то гад, не надо думать, что все такие. – Довод, конечно, банальный и ничего не решающий в их пустой дискуссии, но «козырная шестёрка» лучше, чем ничего.
– А… Ну, да. Конечно, конечно… Только твоих нравоучений мне и не хватало для полного кайфа. Ты-то сам веришь, в любовь эту?
– Я – это отдельный случай.
– Скажите на милость. С чего бы вдруг?
– Всё с того же. – Быстрым движением руки он указал на своё лицо. Впервые в жизни проклятье сыграло ему на руку. Или, по крайней мере, выступило доказательством, подтверждающим правоту его слов.
– Ах, ты про это. А я уже как-то привыкла. И не замечаю совсем…
Максим не сумел сдержать улыбки. Как было бы здорово, завершись их разговор на этой приятной ноте. К тому же, вскоре они выйдут из кажущегося нескончаемым парка. Продолжать сей эмоциональный диспут на оживлённой улице не было ни малейшего желания. Но до улицы нужно ещё дойти. Скорей бы…
– Постой. – Оксана придержала его за рукав и, зайдя спереди, спросила, пронзая рентгеновским взглядом насквозь. – А мог бы поверить? Мог?
Максим, утомленный не столько физически, вздохнул, поняв: секундный тайм-аут позади. Гонг. Боксёры вновь на ринге. Финальный, будем надеяться, раунд.
– Знаешь, после таких разговорчиков – ни во что верить не будешь.
Оксана засмеялась, видимо, расценив ответ, как знак торжества своей философии.
– Ладненько. Поставим вопрос иначе. – Продолжая держать его за рукав, она задумчиво смотрела на снежный бруствер, насыпанный по обе стороны дорожки теми, кто чистил её каждый день. – А… вот… признайся… ты бы хотел… Хотел бы на мне жениться?
– Кончай издеваться, – устало выдохнул он.
– Отвечай!
– Нет.
Следующий вопрос, видимо, «привязанный» к предыдущему и предполагавший положительный ответ, застрял на её губах. Глядя на него, словно увидев впервые, она смешно моргала, напоминая красивую, но глупую куклу. Нечасто Максиму выпадало удовольствие видеть её такой обескураженной.
– Не-е-ет? – протянула она, явно не веря своим ушам. – С ума сойти! А что так, позволь спросить? Личиком не вышла, али фигурой?
Оксана похлопала себя по бёдрам.
– Характером.
– Ну-у, характер – это поправимо, – Оксана беспечно махнула рукой, как если бы каждый день только тем и занималась, что «поправляла» собственный характер. – Возьмёшь да воспитаешь – делов-то. Настроишь меня, так сказать, под себя…
– Тебя воспитаешь, – вставил Максим с ехидством, на которое только был способен.
– Воспитаешь, воспитаешь… Зато прикинь потом. Приходишь домой, усталый, голодный и тут я к тебе из кухни в халатике на крыльях лечу. Здравствуй, дорогой! Как хорошо, что ты пришёл, любимый! Как я скучала по тебе, милый! А за подол цепляется какой-нибудь Никитка или Лариска.
Попытавшись представить нарисованную Оксаной идиллию, Максим рассмеялся. Ну, вообразить её в халатике он ещё мог, а вот в роли воркующей жены и заботливой мамаши – никак не получалось.
– Чего смеешься? Не веришь? Вот видишь, и тебе досталось. И ты не веришь.
Некоторое время они шли молча. Наверное, и саму Оксану их диалог изрядно утомил. Но нет…
– Детектор лжи бы сюда.
– Ага, только кому?
– Нам обоим. Вот бы посмеялись.
Максим грустно усмехнулся, подумав, что прибор, в существовании которого он сильно сомневался, сошёл бы с ума, доведись ему контролировать их милую беседу.
– А слабо тебе взять меня на руки и нести через весь город?
Он смотрел на неё с кислой, вымученной улыбкой и видел в агатовых глазах азартные огоньки.
– Ну, я жду!
Не говоря ни слова, он подхватил её на руки, как ни странно, не чувствуя ни усталости, ни тяжести. Чёрт возьми, со стороны, наверное, они выглядят типичной парочкой, афиширующей безумие собственной влюбленности. Мог ли он мечтать о таком?
– Да ладно – я пошутила, – сказала она, не успел Максим пройти и десяти метров. – Ещё уронишь… Только переломов мне не хватало к новому году. Отпусти!
Она упиралась рукой в его грудь и, похоже, говорила всерьёз. Только вот подчиняться ему уже надоело.
– Не-а, – помотал он головой и принялся кружить Оксану так, что ей пришлось обхватить его шею двумя руками. – Не боись: сломаешь чего-нибудь – я ухаживать буду.
– Ты? Ухаживать? – Она рассмеялась, забыв на миг о невыполненном приказе.
– Ага. Апельсинчики, журнальчики в больницу носить… «Хозяюшка» – ты ведь такие читаешь?
– Да чтоб ухаживать за мной, твоей годовой зарплаты не хватит! Я говорю, поставь меня на место!
– …И цветами всю палату завалю, – сияя и чувствуя внезапный прилив непонятного счастья, продолжал он. – Розы, как я понял, ты не любишь. А какие?
– Кактусы! Пусти, кому говорю?!
– …А насчёт денег не беспокойся. Надо будет – банк грабану!
– Ты? Банк? – вновь со смехом деланно удивилась она. – Грабитель выискался!
– Смейся, смейся – потом увидишь…
– Я сказала, опусти меня!!! Ты что не понял?! Ты?!
Максим остановился, глядя в её глаза, которые ещё никогда не были так близко. Пар их дыхания прежде чем раствориться в морозном воздухе, смешивался в единое облачко. Самый что ни на есть воздушный поцелуй. Причём обоюдный.
– Ну?!
Она не шутила. Застывшая улыбка медленно сползла с его лица, и он бережно опустил Оксану.
– Извини.
– Да что ты вечно извиняешься? – ворчала капризная госпожа, поправляя куртку. – Господи, как же это напрягает, а. Ну, почему ты такой послушный, чёрт возьми!
Максим, озадаченный резкими перепадами «температуры» её настроения, обиженно сопел.
– Как комнатная собачка, честное слово…
– Очень смешно, – буркнул он и несколько раз вяло хлопнул в ладоши.
– Почему ты не можешь треснуть кулаком по столу? Не заорёшь на меня?! Не дашь пощечину, в конце концов, когда я нарываюсь? Почему ты такой тряпичный? Ну почему?
«Потому, что только такой тебе и нужен» – ответил он мысленно, а вслух сказал:
– Что с тобой сегодня? Чего ты психуешь?
– Ничего!
Она махнула рукой и зачем-то пошла напрямик через сугроб, по колено проваливаясь в утрамбованный снег, хотя проход, ведущий к выходу наконец-то закончившегося парка, находился в трёх метрах левее. Максим бросился вытаскивать, но она вырвалась.
– Да пошёл ты! Сама справлюсь…
И снова схватив его за рукав, она с жаром сказала:
– Стерва я. Стерва. Понимаешь?
– Я знаю.
– Знает он…
Наверное, его взгляд в этот момент выражал покаянье нашкодившего щенка, вымаливающего прощенья у импульсивной, но единственной на свете хозяйки.
– Ненавижу, когда ты так смотришь…
– Врёшь. Тебе нравится.
Оба знали, что это так, но теперь она отвела глаза и о чём-то задумалась, глядя в сторону. А когда заговорила, в тихом голосе не осталось и намека на воинственность.
– Ладно, Максимка, чёй-то я и впрямь разошлась не по-детски. Голодная потому что. Вот и кусаюсь. Пойдём похаваем, пока я тебя не съела…
И она протянула холодную, красную ладошку. В знак мира. Нет – перемирия.
В маленьком кафе, куда они зашли, почти не было посетителей. Только два негра, очевидно, студенты, по злой иронии судьбы очутившиеся в этой холодной стране, лихо расправлялись с отбивными. Африканские гости так намёрзлись, что даже в помещении не решились снять куртки и меховые, кепкообразные шапки с опущенными ушами.
Видимо, заглаживая вину, Оксана, не советуясь, заказала для него обед с первым, вторым, третьим и холодной закуской. Сама же ограничилась картофелем фри и чаем с пирожным.
«Жри, жри, – мысленно подначивал себя Максим, черпая невиданный доселе суп-солянку, поданный почему-то в пиале. – Заслужил, пёсик, чего уж…»
Оксана с любопытством наблюдала за ним и помешивала ложечкой сахар.
– А вот, скажи, Максимка…
– Когда я ем – я глух и нем, – поспешно отрезал он, не поднимая взгляда от посуды.
На сегодня, пожалуй, хватит. Мальчикам для битья тоже нужна передышка. Оксана хохотнула и поставила перед ним свою, едва початую порцию картошки.
– Скажи, ты съешь мою? А то мне что-то не хочется. Если не брезгуешь, конечно…
Хитрые смешинки в глазах говорили о том, что она собиралась сказать совсем не это. Да, впрочем, какая разница…
– Ха! Забыла, где я рос? – сказал он, придвигая к себе блюдо. – Там такого в глаза не видели…
– Помню, помню, – Оксана сделала глоток и улыбнулась. – Это тебя в детдоме научили?
– Чему?
– Ну, на счёт, когда я ем…
– А! Да. Конечно. Где ж ещё.
– А ещё чему?
Продолжая жевать, Максим задумался, а через секунду, неожиданно для себя гаркнул на весь зал:
– СПАСИБО НАШИМ ПОВАРАМ, ЗА ТО, ЧТО ВКУСНО ВАРЯТ НАМ!!!
Оксана едва не захлебнулась чаем, а Максим, не обращая внимания на забывших про свои отбивные и тревожно таращившихся негров, продолжил уминать второе. Пусть знает, что не только ей позволено выкидывать невесть знает что, и наслаждаться эффектом.
Оксана перевела взгляд на чернокожих парней и, улыбаясь, сказала:
– All right, guys. Don’t be surprised it’s our Russian tradition. (Всё в порядке, парни. Не обращайте внимания – это русский обычай).
Один из негров охотно закивал головой и сверкнул частоколом белоснежных зубов:
– Oh, yes. It’s OK. Russia is a wonderful country. Everything is all right. (О, да. Отлично. Россия – прекрасная страна. Всё в порядке).
Поймав вопросительный взгляд Максима, Оксана пояснила:
– Я сказала, что ты сбежал из психбольницы и очень голоден…
– А они чё?
– Обещали не звать полицию и приглашают к себе – в Гарлем.
– Едем?
Она вытерла салфеткой крем с губ и рассмеялась.
– Хавай быстрее, чудо моё несчастное…
Сомнительный комплимент, но её глаза лучились такой ласковостью… А когда Оксана тут же взъерошила его волосы, Максим был почти готов поверить в невозможное.
***
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#5 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:33:38

Свой главный спектакль она сыграла в новогоднюю ночь.
За пару недель до этого Максим начал гадать, позовёт ли она его к себе? И вообще считает ли Оксана, что в ночи с 31 декабря на 1 января есть что-то особенное? С неё вполне могло статься, что в последний вечер уходящего года она делает то же, что и всегда. А потом чистит зубы и ложится спать. В обычное время. Вполне возможно...
Но Оксана позвала. И он мысленно похвалил себя за то, что давно отложил деньги на подарок. Скромный, конечно. Ведь в его шкафу чемодана с баксами точно не было. Зато туалетную воду он купил самую дорогую, из продававшихся на базаре. Продавщица – женщина средних лет с честнейшими глазами, не скупясь на эпитеты, расхваливала свой товар. Давала понюхать колпачок от красивой бутылки из голубого стекла, выполненной в форме женского силуэта, нюхала его сама и, мыча от удовольствия, жмурилась. Максим не шибко разбирался во всех этих ароматах и оттенках, всерьёз сомневаясь, стоит ли вообще покупать парфюм, но, в конце концов, рассудил так… Если это дерьмо стоит чуть ли не половину его зарплаты, то дерьмом в смысле качества, быть не должно. Иначе, какой дурак, а тем более – дура, это купит?
…За стол, на котором стояли купленные в готовом виде салаты, ваза с фруктами, да пара тарелок с наспех сварганенными бутербродами, они сели в одиннадцать. Для Оксаны подготовка к празднику свелась к походу в супермаркет вместе с Максимом, исполнявшим обязанности носильщика. Ни стряпать, ни даже наряжаться она не стала, одев чёрную водолазку и потёртые джинсы, в которых ходила дома. Но даже при этом умудрялась выглядеть особой королевских кровей. Максим, душа которого пела в предчувствии лучшего в жизни нового года, не сводил с неё восхищенных глаз.
– Давай, за старый год, что ли? – предложила Оксана, как только президент начал толкать напыщенную поздравительную речь.
Максим откупорил вино (от шампанского, как бесхитростно призналось её величество, у неё пучит живот) и наполнил бокалы. Подняв их, чокнулись и, кивнув, несколько секунд смотрели друг на друга, а затем рассмеялись – никто не решился говорить присущие случаю слова.
– Форевер, – провозгласила Оксана непонятное ему английское слово и пригубила напиток.
Максим сделал то же. Форевер, так форевер – фиг знает, что оно значит, ну и бог с ним. Главное, что они рядом в эту единственную и неповторимую ночь в году. А, как известно, с кем год встретишь, с тем его и проведёшь…
Оксана достала сигарету и, вопросительно посмотрев на него, сказала:
– Будь другом, принеси спички.
Максим, дожевывая бутерброд, кивнул и с готовностью поднялся из-за стола.
– Они у тебя в куртке.
– Не-а… На кухне остались. Я помню, – мы там курили последний раз.
– А я тебе говорю – в твоей куртке. Принеси.
Не став спорить, он пошёл на кухню, но в прихожей всё-таки остановился и стал шарить по карманам собственной куртки. Во внутреннем пальцы нащупали какой-то предмет, которого, он точно знал, у него не было. Это оказалась небольшая бархатистая коробочка. А внутри, на такой же чёрной бархатной поверхности лежала серебристая зажигалка. Надпись на корпусе уведомляла, что это ничто иное, как изделие фирмы «Zippo». О цене было боязно даже гадать. Откинув крышку, он крутанул пальцем рифлёный колёсик, и на пропитанном бензином фитильке заплясал язычок пламени.
– Вау, – пробормотал Максим, уподобившись персонажу туповатой комедии об американских тинэйджерах.
– Ну, где ты там? Заснул что ли?
Вернувшись в зал, он посмотрел на неё, чувствуя, как губы непроизвольно расползаются в глупой ухмылке.
– Это мне? – спросил Максим, не сводя глаз с подарка.
– Нет – Пушкину, – рассмеялась Оксана, довольная произведённым эффектом. – Александру Сергеевичу. Знаешь такого?. Увидишь – передай…
– С-спасибо, – едва слышно прошептал он. В носу отчего-то защекотало.
– Ладно, ладно… Будешь теперь, как крутой мэн. Перед бабами в институте рисанёшься – все твои. Точно тебе говорю…
Не обращая внимания на её сарказм, Максим любовался подарком и, не в силах удержаться, раз за разом откидывал крышечку и зажигал огонёк. Тянуть со своим сюрпризом теперь не имело смысла. Сходив в прихожую, он достал завернутую в фольгу коробку и, пряча её за спиной, вернулся в зал.
– Закрой глаза.
Оксана с трогательной покорностью зажмурилась. Как ребёнок, ожидающий новогоднего чуда. Желание воспользоваться моментом и поцеловать её, хотя бы в щечку, было велико. Но Максим не стал этого делать, понимая, что может всё испортить, и лишь положил коробку ей на колени.
– Можешь открывать…
Открыв глаза, она взяла свёрток.
– Что это?
– Посмотри – узнаешь…
Пожав плечами, она с показным равнодушием разорвала упаковку и достала флакон. С трепетным ожиданием Максим следил, ожидая её реакции. Заметив, что она косится на него, уставился в экран телевизора.
– Так что это? – повторила Оксана.
– Вода, – ответил он, немного смущаясь.
– Вода? Что за вода?
– Ну… туалетная. Фирма эта… как её, – Максим защёлкал пальцами, лихорадочно пытаясь воскресить в памяти название, которое говорила продавщица. – А! «Орифлэйм», вот!
– Н-да? – недоверия в её голосе было столько, как если бы Максим положил на стол ситцевый халатик и с пеной у рта доказывал, что это – платье от Кардена, из последней коллекции, приобретённое в бутике на Елисейских полях.
Нажав головку пульверизатора, Оксана понюхала воздух, и передёрнулась, будто кто-то сунул ей под нос ватку с нашатырным спиртом.
– А где ты вообще это покупал? – спросила она, хмурясь и зачем-то разглядывая жидкость на свет.
Максим судорожно сглотнул, теперь поняв, в чём его промах. Это ж каким надо быть идиотом, чтоб купиться на слова рыночной торгашки?! Вот тебе и результат – подсунула какую-то самопальную дрянь…
– Фу, ацетон натуральный, – Оксана закрутила крышку. – Небось, на базаре по дешёвке взял, а? У ханурика, которому на опохмелку не хватало…
Залившись краской до кончиков ушей, Максим сидел, нервно сжав пальцы в замок и не смея поднять глаз. Оксана, кажется, во всю наслаждалась ситуацией.
– Вот что мы сделаем, – сказала она, с трудом сохраняя серьёзный вид и, прикусив губу, чтоб не расхохотаться. – Вода, говоришь, туалетная? Значит место ей – в туалете. Ты со мной согласен?
Не дожидаясь ответа, она встала и вышла из зала. Спустя полминуты до Максима донесся шум воды, спускаемой в унитазе.
– Порадовали вы меня, сударь – ничего не скажешь, – вздохнула Оксана, вернувшись с пустыми руками и усаживаясь в кресло.
«Вот ведь стервоза! – Максим колотился от злости на всех и всё: на подлую торгашку, на Оксану, но больше всего – на самого себя. – Ну, ладно, лоханулся он конкретно. Но на кой было устраивать это шоу? Могла бы хоть для приличия улыбнуться, сделать вид, что всё нормально. Нет же…» Он и сам прекрасно понимал абсурдность своих мыслей: о каких приличиях можно говорить, когда речь идёт о той, которая не признает никаких правил, норм этикета и прочих изобретённых обществом условностей? А было б иначе – не сидеть ему тут.
– Максимка, ты что обиделся? – в искренности нежных ноток, звучавших в её голосе, не усомнился бы сам Станиславский. – Да, ладно тебе! Нашёл из-за чего дуться. Подумаешь, фигню спорол, – с кем не бывает? Главное ведь не подарок, а внимание. Внимание ты оказал. Короче – проехали, ладно? В следующий раз, как говорят в рекламе, – опасайся подделок. Хотя продавец тебе козлистый попался, конечно…
– Сам виноват, – буркнул Максим.
– Запей холодной водой, – великодушно улыбнулась Оксана, и налила вина в его фужер. – А лучше – вот, винчиком. – Словно вспомнив что-то важное, она спохватилась. – Оба-на! Мы тут сейчас с тобой новый год прозеваем…
Президент, с рассчитанными паузами, заполняемыми глубокомысленным «мыканьем», заканчивал торжественный спич.
– Слушай, раз уж с подарком такая лажа вышла… Выполнишь одну просьбу? Маленькую.
– Какую? – Впервые за последние десять минут Максим отважился посмотреть на неё.
– Выйди сейчас со мной на улицу.
– Зачем?
– Ну, пожалуйста, Максимка… Пока новый год не наступил. Понимаешь, есть такая примета – если часы бьют двенадцать, и в этот момент, глядя на звезды, загадать желание – оно обязательно сбудется.
– Первый раз слышу, – нахмурился он.
– Конечно, в первый. Я это сама открыла, и с тех пор каждый год так делаю. И всё время желание сбывается. Пойдём, твоё тоже сбудется, вот увидишь!
– Ладно, – глупо хихикнул он, – знала бы она его заветное желание. – Так, может, на балкон выйдем?
– Не-е, – Оксана энергично замотала головой. – Балкон – не то. Нужно на земле стоять, понимаешь? И смотреть в небо! Побежали скорее – три минуты осталось.
Максим рассмеялся, – всё это напоминало детскую игру, к которой Оксана относилась с чрезвычайной серьёзностью. В прихожей они обувались со скоростью, напомнившей дни, проведённые в учебке перед отправкой в Чечню. Торопливо натягивая ботинки, он и сам заразился её весёлым азартом. И поверил в слова о сбывающемся желании. А главное – неприятный осадок, оставленный в душе приключившимся конфузом, бесследно улетучился.
– Я готов! – выкрикнул он и даже поднял руку, как рвущийся к доске школьник-всезнайка.
– Куртку, куртку одевай! – велела Оксана, продолжая возиться с молниями на сапогах.
– Да хрен с ней! Не замёрзну! – отмахнулся он.
– Одевай, одевай! – настояла она, натягивая второй сапог. – Больной ты мне не нужен… Так, одел? Шапку на – будешь моим Санта-Клаусом, – Оксана нахлобучила на его макушку красный с белой каймой колпак, в которых в предновогодние дни по улицам щеголяли стайки тинэйджеров. – Всё! Открывай дверь – побежали…
Выскочив за порог, Максим, улыбаясь своим мыслям и, качая головой, побежал по ступенькам. Дверь захлопнулась, но шагов за спиной он не услышал. Остановившись на первом пролёте, посмотрел назад. Никого…
– Оксан, ну где ты? Идём быстрее!
Тишина. Только из-за двери ближайшей квартиры доносился звук включенного телевизора, – все каналы начали транслировать бой курантов на Спасской площади. Поднимаясь обратно, Максим понял, что это опять её шутка. Неумная и несмешная. Хотя, смотря на чей взгляд – она сейчас, небось, согнулась в три погибели от хохота. Ой, ё-ёй – как весело…
Постучав по металлической двери, он прислушался. Оксана не торопилась открывать. Он постучал ещё раз, настойчивее. Но, вновь не услышал щелканья замков.
– Оксан, открывай! Не смешно…
Никакой реакции. Максим подёргал ручку. Тот же эффект.
– Оксан, ну открой, – хватит прикалываться!
Серия ударов ногой отозвалась глухим стуком. Куранты на далёкой Кремлёвской башне смолкли. После секундной паузы раздались преисполненные пафоса аккорды гимна.
– Оксан, ну, пошутила, и хватит! Ну, открой, я прошу! – кричал он, но слова, похоже, не проникали за дверь, отражаемые её гладкой стальной поверхностью.
Ладно. Не хочешь по-хорошему – будет по-плохому. И он принялся тарабанить со всей силы, не жалея рук и обуви, попутно выкрикивая просьбы, перемежаемые матом. Получалась странная словесная смесь угроз и мольбы. Он не сразу услышал крик, донесшийся с этажа выше.
– Э, придурок, мля!!! Заткни хлебало, сука! Здесь ребёнок спит! А то я, мля, тебе щас устрою праздник!!! – судя по тону, голос принадлежал детине внушительных габаритов, для которого, что сыпать угрозами, что исполнять их – без разницы.
Максим затих. Обладатель голоса постоял ещё с полминуты и, резюмировав нравоучительное: «нажрался – сиди тихонько», удовлетворенный достигнутым результатом, захлопнул дверь.
Присев у стены на корточки, Максим достал зажигалку. Швырнуть бы её сейчас подальше. Забросить в сугроб куда-нибудь. А толку? Кому от этого легче станет? Да и подарок всё-таки…
Он закурил и, вдруг, не в силах сдержаться, разревелся. Слёзы лились из глаз безудержным потоком, который он и не пытался прекратить. Выкурив сигарету до половины, он бросил её на пол и, поднявшись, ожесточенно растёр подошвой. Вытер мокрое лицо идиотским колпаком, прижался к двери и, что было силы, гаркнул:
– Ну и пошла ты на хер, сука грёбанная!!!
Оксана, сидевшая в тёмном зале, с выключенным телевизором, прыснула воду из флакона на шею и, вдыхая тонкий аромат, грустно усмехнулась. Именно так, Максимка, – точнее и не скажешь.
Опасаясь возможной реакции нервного папаши сверху, Максим бежал вниз, перескакивая через несколько ступенек.
На улице он снова закурил и, втянув голову в плечи, зябко поёжился. Пришлось нахлобучить дурацкий колпак – мороз ощутимо покусывал уши. А путь до общаги предстоял неблизкий. И такси не словишь: в кармане – ни рубля. К тому же, уж когда-когда, работающая в эту ночь шоферня своего не упустит – обдерут, как липку. По тройному тарифу…
Маленькая радость в эту ночь его всё же настигла. Примерно в половине второго Максим проходил мимо ёлки, возле которой уже веселился народ из окрестных домов. На освещённой площадке гремела музыка, исторгаемая динамиками принесённого кем-то магнитофона.
«Хо-ро-шо, всё будет хорошо,
Всё будет хорошо, я это знаю,
Знаю, зна-а-а-ю…»
– жизнерадостно вопила главная трансвеститка всех времён и народов, кумирша проводниц и пассажиров Верка-Сердючка, заглушаемая пьяным улюлюканьем публики и свистом китайских петард. Невольно захваченный атмосферой всеобщего человеколюбия и веселья, ещё не омрачённого спонтанной ссорой и традиционным мордобитием, Максим остановился. Ухмыляясь, он смотрел на парня, который, усадив на плечи девицу, кружился возле ёлки. Барышня пищала и тянулась к раскидистой лапе, пытаясь достать висящую на ней надувную игрушку. Во, если он сейчас споткнётся – то-то смеху будет…
– Бра-а-а-а-тан! – заорал кто-то в самое ухо и сильно толкнул в плечо.
Максим дёрнулся. Рядом стоял незнакомый, румяный, толстощекий парень. На голове у него была точная копия красного колпака, увенчанная таким же белым шариком. Парень улыбался так, будто и впрямь нежданно встретил родного брата. Или, по крайней мере, старинного приятеля. Повернувшись, он махнул кому-то рукой и крикнул на всю площадь:
– Народ, давай сюда! Тут ещё один дедушка…
Словно из ниоткуда появилась галдящая в разнобой компания – головы всех парней и девчонок украшали дедоморозовские шапки. В мгновенье ока Максим оказался в центре круга.
– Тебя как звать-то, родимый? – спросил тот же толстяк.
– Максим, – ответил он, пожимая протянутую руку.
– Очень приятно. Царь, – представился затасканной шуткой весельчак, тряся его ладонь. – Давай, Максимыч, за новый год.
Кто-то сунул ему пластиковый стаканчик, который «Царь» щедрой рукой наполнил жидкостью из бутылки, извлечённой из-под куртки.
– Спасибо, ребят. С новым годом! – не колеблясь, он махом опрокинул содержимое внутрь под одобрительное улюлюканье.
Худенькая девчонка со смешным, покрасневшим от холода носом протянула бутерброд с майонезом и шпротом.
– А снегурка твоя где? Пропил, что ли? – продолжал светскую беседу «Царь».
– Типа того, – ответил Максим, жуя пахнущую водкой рыбину. – Да ну её на хрен…
Компания взорвалась смехом, будто веселее ответа никто в жизни не слышал.
– Наш человек! – одобрил «Царь». – У нас этих снегурок – хоть жопой ешь! Сейчас и тебе найдём! Давай ещё, жахни…
Максим опорожнил ещё один стакан и передал его в чью-то нетерпеливо тянущуюся руку. Закурив и угостив желающих, коих оказалось немало, сигаретами, он постоял ещё несколько минут, наслаждаясь непривычным и приятным чувством «своего среди своих». А потом ещё раз поздравил всех с праздником и, похлопав по спине полезшего обниматься толстяка, пошёл своей дорогой.
– Заходи, если что!!! – на прощанье крикнул «Царь» и помахал рукой.
– Добре! – пообещал Максим, махая в ответ.
В общежитие он попал около двух. Счастье дежурить в новогоднюю ночь выпало всё той же Нине Фёдоровне. В честь праздника вахтёрша, похоже, дала выходной своим принципам, а должностную инструкцию вообще послала в незримую даль. Судя по радушию, с которым женщина встретила его, этому способствовал отнюдь не газированный напиток. В чём Максим скоро убедился. Нина Фёдоровна, смотревшая «Огонёк» по древнему телевизору, изображение в котором то становилось цветным, то вдруг мгновенно теряло краски, достала из-под стола бутылку, и два стакана. Мисочки и баночки с салатами, в отличие от бутылки, оставались на прежнем месте, пока их хозяйка ходила открывать дверь. Никакими служебными регламентами закуски не возбраняются. Чего, к сожалению, нельзя сказать о напитках, согревающих душу бедолаг, вынужденных проводить праздничную ночь на треклятой работе.
– А я-то думаю, кого там несёт? – щебетала Нина Фёдоровна, уже ничем не напоминающая мегеру, которая пару месяцев назад не хотела пропускать Оксану. – Думаю, неужели проверка?! А это ты. Ну, и хорошо – сейчас я вином тебя домашненьким угощу…
Максим задумался – создавалось ощущение, будто вся эта ситуация ему уже очень знакома. Но оккупировавший мозги хмель не сразу позволил сообразить, в чём же дело. А, поняв, он даже покачал головой, отгоняя дурацкие, навязчивые мысли. К чему-то вспомнился ужин с Фатимой. Вернее, то, чем он закончился. К черту, к черту… Фатима, кстати, уволилась через полгода после той ночи и укатила, куда-то далеко.
Вино действительно оказалось замечательным. Да и салат-шуба, а вместе с ним три котлетки пошли в его полупустой желудок, как к себе домой. Посмотрев около часа концерт под аккомпанемент болтовни Нины Фёдоровны, Максим пошёл на свой этаж.
– Передавай привет своей девушке! – крикнула вслед раскрасневшаяся вахтёрша.
– Де-еевушке, – кривляясь, протянула в стельку пьяный Максим, пытаясь попасть в замочную скважину. – Хреневушке…
Сил хватило лишь на то, чтоб сбросить куртку и упасть лицом в подушку. Правда, уснуть не довелось, потому что сперва кровать, а потом и вся комната, превратились в гигантскую центрифугу, кружившуюся с нарастающей скоростью. Будто шла тренировка космонавта, готовящегося к полёту. Но космонавтом он не был и, слава богу, что хотя бы успел добежать до туалета, включив свет ударом кулака…
Потом, проведя показавшиеся бесконечными полчаса в обнимку с унитазом, Максим умылся и зачем-то сообщил своему отражению:
– Таких не берут в космонавты…
Утреннее пробуждение было таким же ужасным, как весь первый день наступившего тысячелетия.
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#6 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 06 Декабрь 2006 - 20:40:37

Когда второго января Оксана зашла в его кабинку, он лишь покосился и продолжил читать книгу, напуская на себя крайне занятой вид. Она же действовала в своём стиле. Склонилась к нему и спросила у самого уха:
– Как тебе запах?
– Ацетон, – хмыкнул он, понимая, что это её единственная попытка сказать: «прости» – большего ждать не стоит.
– Дурак ты, – беззлобно ответила она. – Вода – супер. Спасибки, заяц. А ты чего ушёл так рано? Я вышла – тебя нет. Пришлось дома сидеть – а я так хотела на ёлку сходить… Чего молчишь? И сказать нечего?
Сказать и впрямь было нечего. И в любом случае – бесполезно. Вздохнув и покачав головой, он уставился в книгу.
– Ладушки. Побегу я на философию. Вечером увидимся. И хватит дуться, дурень. Я ж просто пошутила. Ты что меня не знаешь?
– Да лучше б и не знал, – буркнул он в порыве искренности, вызвавшей её смех.
– Так встретимся сегодня, или как?
– Во сколько?
Оксана улыбнулась – отрицательного ответа сценарий её игры не предусматривал…
В новом году жизнь текла по-прежнему. Не намечалось и перемен в их странных отношениях. Вечерами они допоздна просиживали в её квартире или в его общаговской комнате, часами напролёт разговаривая обо всём на свете, и в то же время ни о чём конкретно. Нередко эти беседы незаметно переходили в допрос, с обидно предсказуемой расстановкой ролей. Она спрашивает, он – отвечает. Никак иначе…
Хотел ли то признавать Максим, нет, но Оксана подчиняла его и с любопытством вездесущей мартышки заглядывала внутрь. Будто стояла перед полкой с книгами, размышляя какую выбрать. Но те, что на виду, не привлекали. Куда интереснее вытаскивать старые, из потайных рядов и, потрогав шершавый переплёт, встряхивать пыль чужих воспоминаний.
– А скажи, Максимка, что ты чувствовал, когда убил того афганца? – как-то спросила Оксана настолько обыденно, будто интересовалась его мнением о погоде.
Воскресным днём они снова шли по парку. Под ногами хрустел снег, их дыхание вырывалось облачками пара. Максим потёр ладонями щеки и попробовал увильнуть от очередного допроса.
– Ты не замёрзла?
– Так что же ты ощутил? – Его нехитрые уловки никогда не срабатывали.
Тяжко вздохнув, он предложил, не сильно, впрочем, надеясь на успех:
– Давай не будем об этом.
– Боишься вспоминать?
– Просто не хочу.
– А я хочу, – заявила она, и Максиму подумалось, что сейчас она обязательно топнет ногой.
Но Оксана лишь подошла к дереву, по стволу которого шныряла белка. Рыжий зверёк тут же устремился вниз, к мелко поломанным кусочкам печенья, лежавшим на её ладони.
– Я хочу лучше понять тебя, и ты должен мне помочь. Ты ведь мой друг. А друзья помогают друг другу.
– Полно те, принцесса, – усмехнулся он, сам не зная, с чего вдруг вздумал присвоить ей такой титул. – Я для тебя – букашка под микроскопом. Не так что ли?
Не сводя с людей чёрных бусинок глаз, белка хватала печенье передними лапками, и торопливо поедала угощенье, благодарно помахивая роскошным хвостом.
– Ты зря так думаешь, – в её голосе послышались просительные нотки. – Я не тебя разглядываю, а себя. Ищу своё отражение. Понимаешь?
– Нет, – признался он. – Я ж не учусь на психолога… А вот ты на мне практикуешься.
Максим насладился её замешательством, которое, впрочем, длилось недолго.
– Может быть, Максимка, может быть. Но ты относись ко всему проще. Пусть это будет нашей игрой. Доставь мне такое удовольствие, что тебе стоит?
Слегка ошарашенный, но в то же время благодарный за откровенность, он пожал плечами.
– И на фига тебе это?
Доев последний кусочек, белка огненной стрелой взлетела к верхушке. Оксана стряхнула с ладони крошки.
– Это вносит разнообразие в мою скучную жизнь.
Максим понимал, что она действительно играет. И пока ей это интересно – он будет рядом. Шут скучающей принцессы, голый клоун…
– Тогда и ты расскажи про себя... Хоть что-нибудь.
Она долго обдумывала ответ, прежде чем заговорить:
– Максимка, себя во мне ты не увидишь. Мы похожие и очень разные. Абсурд, но это так. Иногда многие вещи лучше не знать, чем знать, хотя когда-нибудь ты всё равно узнаешь…
Больше всего в диалоге, построенном на недомолвках и полунамёках, его раздражало то, что он не мог определить: говорит ли Оксана искренне или, как всегда лукавит. И он спросил, с трудом сдерживая злость:
– А как бы ты себя чувствовала?
– Не знаю. Я пока никого не убивала.
Максим достал сигареты и, закурив, неохотно буркнул:
– Кошмары меня не мучают…
– Мне почему-то кажется, убивая, человек переживают самые острые в своей жизни ощущения. Наверное, чувствует власть над чужой судьбой. Упивается собственным величием. Я права?
Взгляд Оксаны светился неподдельным любопытством, а на лице застыла странная улыбка.
– Не знаю, что тебе сказать… У меня не было выбора. И вообще, я не собирался никого убивать. Просто так получилось. Или я, или он. Мне просто повезло.
– Но ты был рад, что остался жив? Испытывал чувство победы?
Слушать её нелепые, не имеющие ничего общего с действительностью предположения, было просто смешно. Хотя и смеяться не с чего. В какой-то миг он ощутил свое превосходство. Как философ Конфуций, снисходительно слушающий лепет подающего надежды, но всё еще наивного, заблуждающегося в самых простых и очевидных истинах, ученика.
– Да о чём ты говоришь? Какое, к лешему, чувство победы? Мне по фигу было, понимаешь? – Он сказал это без тени бахвальства. – Когда живёшь в яме, когда остаешься один… Тогда уже всё равно – жить или умереть. Я… я просто не могу этого объяснить. Никто не сможет.
Кажется, впервые он прочёл в её взгляде растерянность и осознание того, что ей действительно, не постичь истины. Как бы он не пытался растолковать. Какие бы слова не подбирал...
– У тебя не возникало желания перебить их всех? Я имею в виду чеченцев – уничтожить всех до единого?
Максим поочерёдно вспомнил Мелаева, боевика, бросившего ему в яму испорченные консервы и того, который застрелил питерца Валерку...
– Тогда, может быть…
– А сейчас?
– Я что псих? – Максим бросил окурок и смерил Оксану тяжёлым взглядом, который её нисколько не смутил.
– Ты что-нибудь прочёл в его глазах? Слышал последний вздох?
– Такое только в книжках пишут и в кино показывают.
– И всё-таки…
Максим понял, что Оксана не отстанет, и рассказал о том, что вспоминалось чаще, чем хотелось бы.
– У него был удивлённый взгляд… И растерянный. Будто он понял, что его Аллах ему не поможет. А потом птицы прилетели. Вороны. Много-много. Я подумал, что они за мной прилетели. Забавно, да? – Он рассказывал то, что жаждал забыть и слушал собственный голос словно чужой.
Глаза Оксаны сияли, лучились неподдельным любопытством. Интерес начинающего палача, жаждущего стать мастером своего дела.
– И ещё, я смеялся. – Максим снова закурил. – Меня куда-то тащили, а я смеялся. В жизни так не смеялся. Весело было, жуть! Я думал, что сейчас меня пристрелят, и смеялся, как сумасшедший. Сам не знаю, почему.
Она долго молчала, прежде чем задать новый вопрос:
– А потом, уже здесь, тебе не хотелось кого-нибудь убить?
Он едва не ляпнул сгоряча: «тебя!», но, выдержав паузу, спросил:
– Кого, например?
– Ну, не знаю… Меня.
– Тебя?!
– Меня. Мне кажется, тебе иногда хотелось бы это сделать…
Чтобы успокоиться, он глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– Бред сивой кобылы, как ты говоришь…
Оксана рассмеялась.
– А ты способен ради меня на рискованный поступок?
– Что ты имеешь в виду?
– Что имею, то и введу, – ответила она скабрезной шуткой. – Вообще-то так мужики должны говорить. Ну, допустим, если бы мне угрожала опасность. Так способен или нет?
– Думаю… да.
– Да или нет?
– Да, ёлки зелёные!
– То есть, ты хочешь сказать, что готов ради меня на всё?
– Это не я хочу сказать, это ты хочешь услышать. Ответ – да. Прикажешь прыгать с моста? Или идти в огонь и воду?
– М-м... Пока не надо.
Сияющее выражение лица Оксаны свидетельствовало о том, что ответ её действительно удовлетворил. И она поверила. Или почти поверила…
Во всяком случае, узнала то, что хотела. То ради чего и затевала разговор.
Чертовски увлекательно послушать человека, заглянувшего в глаза смерти. Но главная цель была иной. Ей очень хотелось узнать, способен ли Максим устранить ту опасность, которая может возникнуть? В том, что, рано или поздно, это произойдёт, она не сомневалась. Внутренний голос предупреждал. А ему Оксана привыкла верить. В отличие от людей, он ещё ни разу не лгал.
***
Не лгал и на этот раз, потому что пятнадцатого января человек, значившийся в картотеках уголовного розыска как неоднократно судимый рецидивист Сергей Бритвин, он же вор в законе по кличке Бритва, он же Платиновый, приехал в Михалоград.

На этом STOP!, ибо последний обзац - ничто иное, как начало конца. Т.е. - третьей заключительной части романа. Традиционное "сэнк" всем за потраченное время и внимание. :)
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#7 Ashta

    Ушла на запад. Не вернусь.

  • Пользователи
  • *****
  • 974 сообщений
  • Пол: ж

Отправлено: 07 Декабрь 2006 - 03:59:18

Ждем третьей части :) Придираться к тексту не буду - во-первых, некогда, а во-вторых, ничего особо ужасного не нашла.
Издавать собираешься?
МЕНЯ ПИДОРНУЛИ МУДЕРАТОРЫ

#8 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 07 Декабрь 2006 - 09:47:45

Ashta (Dec 6 2006, 11:59 PM) писал:

Издавать собираешься?
Грешно смеяться над больными людьми, Ашточка :ph34r: Я ж говорю, послали меня с этим текстом всюду, где только можно. :lol:

Цитата

Придираться к тексту не буду - во-первых, некогда, а во-вторых, ничего особо ужасного не нашла.

Да ну... Наверное, плохо искала. Как фанатка критики-самокритики ты обязательно должна была что-нить найти. Ну, хоть банальность какую :)
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#9 alena

    Тварь из "Тумана"

  • Пользователи
  • ****
  • 439 сообщений

Отправлено: 15 Декабрь 2006 - 13:22:13

Цитата

Да ну... Наверное, плохо искала. Как фанатка критики-самокритики ты обязательно должна была что-нить найти. Ну, хоть банальность какую
Я вот тоже искала-искала. Нашла до фига, а ты хоп-хоп, ровкость лук и все объясняется...Мол, Максим все решает, все делает, я только транслятор...
Посему, не буду копать, буду говорить "спасибо"!
В этой части Макс стал живее, я наконец-то начала его понимать, верить в происходящее... Вот сценки секса уж больно технические, из-за этого несколько искусственные.... Хотя, есть моменты.... ;)
Короче, чтобы нарисовать общее впечатление, нужен итог...
Давай ыщчо!

Отредактировано: alena, 15 Декабрь 2006 - 13:23:10


#10 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 15 Декабрь 2006 - 15:59:06

Цитата

Я вот тоже искала-искала. Нашла до фига...
Нельзя ли поконкретнее, мой повелитель снов? :lol:

Цитата

...а ты хоп-хоп, ровкость лук и все объясняется...Мол, Максим все решает, все делает, я только транслятор
Дык... ;) Аленушка, а что делать, когда оно на самом деле так :( Я когда только начинал писать, имел очень смутное представльнье о том, как будут развиваться события. Да собственно и в процессе работы все узнавал незадолго до того момента как слова складывались в предложения. ;)

Цитата

Посему, не буду копать...
Ну здрасьте! :huh: :o Наоборот все нужно показывать, как есть! У меня ещё разбор полётов с этими ребятами - я же должен иметь достаточный запас аргументов, чтобы высказать претензии по полной программе. :lol: Причем, объективных - то есть читательских. :P Копай, кому говорю! :P :lol:

Цитата

...буду говорить "спасибо"!
Пожалуйста. :) А за что? :huh:

Цитата

В этой части Макс стал живее, я наконец-то начала его понимать, верить в происходящее...
Понимаешь, Алён, деление на части тут весьма условное (чисто техническое, можно сказать). Да и вообще, скажу по секрету, изначальный замысел был столь грандиозен, что весь роман замышлялся, как часть психологической эпопеи.
Я к тому, что читать (оценивать) все части правильнее как единое целое. А с этой позиции, на мой взгляд, все логично: чем больше расскрывается герой, чем больше мы его узнаем, тем живее выглядит он и реалистичнее история, в которой он участвует. Имхо. ;)

Цитата

Вот сценки секса уж больно технические, из-за этого несколько искусственные....
Чего именно не хватает? Красивого эротизма? ;) Тогда скажу сразу - это сделано умышленно, для гармоничного сочетания с атмосферой (надеюсь - напряженно-мрачной) всего произведения. Во избежание противоестественного контраста.

Цитата

Хотя, есть моменты....
Ну-ка, ну-ка... ;) :D

Цитата

Короче, чтобы нарисовать общее впечатление, нужен итог...
Давай ыщчо!

Аленушка, ты же знаешь... За ради тебя и Ашточки :lol: Сделаем - не вопрос! ;)
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#11 Тьма

    Мастер

  • Пользователи
  • ****
  • 403 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Необъятные степи Ставропольского Края

Отправлено: 16 Декабрь 2006 - 11:35:26

Next!!!! Я требую продолжения банкета!

А я вот придерусь:

Цитата

До появления в интернате Елены Васильевны сменила бесчисленного предшественника, Максим думал,
как это понимается? :rolleyes:
Изображение
Изображение

#12 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 17 Декабрь 2006 - 13:19:47

Тьма (Dec 16 2006, 07:35 AM) писал:

Цитата

А я вот придерусь:

Цитата

До появления в интернате Елены Васильевны сменила бесчисленного предшественника, Максим думал,
как это понимается? ;)
Сорри, ошибочка вышла :rolleyes: Следует читать:

"...До появления в интернате Елены Васильевны, которая сменила бесчисленного предшественника..."

Спасибки, что заметил ;)

Итак, как грится, по многочисленным (а шо... ;) 3 человека - уже толпа ;) Или того круче... БАНДА! БАНДА! БАНДА! :( ) просьбам трудящихся, выкладываю третью, заключительную часть романа.
Типа просьба-совет ;) Если можно, в топах с 1, 2 частями указывайте "промежуточные, технические" ошибки, высказывайте мнения по каким-то отдельным эпизодам. Ну, а в топе с 3-ей частью уже общее впечатление обо всем произведении. :( Идёт? ;)
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#13 Тьма

    Мастер

  • Пользователи
  • ****
  • 403 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Необъятные степи Ставропольского Края

Отправлено: 25 Декабрь 2006 - 09:49:23

R.F., кстати, когда увидел название романа сразу вспомнилась следующая иллюстрация :)
ладно, пофлудил и пошел читать третью часть :) :)
Изображение
Изображение

#14 R.F.

    Blood man

  • Помощник шерифаПомощники шерифа
  • 1 546 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Беларусь

Отправлено: 26 Декабрь 2006 - 10:53:18

Тьма (Dec 25 2006, 05:49 AM) писал:

R.F., кстати, когда увидел название романа сразу вспомнилась следующая иллюстрация
:) ;) :)

Не, Тьма, ассоциируется разве что чисто по названию. По тексту, ты ведь видишь, что "расстановка сил" у Макса и Оксаны несколько иная нежели на том рисунке :lol: Да и вообще ещё вопрос кто из них двоих на самом деле большее Чудовище :blink:
"...Моё будущее - мысль,
Моё прошлое - лишь слово.
Но я - это мгновение"

Morten Harket "JEG KJENNER INGEN FREMTID"

#15 Тьма

    Мастер

  • Пользователи
  • ****
  • 403 сообщений
  • Пол: м
  • Из: Необъятные степи Ставропольского Края

Отправлено: 26 Декабрь 2006 - 15:03:00

R.F. (Dec 26 2006, 10:53 AM) писал:

Тьма (Dec 25 2006, 05:49 AM) писал:

R.F., кстати, когда увидел название романа сразу вспомнилась следующая иллюстрация
:lol: :D :D

Не, Тьма, ассоциируется разве что чисто по названию. По тексту, ты ведь видишь, что "расстановка сил" у Макса и Оксаны несколько иная нежели на том рисунке :D Да и вообще ещё вопрос кто из них двоих на самом деле большее Чудовище :lol:
да я знаю :lol: просто вот, опять на тот сайт наткнулся и вспомнил... :lol:
Изображение
Изображение





ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МАТЕРИАЛОВ САЙТА ВОЗМОЖНО ТОЛЬКО С РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРОВ И УКАЗАНИЯ ССЫЛКИ НА САЙТ Стивен Кинг.ру - Творчество Стивена Кинга!
ЗАМЕТИЛИ ОШИБКУ? Напишите нам об этом!
Яндекс.Метрика