Ваши любимые поэты и стихи
Kak_Trotsky 04 авг 2007
Vagabond 15 авг 2007
Молитва
Господи! Я видел
выпуклые надкрылья бронзовок
в пожухлой траве.
Золотистый мех опустевшего шмеля
крошился между моими пальцами,
слоистая округлая градина упала
с Твоей ладони на мою.
Отче, провижу осень,
Отче, провижу: лист истлевающий,
лист, легко уносимый ветром,
по слову Твоему
падет на дом неправедного
и сокрушит кровлю его.
***
Когда тирана давят петлей с огромным узлом,
а семейство глядит на экран и думает “Поделом!”,
коленками на табурет, склонившись над круглым столом,
мальчик рисует что-то, поглядывая на экран,
на котором через секунду повиснет в петле тиран.
Но этого не покажут, а так, словами расскажут.
если мальчик станет тираном, его тоже строго накажут.
А люди будут плясать и прыгать на площадях,
радоваться тому, что их тоже не пощадят,
потому что и жертву, и палача переживет
ликующая толпа, окружающая эшафот.
Ребенок ведет черту, склоняясь над круглым столом,
старательно, словно границу между добром и злом.
Тиран стоит на экране в петле с огромным узлом.
Борис Херсонский
Господи! Я видел
выпуклые надкрылья бронзовок
в пожухлой траве.
Золотистый мех опустевшего шмеля
крошился между моими пальцами,
слоистая округлая градина упала
с Твоей ладони на мою.
Отче, провижу осень,
Отче, провижу: лист истлевающий,
лист, легко уносимый ветром,
по слову Твоему
падет на дом неправедного
и сокрушит кровлю его.
***
Когда тирана давят петлей с огромным узлом,
а семейство глядит на экран и думает “Поделом!”,
коленками на табурет, склонившись над круглым столом,
мальчик рисует что-то, поглядывая на экран,
на котором через секунду повиснет в петле тиран.
Но этого не покажут, а так, словами расскажут.
если мальчик станет тираном, его тоже строго накажут.
А люди будут плясать и прыгать на площадях,
радоваться тому, что их тоже не пощадят,
потому что и жертву, и палача переживет
ликующая толпа, окружающая эшафот.
Ребенок ведет черту, склоняясь над круглым столом,
старательно, словно границу между добром и злом.
Тиран стоит на экране в петле с огромным узлом.
Борис Херсонский
Tristania 12 сен 2007
Ника Турбина, Янка Дягилева. Крик боли и отчаяния. Покалеченные эпохой и равнодушием судьбы.
Жизнь моя - черновик,
На котором все буквы -
Созвездья.
Сочтены наперед
Все ненастные дни.
Жизнь моя - черновик.
Все удачи мои, невезенья -
Остаются на нем,
Как надорванный
Выстрелом
Крик.
1983
Ника Турбина (написано в 9 лет)
Нарисовали икону - и под дождем забыли.
Очи святой мадонны струи воды размыли.
Краска слезой струилась - то небеса рыдали.
Люди под кровом укрылись - люди о том не знали.
А небеса сердились, а небеса ругались,
Бурею разразились...
Овцы толпой сбивались.
Молнии в окна били, ветры срывали крыши.
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши.
Жались к подолам дети, а старики крестились,
Падали на колени, на образа молились...
Солнышко утром встало, люди из дома вышли.
Тявкали псы устало, правили люди крыши.
А в стороне, у порога клочья холста лежали.
Люди забыли Бога,
Люди плечами жали...
(1986)
Янка Дягилева
Жизнь моя - черновик,
На котором все буквы -
Созвездья.
Сочтены наперед
Все ненастные дни.
Жизнь моя - черновик.
Все удачи мои, невезенья -
Остаются на нем,
Как надорванный
Выстрелом
Крик.
1983
Ника Турбина (написано в 9 лет)
Нарисовали икону - и под дождем забыли.
Очи святой мадонны струи воды размыли.
Краска слезой струилась - то небеса рыдали.
Люди под кровом укрылись - люди о том не знали.
А небеса сердились, а небеса ругались,
Бурею разразились...
Овцы толпой сбивались.
Молнии в окна били, ветры срывали крыши.
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши.
Жались к подолам дети, а старики крестились,
Падали на колени, на образа молились...
Солнышко утром встало, люди из дома вышли.
Тявкали псы устало, правили люди крыши.
А в стороне, у порога клочья холста лежали.
Люди забыли Бога,
Люди плечами жали...
(1986)
Янка Дягилева
Tristania 13 сен 2007
Inqvizitor 24 сен 2007
Илья Черт - 31 мартобря
ОРЗ, дождливая зима,
Всё время «0», и редко «-2»,
Щелей в заборе тайное окно…
Глухое темное немое существо
Крадется цыпочками, чешется и пьет
Из лужи то, что нехотя прольет
Господь из кружки поднебесной через край.
Слезай! Уж поздно!
Нечего ловить!
Сидеть на дереве – не к ночи развлеченье.
Пойдем ходить!
Здесь во дворах промозгло,
А на Фонтанке дует теплый сквознячок,
И все такие-же как мы,
Что с Марса прилетели,
Пасутся там. Огромный чердачок
Санкт-Петербурга под мировою крышей
Наполнен в сумерки тенями прошлых лет.
Очки свои куда ты дела?
Смотри, вон на мосту поэт,
Он музы друг, слуга Пегаса,
Привык над крышами летать,
Пить молоко, съедать свой бутерброд,
Намазанный чуть розовым рассветом,
И не закрыв на кухне кран, бежать
Пахучим поздним летом
Жрать, спать, бухать и спрашивать знакомых,
Как их дела и что сегодня к чаю?
Слагать три строчки наугад,
Неделями не видеть маму,
Но всё же знать, что дома всё о’кей,
Всё тот же стол, накрытый для гостей,
Всё тот же чайник ржавый…
Ну… Эй! Не спать!
Я знаю, что отвлекся…
Пойдем, посмотрим лебедей,
Что как пуховые подушки,
Плывут в бензиновых разводах.
Грей руки! Грей!
Сегодня не до сна! Ведь завтра осень.
Медведь полярный съел на небе звезды,
И значит снова будет дождь…
А может быть весна…
Здесь никогда не подгадаешь.
И вряд ли что-нибудь поймешь.
ОРЗ, дождливая зима,
Всё время «0», и редко «-2»,
Щелей в заборе тайное окно…
Глухое темное немое существо
Крадется цыпочками, чешется и пьет
Из лужи то, что нехотя прольет
Господь из кружки поднебесной через край.
Слезай! Уж поздно!
Нечего ловить!
Сидеть на дереве – не к ночи развлеченье.
Пойдем ходить!
Здесь во дворах промозгло,
А на Фонтанке дует теплый сквознячок,
И все такие-же как мы,
Что с Марса прилетели,
Пасутся там. Огромный чердачок
Санкт-Петербурга под мировою крышей
Наполнен в сумерки тенями прошлых лет.
Очки свои куда ты дела?
Смотри, вон на мосту поэт,
Он музы друг, слуга Пегаса,
Привык над крышами летать,
Пить молоко, съедать свой бутерброд,
Намазанный чуть розовым рассветом,
И не закрыв на кухне кран, бежать
Пахучим поздним летом
Жрать, спать, бухать и спрашивать знакомых,
Как их дела и что сегодня к чаю?
Слагать три строчки наугад,
Неделями не видеть маму,
Но всё же знать, что дома всё о’кей,
Всё тот же стол, накрытый для гостей,
Всё тот же чайник ржавый…
Ну… Эй! Не спать!
Я знаю, что отвлекся…
Пойдем, посмотрим лебедей,
Что как пуховые подушки,
Плывут в бензиновых разводах.
Грей руки! Грей!
Сегодня не до сна! Ведь завтра осень.
Медведь полярный съел на небе звезды,
И значит снова будет дождь…
А может быть весна…
Здесь никогда не подгадаешь.
И вряд ли что-нибудь поймешь.
She 25 сен 2007
Дмитрий Пригов. Его стихи можно даже ставить эпиграфами к произведениям Кинга))))
x x x
Сорочку белую надену
Друзей спокойных приглашу
И всех на месте порешу
Они поймут -- такое дело
Такого дела-то заради
Они меня бы тоже, бл*ди
Порешили
Если бы им первым в голову пришло
x x x
Сорочку белую надену
Друзей спокойных приглашу
И всех на месте порешу
Они поймут -- такое дело
Такого дела-то заради
Они меня бы тоже, бл*ди
Порешили
Если бы им первым в голову пришло
Vagabond 02 окт 2007
здесь кладбище, прозрачное для зренья,
но не для тел, ходов переплетенье
в решетках и раздетых деревах,
и бледные созревшие растенья
сухое семя прячут в рукавах.
здесь низкие двуногие скамьи
оставлены, египетскою данью
для мертвых, коли изъявят желанье
здесь преклонить конечности свои.
и поздний львиный зев кривится, безъязыкий,
на побелевшие фарфоровые лики,
и струйкой со ствола стекают муравьи.
***
из синевы и желтка, и гранатовой красноты
сделана кожа ребенка, боящегося темноты,
каждый нежданный звук оставляет на нем синяк,
каждый неверный шаг.
ночью коридор становится вдвое длинней
и предметы прячутся под покрывала своих теней,
и под невидимой дверью ниточкой свет горит,
и глазок посреди двери.
а железная ручка в руку ложится, как нож
в ножны, и стоит ее отпустить - уже не найдешь
дороги назад, останешься здесь, у ниточки золотой
в квартире совсем пустой.
марианна гейде
но не для тел, ходов переплетенье
в решетках и раздетых деревах,
и бледные созревшие растенья
сухое семя прячут в рукавах.
здесь низкие двуногие скамьи
оставлены, египетскою данью
для мертвых, коли изъявят желанье
здесь преклонить конечности свои.
и поздний львиный зев кривится, безъязыкий,
на побелевшие фарфоровые лики,
и струйкой со ствола стекают муравьи.
***
из синевы и желтка, и гранатовой красноты
сделана кожа ребенка, боящегося темноты,
каждый нежданный звук оставляет на нем синяк,
каждый неверный шаг.
ночью коридор становится вдвое длинней
и предметы прячутся под покрывала своих теней,
и под невидимой дверью ниточкой свет горит,
и глазок посреди двери.
а железная ручка в руку ложится, как нож
в ножны, и стоит ее отпустить - уже не найдешь
дороги назад, останешься здесь, у ниточки золотой
в квартире совсем пустой.
марианна гейде
Inqvizitor 02 окт 2007
H. P. Lovecraft - The cats
Babels of blocks to the high heavens towering
Flames of futility swirling below;
Poisonous fungi in brick and stone flowering,
Lanterns that shudder and death lights that glow.
Black monstrous bridges across oily rivers,
Cobwebs of cable to nameless things spun;
Catacomb deeps whose dank chaos delivers
Streams of live foetor that rots in the sun.
Colour and splendour, disease and decaying,
Shrieking and ringing and crawling insane,
Rabbles exotic to stranger gods praying,
Jumbles of odour that stifle the brain.
Legions of cats from the alleys nocturnal.
Howling and lean in the glare of the moon,
Screaming the future with mouthings infernal,
Yelling the Garden of Pluto's red rune.
Tall towers and pyramids ivy'd and crumbling,
Bats that swoop low in the weed cumber'd streets;
Bleak Arkham bridges o'er rivers whose rumbling
Joins with no voice as the thick horde retreats.
Belfries that buckle against the moon totter,
Caverns whose mouths are by mosses effac'd,
And living to answer the wind and the water,
Only the lean cats that howl in the wastes.
*********
Перевод (к сожалению, не знаю, чей):
Г. Ф. Лавкрафт - Кошки
Груды каменьев и блоков разбитых
Вот вавилонской гордыни итог;
И ядовитая плесень на плитах
Тлеет смертельным огнём вдоль дорог.
Грязные русла мосты перекрыли,
Нить паутины связала химер;
Бурный поток разложившейся гнили
Льётся из хаоса липких пещер.
Блеск и упадок, страданья и крики,
Ширясь, безумие чертит круги,
Толпы молящихся странны и дики,
Мерзостный запах туманит мозги.
Тощие кошки сбиваются в орды
В тёмных аллеях при свете луны;
Адской гримасой кривятся их морды
И завывания всюду слышны.
Улицы в зарослях дикой крапивы,
Мыши летучие носятся в них;
Как отступающий враг молчаливы
Ржавые цепи мостов разводных.
Башни согнулись от лунного света,
Ямы залиты болотной водой;
Ветер завоет, и вместо ответа
Дьявольских кошек пронзительный вой.
Babels of blocks to the high heavens towering
Flames of futility swirling below;
Poisonous fungi in brick and stone flowering,
Lanterns that shudder and death lights that glow.
Black monstrous bridges across oily rivers,
Cobwebs of cable to nameless things spun;
Catacomb deeps whose dank chaos delivers
Streams of live foetor that rots in the sun.
Colour and splendour, disease and decaying,
Shrieking and ringing and crawling insane,
Rabbles exotic to stranger gods praying,
Jumbles of odour that stifle the brain.
Legions of cats from the alleys nocturnal.
Howling and lean in the glare of the moon,
Screaming the future with mouthings infernal,
Yelling the Garden of Pluto's red rune.
Tall towers and pyramids ivy'd and crumbling,
Bats that swoop low in the weed cumber'd streets;
Bleak Arkham bridges o'er rivers whose rumbling
Joins with no voice as the thick horde retreats.
Belfries that buckle against the moon totter,
Caverns whose mouths are by mosses effac'd,
And living to answer the wind and the water,
Only the lean cats that howl in the wastes.
*********
Перевод (к сожалению, не знаю, чей):
Г. Ф. Лавкрафт - Кошки
Груды каменьев и блоков разбитых
Вот вавилонской гордыни итог;
И ядовитая плесень на плитах
Тлеет смертельным огнём вдоль дорог.
Грязные русла мосты перекрыли,
Нить паутины связала химер;
Бурный поток разложившейся гнили
Льётся из хаоса липких пещер.
Блеск и упадок, страданья и крики,
Ширясь, безумие чертит круги,
Толпы молящихся странны и дики,
Мерзостный запах туманит мозги.
Тощие кошки сбиваются в орды
В тёмных аллеях при свете луны;
Адской гримасой кривятся их морды
И завывания всюду слышны.
Улицы в зарослях дикой крапивы,
Мыши летучие носятся в них;
Как отступающий враг молчаливы
Ржавые цепи мостов разводных.
Башни согнулись от лунного света,
Ямы залиты болотной водой;
Ветер завоет, и вместо ответа
Дьявольских кошек пронзительный вой.
Vagabond 04 окт 2007
Мы - лишь наречье, на котором Он
Или Оно со времени Адама
Ведет сумбурный перечень, куда мы
Зачем-то включены. В него внесен
Рим, Карфаген, и ты, и я, и сон
Моих непостижимых будней, драма
Быть случаем, загадкой, криптограммой
И карою, постигшей Вавилон,
Но за словами - то, что внесловесно.
Я понял тягу к этой тьме безвестной
По синей стрелке, что устремлена
К последней неизведанной странице
Часами из кошмара или птицей,
Держащей путь, не выходя из сна.
Хорхе Луис Борхес
Или Оно со времени Адама
Ведет сумбурный перечень, куда мы
Зачем-то включены. В него внесен
Рим, Карфаген, и ты, и я, и сон
Моих непостижимых будней, драма
Быть случаем, загадкой, криптограммой
И карою, постигшей Вавилон,
Но за словами - то, что внесловесно.
Я понял тягу к этой тьме безвестной
По синей стрелке, что устремлена
К последней неизведанной странице
Часами из кошмара или птицей,
Держащей путь, не выходя из сна.
Хорхе Луис Борхес
Raul_Duke 04 окт 2007
Владимир Маяковский
ЛИЛИЧКА!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
ЛИЛИЧКА!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
Vagabond 04 окт 2007
офигительное стихотворение. поэта пробрало до печёнок, вот и выдал. а рифмы-то, рифмы...