LifeKILLED

Сломанное пространство

1

Прошло всего три дня. Три кошмарных дня… Пространство сломалось, и ничего уже нельзя исправить. Весь наш мир сломался… Лучших слов и не подберешь. Остался лишь один вопрос: сломаюсь ли Я?
Ни я, ни вы, не можете объяснить, что таится за пределами сил, доказанных наукой. Мы твердо уверены в абсолютном постоянстве нашего мира. Но что, если какая-то непознанная сила вмешается в привычный ход вещей? Все представления о мире окажутся опровергнуты?
Я не ученый, чтобы что-то объяснить. Да что там, я даже не верю самому себе - не верю тому, что видел своими глазами. С точки зрения религии я так же промолчу, ведь я и в Бога не верю. Но те обрывки знаний, что я почерпнул в школе, наталкивают на мысль о Солнце, которое каким-то образом повлияло на нашу реальность. О магнитных и гравитационных полях, удерживающих атомы Земли в единой субстанции, которую мы называем Нашим Миром. Наша Вселенная основана на теоремах без доказательств. Но если вдруг что-то изменится? Будут совсем другие силы и неизвестные правила, а все ученые мира, глядя в микроскопы или телескопы, уже ничего не смогут сделать ради нашего спасения.
Черт, хватит. Я хотел расставить все по местам, а получилось наоборот. Кажется, я в конец все запутал. Так чего же я хочу добиться, выводя ручкой этот текст в старой тетради? Наверное, не потерять рассудок. Хотя бы восстановить хронологию событий. Каким образом? Я буду описывать все, что со мной произошло за эти три дня. Систематизирую весь этот бред. И тогда, быть может, мысли мои вернутся на место. Возможно, я найду какой-то выход из сложившейся ситуации. Как же я надеюсь на это!..
Что ж, начнем. Тем более, мне больше нечего делать в этой чертовой ванной комнате, в которой я по своей неосторожности оказался заперт.

2

Мы с Витей не виделись года четыре. Когда-то и он, и я, учились на физическом факультете Саратовского Государственного Университета. Я отучился-таки первый курс… но потом с треском вылетел. Друг же мой продолжал учиться и даже стал аспирантом. А я полгода просидел дома… после чего устроился работать на заводе. Скоро я понял, что запах денег (и довольно неплохих денег) гораздо приятнее долгих лет учебы и экзаменационных депрессий. И вот, через четыре года мы снова рядом – он и я.
Встретились мы случайно. Я покупал куртку тысяч за пять рублей, довольно неплохую, хотя и не самую дорогую. А Витек присматривал себе шапку за 100 рублей. Разрази меня гром, если он пришел в магазин не в той же одежде, в которой я видел его в университете! Срам-то какой… Что ж, студенты – они студенты и есть, они думают, что знают цену деньгам. Но не зарабатывают их, а лишь экономят. Мое же мнение, что деньги нужно сразу вкладывать в вещи, только тогда они принесут пользу, а не пропадут, обесценившись… как и весь наш мир.
Разговорившись о старом, мы пошли «обмывать» покупки. Витек, как человек умный и образованный, принял решение не платить за пиво. Ну а мне, богатому работяге, было просто в падлу не угостить старого друга.
Пиво без водки – деньги на ветер, и вот мы уже гуляем по улице, шатаясь, как корабли на море. В тот день Солнце грело очень сильно… даже слишком. Но мы не обращали на жару внимание, а просто шли и беседовали.
Все было как обычно: автомобили шныряли из стороны в сторону. Людей было маловато… но, в конце концов, была середина будничного дня. Это я со своим плавающим графиком, да Виктор, вечный студент-аспирант, нашли время погулять. Остальные же были на работе… хотя все равно маловато было людей для одиннадцати утра. Слишком. Это тоже было главной странностью, которую мы не заметили.
Внезапно сзади раздался крик. Мы уставились на стену двухэтажного дома, ожидая чего-то шокирующего. Но увидели лишь мужчину, высунувшегося из окна и испуганно завывшего:
– Наступил Конец Света! Апокалипсис, Армагеддон!
Сначала мы были встревожены… а потом просто рассмеялись. Витек пожелал крикуну опохмелиться. Тот недовольно глянул на нас, после чего исчез в окне, с лязгом закрыв его. Около минуты мы постояли на месте, ожидая продолжения комедии, но так и не дождались.
– Пространство и время связаны, так говорил Альберт Эйнштейн, – пробормотал мой пьяный друг. – То, что мы находимся здесь: в это самое время на этом месте… не простая случайность. Это закономерность. Ведь, как говорил Эйнштейн, а теперь говорю я: «Если в поезд, несущийся на скорости света, с двух сторон на одинаковом расстоянии попадет молния… От какой из них электрический ток первой достигнет антенны, находящейся ровно посередине поезда? Ты не знаешь ответа, а Эйнштейн знает. Все давно доказано, друг мой, давно доказано. Черт… мне надо отлить.
– И это тоже доказано? – зачем-то переспросил я. Ну достал меня весь этот бред про поезда. Я еще с университета его не переваривал, а после отчисления и вовсе относился к Эйнштейну, как к главному еретику всех времен и народов, помноженных на скорость света.
– Еще нет, но сейчас я это докажу, – остроумно ответил Витя.
– Докажи-ка теорему: где отливают профессора физических наук?
– В подъездах, – кинул Виктор, убегая к двери старого дома со скоростью того самого поезда… а может быть и электрического тока одной из молний, о которых рассказывал. Я решил последовать за ним. Мало ли что: может, он там упадет и ногу сломает?
Я подошел к двери. Всего пару секунд назад она закрылась за Витей, уже расстегивающим ширинку в темноте подъезда. Я стоял и ждал его минуты, наверно, две… после чего начал волноваться. Он мог там просто поскользнуться и упасть, а я ничего не узнал бы. На улице такой шум!
– Эй, где ты там? – окликнул я его. – Что у тебя стряслось? Заблудился?
Ответа не было. Тогда я открыл дверь… Но никого за ней не увидел. Мой друг исчез. И еще одна деталь… Возможно, мне показалось, но подъезд стал немного другим.
Черт, я же был пьян! Я не мог знать на сто процентов, прав я или нет. Выпивал я и больше, но, может, просто водка попалась паленая? Другого разумного объяснения не было, и я вошел внутрь.

3

– Эй, Витя! Где ты? – закричал я в отчаянье. – Хватит дурака валять, выходи!
В прошлый раз, когда он заходил в подъезд… я точно это помнил… там было темно. Теперь же здесь горела лампочка. Довольно странное явление в России. Обычно случайные прохожие лампочки наоборот выкручивают. А здесь, похоже, поставили новую. Но.. ведь кто-то мог просто включить свет. Однако ни друга, ни его следов, я не увидел.
– Черт, хватит меня разыгрывать! Мне надоело здесь стоять! Все, я ухожу, задолбало! Попил, понимаешь, пивка за мой счет… Иждевенец хренов!
Посмотрев вокруг и убедившись, что в подъезде никого нет, я вышел оттуда.
Ноги подкосились через пару секунд после того, как глаза привыкли к яркому, слишком яркому Солнечному свету. Нет, улица была совсем не странная. Дело совсем в другом! Это была НЕ ТА улица! Я точно помнил, что заходил в этот дом с проспекта Кирова, а теперь стою на улице Рахова… Двадцать минут ходьбы! А ведь я вошел и вышел через одну и ту же дверь! Все закружилось вокруг. Я ущипнул себя за руку, но это был отнюдь не сон. Явь! Нет, я не сошел с ума, лишь протрезвел еще сильнее. Так что же происходит? Все это было так странно… Тошнота подкатила к горлу. Возникло ощущение, что я несусь на какой-нибудь садистской карусели. Адреналин ударил в мозг, и я чудом не упал, схватившись за поручень. Эта труба раскалилась от солнца. Отдернув руку, я в очередной раз убедился, что все это реальность.
Когда в кармане завыл мобильник, я подпрыгнул от страха и в полный голос вскрикнул. Его вибрация сильно врезала мне по ребрам, и я не сразу понял, что причина моего страха – всего лишь маленький телефон. Звонок затих, после чего загремел вновь. Я закричал вновь, хоть и понимал: стоит нажать на кнопку, и «сотик» сразу же перестанет отвратительно трещать.
С огромным удивлением я перечитывал эту надпись и номер под ней… но очередной вскрик мобильника вывел меня из ступора. Я, только чтобы не слышать этого резкого, раздражающего звука, нажал на зеленую кнопку и поднес телефон к уху.
– Але, я слушая тебя, Витек, – на автомате пробормотал я.
– Слушай, ты не поверишь… – сбивчиво тараторил он. – Я сам чуть не обосрался. Хорошо, что успел отлить, а то бы обделался от страха. Ну, короче, мне страшно это говорить… Я нахожусь сейчас на «3-й Дачной». Хм… Ну, я понимаю, ты мне не поверишь. Я сам бы не поверил! Но пожалуйста, я не шучу… слушай, ты сейчас где?
– На Рахова, – ответил я машинально. В очередной раз возникло странное чувство нереальности происходящего. Ведь всего минуту назад я стоял на проспекте Кирова. А теперь здесь. Череп стонал от нарастающего умственного давления, а мозг готовился к самоуничтожению. Неожиданно, к моему глубокому удивлению, на другой стороне линии раздался смех. Истерический, но все же смех:
– Рахова, ха-ха! Как ты сказал? – негодовал Витя. – Значит, ты тоже вошел в эту дверь? И не считаешь, что я тронулся умом?
– Да что за херня здесь произошла?! – неожиданно взвизгнул я и тут же замолчал. Я испугался: а вдруг Виктор, этот конченный физик, сможет ответить на этот вопрос? Но он лишь попросил меня немного подождать:
– Слушай, я сейчас к тебе подъеду. Точнее, не сейчас, а через сорок минут… Е мое, разрази меня гром, если я еще раз войду в эту дверь.
– Не вопрос, – отозвался я. – Эй, а давай лучше встретимся у меня дома? Так и тебе ближе будет. И мне тоже недалеко. Это все надо хорошенько обдумать. У меня еще осталось триста рублей на карточке…
Уже в который раз по ту сторону телефонной трубки я услышал смех. И снова он меня не порадовал.
Через мучительные полчаса мы смотрели друг на друга, не в силах произнести хоть слово. Я молча достал бутылку водки из сумки и стал ждать реакции. Витя тяжело вздохнул, после чего точно так же, не произнося ни звука, кивнул. Он добрался с «3-й Дачной» всего за тридцать минут – трамвай подъехал быстро. Мы знали, что ни один смертный не поверит в нашу историю. Да мы и сами себе не верили. Сказать по правде, мы оба немного протрезвели после пережитого. Поэтому я просто не мог не взять еще пол-литра. Иначе вся эта волна событий сведет нас с ума на трезвую голову. У нас просто не будет оправдания для такого немыслимого происшествия.
Сегодня дверь в подъезде моего дома была настежь открыта – что-то случилось с домофоном. Мы благополучно прошли к лифту, но тот не работал. Электричества не было. Поэтому нам пришлось подниматься на пятый этаж пешком. Я открыл дверь одним из своих ключей, мы вошли в прихожую. Был жуткий сквозняк. Ветер с грохотом захлопнул дверь за нашими спинами, и мы оба вскрикнули. А потом искренне рассмеялись.
– Пугаемся тут, понимаешь, своей собственной тени, – попытался сострить я, но сам же посчитал эту шутку несмешной и дико неуместной.
Прихожая – небольшая комната с четырьмя дверьми: одна на лестничную клетку и три от квартир. И достаточно долгое время одна из них привычно вела ко мне домой. Я нашел подходящий ключ и вставил в замок. Тот, как всегда, отпирался тяжело… хотя за столько лет я прекрасно научился с ним справляться. И тут произошла очередная странная вещь.
Я, не глядя, по привычке двинулся через открытую дверь… Черт, что произошло?! Лоб мой больно ударился о кирпичи! Давление мгновенно подпрыгнуло в венах. Скользкое чувство дезориентации подкосило ноги. Мы с Виктором тупо разглядывали старую, облезлую стену, выросшую посреди входной двери.
Мы оба понимали, что даже если эту стену кто-то зачем-то здесь построил… то уж никак она не может быть такой старой и облезлой! Почему краска изжарилась и облупилась, как будто кирпичам этим было не меньше полувека, хотя я выходил из этой двери всего два часа назад?! Я потирал свой лоб, думая о том, что под пальцами болит не только ушиб. А Витя, изучая мое выражение лица, робко спросил:
– Я так понимаю, этой стены здесь быть не должно? – подумав еще немножко, он продолжил: – Или мы по пьяни перепутали подъезды?
Я пятился от этой проклятой стены. Ужас мой переполнял кровь и разрывал сердце. Каждый сердечный сосуд в мозге норовил лопнуть. Я понял одну логичную истину… но это наоборот все путало. Догадка эта заставляла зрачки закатываться и наполняла разум серым потоком сомнений. Я произнес эту догадку, но слишком тихо. Поскользнувшись на коврике, я упал на пол рядом с дверью в противоположную квартиру. Виктор переспросил:
– Что ты говоришь?
– Ключи подошли, – пробормотал я… а затем вскочил и со всей силы врезал по стене ногой. – Ключи подошли к дверям! ВСЕ КЛЮЧИ, МАТЬ ИХ, НА ХРЕН, ПОДОШЛИ К ЭТИМ ГРЕБАННЫМ, ПРОКЛЯТЫМ ДВЕРЯМ!
Облако битого кирпича брызнуло на мои брюки – новые, пепельно-черные, а теперь испачканные в серо-красной пыли.
Виктор (неизвестно, как?) с первой попытки справился с замком двери на лестничную клетку. Надо было немного надавить, только после этого можно вертеть ручку замка. Каким-то чудом физик сразу же сделал все нужные движения для того, чтобы вырваться из западни. Только это не помогло.
Дверь из прихожей распахнулась… однако вместо знакомой мне светлой, синеватой лестничной клетки, была темная, очень маленькая комнатушка. По инерции Витек выскочил в эту комнату… а потом снова, как пуля или, точнее сказать, бумеранг, влетел в прихожую и захлопнул деревянную дверь за собой. Он тяжело дышал, схватившись за сердце. Мое лицо, наверно, покраснело от шока. Я смотрел в глаза друга, изучая его реакцию, как у подопытного кролика. Просто глядел в эти дрожащие, мокрые зрачки, и пытался увидеть там отпечаток своего собственного ужаса. Кишки на этот раз просто свернуло узлом. Я потерял ориентацию, и меня начало сильно тошнить. Не знаю как, но я удержался… При этом ни на секунду не прекращая убеждать себя, что весь этот бред мне просто показался.
– Матерь Божья, куда же мы попали? – по слогам выговорил Витя и замолчал. Казалось, теперь я слышал удары наших сердец. Эта тишина сводила с ума. Как и все вокруг…
Я во весь голос матернулся и еще раз двинул ногой по старой каменной стене, заслонившей проход в мою квартиру.
– Да что ж за день такой хреновый сегодня?!

4

Виктор смял свою новую шапку, которую мы всего час назад обмывали. Ужас поселился в наших головах, он рос и развивался… и никак не хотел нас покидать.
Мой ученый друг ходил из угла в угол и что-то невнятно бормотал. Постоянные шаги действовали на нервы, как скрежет арматуры по каменной кладке. Эта скрежещущая пыль, которая перетирается между полом и грязной подошвой. Я все еще сидел на отвратительном коврике, на который минут десять назад без сил упал. Впрочем, время текло теперь по-другому. И я не нашел для себя лучшего места. Раздраженно глядя на неугомонного ходуна, я простонал:
–Эй, а, может, поделишься своими гениальными идеями?
Витек вздрогнул и остановился. Поднял взгляд с коричневого плинтуса и волком взглянул на меня. Затем снова начал ходить по прихожей, но говорил уже громче и отчетливей. Эти слова теперь предназначались не только для его больного разума, но еще и для моего:
– Все это надо хорошо обдумать. Тут есть какая-то закономерность. Комнаты не могут просто меняться местами. Или эти двери – порталы, телепорты? Нет, их в реальной жизни не бывает! Что-то не вяжется. Что-то не так. Надо провести эксперимент!
С этими словами он подошел к двери на лестничную клетку и попытался ее открыть. На этот раз у Витька с первого раза не получилось. Похоже, в прошлый раз он справился с замком, не осознавая этого, и вряд ли запомнил, каким образом сам же отпер его. Судорожно шурша дверной ручкой, он взглянул на меня с требующим помощи выражением лица. Я неохотно поднялся с коврика, подошел к двери и сам отпер ее, как и тысячи раз до этого. Кажется, в этот момент я сказал: «Вот так это надо делать», - или что-то типа того. Но я не запомнил этот момент, потому что тут же испытал сильнейший шок. Вместе с дверью, открывавшейся наружу, я сразу же оказался в совсем другом зале. На этот раз я не выдержал, и меня стошнило прямо на мраморный пол. Ведь я находился в белом холле огромного музея! На стенах висели портреты дворян – красивые, хоть и потемневшие. Также совсем близко от себя я отчетливо увидел уменьшенную копию скульптуры Венеры. Голова закружилась. Я вскрикнул и сразу же кинулся обратно в прихожую. Я добежал до противоположной стены и вжался в нее, разглядывая исполинское помещение через открытую дверь. На этот раз сквозняк был сильнее. Еще бы – в таком огромном помещении, должно быть, бродит сильнейший ветер! Потоком воздуха дверь шибануло о косяк с таким треском, что мне показалось: она сейчас рухнет на пол вместе с куском стены. Но дверь лишь снова захлопнулась, и замок опять щелкнул. Белый зал исчез из нашего взора. Наступила тишина, и мы невольно вздохнули с облегчением.
И еще одна деталь. Дверь по ту сторону тоже выглядела по-другому.
– Мать твою, – пробормотал я… и меня снова стошнило.
– Подожди, – сказал Витя. Я понял, что он хочет сделать. Я мотал головой, тряс руками: нет, не надо, не делай этого! Но Виктор самозабвенно, с заинтересованным выражением на лице, прошел мимо меня, взялся за ручку… и теперь уже сделал все правильно. В который раз она распахнулась. Я тяжело вздохнул и закрыл глаза, не желая видеть, что прячется за дверью. Да только почувствовал: сквозняка нет вовсе. Ветер исчез. Хотя он всегда врывался в эту прихожую, сколько я себя помню. Снова это дикое чувство, как в центрифуге. Я открыл глаза, только когда щелкнул дверной замок.
– Каждый раз новая комната, – задумчиво заключил Витя и продолжил рассуждать: – Это произошло в том подъезде, произошло и теперь. В чем причина? Какая-то аномалия?
Я чувствовал: если вдамся в подробности его рассуждений, точно закончу жизнь в психушке. Я молчал и слушал… а Витя самозабвенно рассуждал, словно у доски в университете рассказывал заранее разученное доказательство теоремы:
– Итак, всего три двери «глючит», – продолжал он. – Нет, все-таки, не три. Я не учел дверей, из которых мы ВЫХОДИЛИ. Итак… Тот подъезд – три. В одну мы вошли на проспекте Кирова, через две другие вышли. Нет, не через две, а через четыре. Ведь подъездов, в которые мы вошли, было ДВА. Так-то. И еще двери, через которые мы вышли на Рахова и Пятой Дачной. Теперь… Дверь в твою квартиру – всего шесть. Плюс дверь прихожей и тех комнат, которые мы видели за этой дверью. Итого одиннадцать дверей. Это еще не считая тех дверей, которые будут в комнатах, в которые еще не появлялись за этой дверью. Слушай! А что, если число связанных дверей ограничено? – осенило вдруг его. – Тогда, открыв дверь много раз, мы, по теории вероятности Альберта Эйнштейна, сможем найти выход на лестничную клетку?! Что скажешь?
– И ты думаешь, если мы выйдем на лестничную клетку, уйдем из аномалии? И всего-то? – пробормотал я с сарказмом.
– Это вполне вероятно. Ну, что скажешь?
– Ты же вывел теорию, – я схватился за голову, почувствовав острую боль. Тихо простонав, я закончил: – Тебе и доказывать.
– Что ж… тогда приступим.
В словах этих сражались в противоречивой битве заинтересованность и жуткий страх, поглощающий разум. Я закрыл уши руками и зажмурил глаза. Снова начались раздаваться эти кошмарные звуки открывающегося замка. Виктор снова и снова открывал эту чертову дверь. Я смотрел в противоположную сторону. Даже эта долбанная кирпичная стена вместо моей квартиры выглядела приятнее, чем постоянно меняющиеся комнаты вместо выхода на лестницу. Голова снова закружилась, и я опрокинулся на свой родной коврик, опершись затылком о косяк. Лязг замка выводил из себя, но я понимал, что за всем этим кроится спасение… и не вмешивался.

5

– Все, я устал, – вздохнул Витя и сел рядом со мной на пыльный пол. – Я насчитал двадцать-тридцать комнат. И все они были разные. Это значит, дверей гораздо больше, чем я думал.
– А ты можешь объяснить, из-за чего все это происходит? – с вызовом спросил я. Чем дальше заходил мой монолог, тем сильнее я кричал: – Ты же физик с высшим образованием! В профессора метишь! Ну так колись: что творится в этом доме?!
– Да не только в этом доме! Ты что, еще не понял?! – взвыл Витек. – Ведь все эти двери – это тоже какие-то дома! Поэтому, кажется, это творится по всему миру!
Я покосился на него. Витя сказал это совсем не к месту. Он что, захотел посеять панику? Но возражать я не стал. Потому что слова эти были логичны. Я просто слушал.
– Понимаешь, – продолжал Виктор. – Это уже произошло в двух местах: в том подъезде и в этой прихожей. А какая вероятность, что именно в твоей прихожей появится аномалия, а не в какой-нибудь другой? Сосчитай количество прихожих в Саратове и ты вычислишь точное число комбинаций. Вероятность равна нулю! Значит, это не совпадение. Такая аномалия – в каждом подъезде, каждой прихожей! Ты понимаешь, что я пытаюсь тебе сказать? Это мировой катаклизм. Мировой! Всемирный!
– Да хватит меня пугать. Давай говори, что делать! – отмахнулся я и снова уставился на уже знакомую мне стенку.
– У меня есть на этот счет пара теорий, – пробормотал Витя. Похоже, он решил использовать пыльный пол, как доску для черчения. Нарисовал пару квадратов, внутри каждого подрисовал два кружка и добавил: – У каждого прямоугольника есть описанный и вписанный эллипсы. Нет, не так… Ну, в общем, видишь: это комнаты. Кубические фрагменты пространства. Пусть их построили люди, пускай так! Но мы разделили пространство. Стенами и дверями. Допустим, кроме уже знакомой нам материи, есть пустота.
– Все пустоты забиты воздухом. Они совсем, совсем не пусты! – перебил его я. Как будто не работал на заводе, а писал диссертацию где-нибудь в МГУ. Самому странно стало.
– Да, но сейчас все дело совсем не в привычной нам материи. А в какой-то другой, – рассуждал он. – Обычные молекулы и атомы притягиваются друг к другу, они недвижимы и составляют непробиваемый каркас, который нельзя вертеть… как этот гребанный Кубик Рубика, мать его! Ну… Я думаю… Может быть… Все дело в иной, невидимой нам материи? Какой-нибудь астральной?
– Я-то думал, ты ученый, а не бабка, снимающая порчу, – невесело усмехнулся я.
– Да брось ты! Это не мешает мне увлекаться историями про приведений и НЛО… и ужастики я тоже смотрю, как и ты, – отмахнулся Виктор. – Короче, допустим, это пространство внутри комнат создали мы сами. Скажем, нашими магнитными полями. Мы воспринимали эти каменные куски, каждое, как свой мир. Как ограниченное пространство. Хотя по сути оно таким не является… Но человеческое сознание как-то повлияло на эти комнаты. Наполнило их дополнительным зарядом магнитной энергии.
Я обдумал его слова и скорчил рожу, показывая, что совсем ничего не понял.
– Ладно, допустим, что магнитное поле Земли ослабло, – продолжал Виктор. – Нечто, держащее все молекулы Земли в едином гравитационном поле, перестало действовать. Может быть, из-за аномалий на Солнце. Видел, как оно жарило сегодня? Так вот, все эти хреновы связи в пространстве перестали действовать. Остались только силы притяжения, созданные нашими магнитными полями. Как тебе такая теория? Молекулы стали беспорядочно перемешиваться. А вот комнаты, отделенные дверьми, остались. В отличие от обычных атомов, они перемешиваются целиком! Почему? Да из-за наших магнитных полей! Мы же годами живем в этих комнатах!
– Да, да, конечно. И двери – эти деревянные квадратики, так сильно влияют на связи атомов. Что за бред?
– Двери – это узкие связи в пространстве. Понимаешь, проходы между комнатами гораздо меньше, чем сами комнаты… Где тонко, там и рвется. Поэтому пространство поделилось именно по этим самым дверям. И внутри них пространство… как будто сломалось.
Последнее слово окончательно вывело меня из себя.
– Е мое, ну и нагрузил же ты меня! – взвыл я в отчаянье. – А второй теории у тебя нет?! Более понятной и логичной?!
– Да причем тут мои теории?! – заорал в ответ Витя. – Мы не сможем выбраться отсюда! Хотя бы потому, что комнат этих бесконечное множество! Я уже проверил тридцать и до сих пор не увидел выхода на лестницу! Они даже между собой не повторяются!
– Хорошо, ты проверил ТРИДЦАТЬ! Хрен с ними! А если комнат ТРИДЦАТЬ ОДНА?! – озвучил я вполне логичную мысль (хоть и с натяжкой). – Может, комнаты скоро начнут повторяться, и ты найдешь еще какое-нибудь объяснение и выведешь нас отсюда?
– Да почему я?! Это твоя прихожая! – нервно выплюнул Витек, – Раз уж ты такой умный, то помогай мне. Открывай… Хм… Открывай и закрывай дверь в свою квартиру, что ли!
Я понял его мысль. Она была очень смелой. Хотя мне, конечно же, сильно не понравилась.
– Неужели, ты думаешь, что не только та дверь?…
– Они все, дружище. ВСЕ. Все двери в этом мире сломаны. Так что давай, помогай.
Я поковылял к отвратительной стене вместо моей квартиры и взялся за ручку. Может, кроме этих старых кирпичей тоже что-нибудь появится? Например, моя квартира? Сейчас ведь все возможно?
– Ну, ладно, приступим, господа онанисты, – сострил я своим грубым заводским юмором и закрыл дверь.
«А обязательно ли ее ЗАПИРАТЬ?» – подумал я отстраненно. Совершенно понятно, что терять больше нечего. Я твердо смотрел на дверь в свою квартиру, по-прежнему боясь увидеть за ней совсем другие комнаты. Но иного выхода попросту не было.
И я открыл дверь. В лицо подул ветерок. Похоже, от страха я закрыл-таки глаза. Нет, старых привычек не изменить и все страхи не прогнать. Уже сквозь веки я почувствовал знакомый синеватый свет. А когда открыл глаза, увидел свою любимую лестничную клетку! Я каждый день выходил сюда из своей прихожей. Лишь одно смущало – это была дверь в мою квартиру! Хотя такая маленькая разница уже не пугала меня. Я вдохнул свежий воздух, посмотрел на двери лифта… И на них нацарапана такая родимая надпись: «На 9 этаже суки». Этими словами неизвестные хулиганы разукрасили каждый этаж. Было стыдно спрашивать у людей, на какой этаж они едут, поэтому я всегда сразу же называл свой. Ведь если вдруг кто-то из пассажиров скажет, что ему ехать на 9-й этаж, я обязательно засмеюсь, и они поймут, почему…
«Вот он, выход! – ликовал я, – Выход!» И негромко так спросил:
– Ты не это ищешь, Витя?
Мой друг оглянулся. Я увидел его измученный взгляд… и через секунду он радостно заорал:
– Ну, что, я оказался прав?!
– Нет, это Я оказался прав, – подметил я. – ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ дверь вела на лестничную клетку! Ха-ха! Бывает же такое?
– Тогда пошли!
Довольно странно было выходить через дверь в мою квартиру… на лестничную клетку. И все-таки выход этот казался спасением. Витек выбежал на свет и вызвал лифт. Мой старинный приятель хлопал в ладоши и махал кулаками, радуясь победе.
– Подожди, у меня шнурки развязались, – предупредил я его, после чего сел на пороге прихожей… то есть своей квартиры. Это теперь не имело значения. И стал заново перевязывать шнурки на очень неплохих ботинках за три тысячи рублей. Будет неприятно, если из-за этих дурацких шнурков, которые все время развязываются, я сломаю шею прямо у выхода из чертовой аномалии. Нет, мне этого не надо. Я готов умереть любой смертью, только не такой глупой.
Лифт подъезжал все ближе и ближе. Витек позвал меня, поторопил, сказал, чтобы я «шевелил своими батонами». А я в тот момент как раз уже затягивал узел и готовился вставать с порога. Раздался шипящий звук открывающихся створок лифта. Я не успел поднять взгляд и увидеть, что же произошло. Только услышал голос Виктора. Он испуганно, видимо глядя внутрь заплеванной кабины (или того, что там теперь было) воскликнул:
– Что?! Ну, неужели, опять?!
Зашумел ветер такой силы, что я невольно опрокинулся назад. Какая-то пылинка попала мне в глаз…
С грохотом дверь прихожей захлопнулась перед моим лицом. И отделила меня от моего старого друга. Я несколько секунд сидел перед закрытой дверью, а потом резко открыл ее. Со странным чувством дежа-вю я понял, что такое случалось со мной когда-то. А именно – на проспекте Кирова, всего пару часов назад. Витек тогда зашел в подъезд и исчез после того, как дверь закрылась. Я тогда почти потерял его. Почти потерял… а что сейчас? Может, аномалия исчезла?
Я открыл дверь и вскрикнул от ужаса. За ней были какие-то каменные лабиринты. Цементная пыль обожгла мои легкие. Чердак. Чердак! Как же так…
Я почувствовал, как слезы отчаянья защекотали веки. Наконец, я вспомнил, что делал в прошлый раз. Я достал мобильный телефон, выбрал номер Виктора и нажал зеленую кнопку. Ждал минуту, ждал две. А потом, устав от тишины, оборвал вызов. И с досадой… нет, с тупым чувством поражения увидел, что значка роуминга нет. Телефон не видит ни одной антенны поблизости. А значит, он бесполезен. На нем теперь только в игры играть…
Еще бы - какие еще антенны посреди аномалии!
Я спрятал мобильник в карман и еще раз посмотрел на захламленные лабиринты чердака. «Нет, в эту гробницу я точно не пойду», – с горечью досады подумал я и присел на коврик.
С тех пор я больше никогда не видел Виктора.

6

(666)

Кажется, слезы подступили к глазам. Я боялся выйти из прихожей и в то же время хотел кинуться на поиски своего друга. Эти противоречивые чувства автоматически заставили мои руки схватить бутылку водки и открыть ее зубами. Отпив немного из горлышка, я стал заливаться слезами ужаса. Я бредил о том, что хочу найти Виктора. Хочу найти Любу, родителей, хочу к маме. Но я был заперт в прихожей, как душевнобольной в камере для буйных психов.
Какая-то леденящая пустота поселилась внутри меня. Я больше не видел смысла бежать из этой чертовой прихожей. Из этого Бермудского Треугольника… нет, квадрата, потому что дверей было четыре. Я не хотел бежать по бесконечным комнатам, я просто пил понемногу из бутылки, заедая батоном. Весь мир казался гигантским капканом, он давил на меня. А я давился водкой лишь ради того, чтобы забыть обо всем. Я действительно как будто перенесся в другое измерение – мир грез и воспоминаний. Мысли вышли на первый план. Они были спутаны. Я радовался этому и пил еще. Я рад был улететь далеко-далеко, пусть даже внутрь своего собственного, пьяного рассудка. Я по-прежнему помнил об этих дверях, но теперь они рассмешили меня. Я чокался с деревянными поверхностями, звонко стукая о них бутылкой. Я посвящал дверям тосты. Очень скоро я уснул. Прямо на полу. Но кроме пола и этого коврика у меня больше ничего не было. Только если открыть дверь и найти за ней какую-нибудь кровать или спальню… нет уж, увольте. Лучше я буду спать на полу СВОЕЙ прихожей.
Я проснулся через шесть часов от жуткой головной боли. На полу лежала почти допитая бутылка. А рядом, в луже блевоты, плавал надкусанный батон. Как баран, я выпучил глаза на это жалкое зрелище. Я потирал виски. А может мне все это приснилось?
Я открыл дверь в свою квартиру и увидел за ней длинный коридор.
Что-то жуткое заставило сердце биться гораздо быстрее и в то же время тяжелее. Болезненная пульсация в голове усилилась. Казалось, если я войду в эту дверь, то никогда уже не попаду в привычный мне мир… но если я не выйду из прихожей, я тем более не смогу спастись. Противно было видеть перламутровую лужу, растекшуюся по полу. Я вспомнил свою девушку Любу и первой мыслью было, что она разозлится. Приедет из деревни, увидит лужу, увидит меня и разозлится. Еще бы, ведь этот бардак придется убирать ей.
Нет, она уже никогда не приедет сюда. Потому что весь мир перепутан. Пространство сломано. Сломано! В этих самых проходах между комнатами, закрытых дверьми. Я понял это окончательно и пошел прочь, в длинный коридор, уходящий в неведомую пустоту. На всякий случай я положил бутылку на порог, чтобы дверь не закрылась. А потом сгоряча захлопнул дверь, чтобы не чувствовать больше тошнотворного запаха. Весь мир стерт. Ничего уже не вернуть.
Внезапно накатила тоска. Я опять достал мобильный телефон и нашел там фотографии Любы. Присел у двери и принялся их разглядывать. Такая красивая… Моя… Светлые, будто светящиеся, волосы. Теплая, как солнце, улыбка. На одной фотографии она в купальнике. Солнце блестит на бедрах, животике. Я представил, как провожу по нему руками, как веду ниже… Слезы защекотали лицо, и я выключил сотовый телефон.
– Я найду тебя, – зачем-то произнес я и двинулся в путь.
Мне хотелось жить… и пить. Меня мучила жажда. Я должен был утолить ее любой ценой. Нет, не этим подобием жидкости. Настоящей водой.
Коридор, в который я попал, был обделан коричневыми досками. На полу – бежевый паркет. Возможно, это было правительственное учреждение или крупная фирма. Я не стал открывать одну и ту же дверь тысячи раз. Зачем, когда у меня и так есть СТОЛЬКО дверей?
Не торопясь, я шел и открывал их по очереди. На каждой из них были номера, начинающиеся на пятерку: 51, 53, 55. Было очевидно: это пятый этаж. Но какая теперь разница? Коридор было очень длинным. Находящееся за каждой дверью я разглядывал только раз, после чего захлопывал и шел к новой. Я не мог открывать снова одну и ту же дверь, как это делал Витя. Я не хотел потеряться в бесконечных лабиринтах сломанного пространства так же, как он. И еще эта неуловимая боязнь сойти с ума, которая уже сама по себе может стать причиной шизофрении. Она заставляла ходить по коридору и смотреть за каждую дверь лишь раз, словно за ними были обычные комнаты, просто разные… но отнюдь не меняющиеся. Спасительный самообман.
Наконец, за одной из дверей я увидел большой холл столовой. Пододвинув под дверь стул, стоящий рядом, я заблокировал проход, просто чтобы не дать в очередной раз переломиться пространству… и моей психике.
Я пошел дальше, надеясь добраться до окон. Может, на улице будет не так все запутано? Но вместо улицы за стеклом я видел лишь старую кирпичную кладку. Да, аномалия любит делать все по-своему. Как в тот момент, когда подул ветер и закрыл дверь между мной и Витей, навсегда разлучив нас. А кирпичи в окне пусть и укололи досадой, но все же не сильно. Я пошел на поиски съестного. Далеко идти не пришлось. Протянув руку, я взял с витрины яблочный сок и присосался к нему, как вампир к шее беззащитной девушки.
Это было так приятно – нажраться по-человечески! Сколько тут было разной еды… Я набрал печений, шоколада, йогурты, несколько бутылок газированной воды… Все это с трудом поместилось в три рублевых пакетика. Но ничего, на заводе я таскал вещи и потяжелее. И со спокойной душой вышел из столовой. Теперь я могу быть уверен хотя бы в том, что не умру от голода. Однако необходимо было найти выход.
Каждая дверь требовала все больше душевных сил. Ни за одной из них я не нашел выхода, и чувство досады росло подобно снежному кому, который катится с горы Эверест, а достигая низа поглощает всю нашу планету. Постепенно я начал понимать, что постоянно меняющиеся помещения сводят меня с ума.

7

Как только я позавтракал, голод и головная боль отступили. На смену им пришла давнишняя тревога. Где я? Почему я здесь очутился? Во что превратился мир? А может, эти двери как-то влияют на мой организм? Не может же так просто человек перемещаться из одной части мира в другую! Возможно, все эти двери только временно работают более-менее исправно. Если верить Виктору, и все это - мировой катаклизм… Вполне возможно, что пространство со временем будет ломаться все сильней и сильней. И в один прекрасный момент, войдя в одну из этих дверей, я умру.
Меня всегда интересовали звуки, которые раздавались из-за закрытых дверей. Откуда они брались? Что происходило за дверьми, когда они были закрыты? Может, за там оставалась предыдущая комната? Или уже следующая? А может, там были все комнаты сразу? Возможно, они менялись тысячи раз в секунду, пока дверь не откроется… Или там была пустота? Может быть, за закрытой дверью не было ничего? СОВСЕМ ничего? Бездна, межзвездное пространство?
До определенного момента я не слышал ни одного звука из-за закрытой двери. Но однажды, в черной, как нефть, котельной, случайно заперев за собой дверь, я услышал щелчки.
Я вздрогнул. Почему-то эти звуки сильно обеспокоили меня. Этот противный, постоянно повторяющийся звук «крак» раздавался из-за ЗАКРЫТОЙ двери. Я не сразу понял всю серьезность ситуации… Я не знал, почему так происходит. И выстраивал сотни навязчивых теорий, глупых, но чертовски пугающих… Я убедил себя в том, что так щелкать может только бездна. Бездна комнат или космическая бездна? Неважно! Главное, что она щелкает – постоянно, ритмично. Может быть, это «черная дыра»? Огромный вращающийся пульсар, который притаился за дверью.
Эта дверь оказалась единственным выходом из котельной. Нет, была еще печь… Я подошел к ней и открыл дверцу. Я надеялся, что смогу убежать от щелкающего ужаса, найдя за створкой печи какую-нибудь комнату… Ведь это тоже дверь! Но за дверцей оказались угли. Я открывал и закрывал ее снова и снова, надеясь хоть раз обнаружить проход наружу. И только тогда я заметил, что дверца печи вся в дырках. Ну, конечно! Порталы появляются только за сплошными дверьми, а эта железная створка вся в отверстиях для воздуха. В ярости я врезал по ней ногой. Да так ни к чему и не пришел, только больно ушибся.
На всякий случай я поднял с пола лопату. Подошел к щелкающей двери. Гипнотизирующие звуки эти не были похожи ни на что. Они были искажены отвратительным эхом – механическим, жужжащим, как через очень-очень длинную трубу…
По ручке двери с истошным лязгом ударил черенок лопаты, которую я держал на вытянутых руках. Я знал: чем бы оно ни было, но это не нормально. ЗАКРЫТЫЕ двери никогда так странно не шумели! Это кошмарное искажение…
Тьма. За открытой дверью я увидел темноту. Я попытался закрыть дверь той же лопатой, но она не достала до ручки. Мне пришлось обходить проход с другой стороны, чтобы суметь достать до нее, не приближаясь к бездонному проходу. Я шел мимо нового выхода, вглядываясь во мрак. Один раз, слушая щелканье (оно стало более громким, а эхо исчезло), я подумал: «Вот так, друг мой, выглядит бездна. Черная, щелкающая бездна». Внезапно тьма начала наполняться деталями.
Как только глаза мои привыкли к темноте, я отказался от затеи закрывать дверь. Потому что понял, насколько сильно ошибался… и как много можно нафантазировать в постоянном страхе перед неизвестным. Там, во мраке, была обычная комната. Спальня. Большая кровать, закрытое занавесками окно (в котором, наверняка, были все те же кирпичи). Тиканье издавал будильник. Маленькие часы, стоящие на тумбочке у двуспальной кровати. Они были не электронными, а механическими, поэтому так громко тикали.
Я понял, что схожу с ума. Мне больше не хотелось бежать от своих фантазий. Я понял, что если не буду принимать мир таким, какой он есть, то окончательно свихнусь. И я вошел в эту комнату.
Дрожь пробрала меня, руки затряслись. Холод хлынул изнутри сердца и распространившийся по венам. Да, я по-прежнему боялся этой комнаты. Боялся этих щелчков. Войдя в комнату, я понял, что она все же ненормальна. В каждой из комнат был какой-то предмет, издающий звуки. Но только эти часы были слышны за ЗАКРЫТОЙ дверью. Это было ненормально. Определенно ненормально…
Гром! Грохот! Я услышал его, и мое сердце подпрыгнуло. Громкий жужжащий шум разбил в клочья кромешную тишину, сливаясь с истошным криком. Я орал, как сумасшедший, потому что подумал: пространство раскалывается, взрывается, ломается… Я продолжал кричать даже когда страшный грохот утих. Только когда мой голос окончательно был сорван, я замолчал. И в тишине я понял, что зря волновался. Ведь этим диким грохотом, которого я так испугался, был все тот же будильник. Кто-то завел его перед тем, как выйти из комнаты… а зазвенел он только сейчас. Да так противно! Так отвратительно могут звенеть только очень-очень старые механические будильники. Я засмеялся. Снова и снова называя себя идиотом, в то же время продолжая ощущать мистический ужас. Боязнь комнат, которая меня никогда не покидала.

8

Я решил продолжать идти. Теперь это звучало очень глупо… но я все же надеялся, что за одной из дверей будет улица. Выход из этого мрачного, садистского лабиринта из проклятых комнат, отделенных дверьми. Еще мне очень хотелось встретить хоть одного человека. Не могли же они просто исчезнуть! Если верить логике (хотя теперь это и не так эффективно) люди точно так же, как я, затерялись среди множества комнат. Вспомнив лицо, волосы, кожу Любы, ее сладкие губы, я просто не мог НЕ надеяться на встречу хотя бы с одним человеком.
Двери все больше вызывали у меня отвращение. Я пытался не открывать одну и ту же дверь несколько раз, чтобы не сойти с ума. Но один раз мне все-таки пришлось это сделать.
Я прошел через странный, неказистый, изогнутый коридор, каждая дверь которого была либо заделана кирпичами, либо вела в совершенно нелогично выбранную комнату. Я не хотел оставаться в этом мрачном месте и вошел в первую попавшуюся дверь с номером 514.
Белый кафель, кабинки, слабое свечение лампочки… Я не сразу понял, где нахожусь. А когда осознал, искренне рассмеялся. Это был туалет. Но отсутствие писсуаров и странный, резкий запах, убедили меня в том, что уборная женская. Я никогда не вошел бы сюда… будь на двери необходимая надпись. Но когда в мире сломанного пространства был порядок? Тем более, что за дверьми с номерами никогда туалетов не было.
Я поочередно открывал двери кабинок. Было глупо надеяться, что за ними будут проходы в другие комнаты. Пусть это и дверцы, но они не доходили до потолка на целых полметра. Поэтому порталов здесь никак не может быть. Я еще раз усмехнулся своей глупости и вернулся к двери, из которой пришел.
Она, как и всегда, закрылась ветром. Дерево громыхнуло о косяк. Я в очередной раз вздрогнул от неожиданности. Как же доконал этот ветер! А может, вовсе не ветер, а другие силы, о которых лучше не думать?
Я открыл дверь из женского туалета… и увидел в проходе кромешную тьму. Только чернота.
«А может, это и есть бездна?» – спросил я себя. И мгновенно начал рассуждать обо всех ужасах аномалии. Чернота была прямо перед моим лицом. На этот раз я не мог различить в ней ни одной детали, говорящей, что это комната.
«Я никогда сюда не войду», – сказал я себе. И тут же осекся.
«Я не псих, нет. Идти на поводу у выдумок и фантазий – значит стать психом. Бездны не существует. Скорее всего, здесь еще одна комната. И я зайду сюда, чтобы не бояться пустоты. Чтобы не испытывать постоянный страх, который сведет меня с ума. Еще одна комната. НЕ БЕЗДНА!» Я сделал шаг во тьму… и полетел вниз. Я падал. Падал все ниже. Мне показалось, что чернота бесконечна. Меня развернуло в воздухе. Светящийся квадрат двери, из которой я вышел, становился все меньше. Проход отдалялся от меня с поражающей скоростью. Я заорал, чувствуя, как воздух, когда-то дававший людям жизнь, режет мне горло. Я кричал, срываясь на визг, падая в пустоту. В бескрайнюю тьму. В БЕЗДНУ. Полет продолжался, казалось, уже долгое время… пока я не почувствовал боль. Слезы хлынули из глаз. Боль была очень резкая, сильная. И удар. Позвоночник словно разломился надвое. Хорошо, что это было не так. Иначе я бы там сгинул. Но я сумел подняться. Я находился в темной… да, комнате. Это снова была отнюдь не бездна. Простая комната. Только… дверь, из которой я вышел… Как бы это сказать? Здесь она была окном. То есть, это окно было не заставлено кирпичами, а напротив – служило выходом из женского туалета. Дверь снова заколыхалась от разгулявшегося ветра.
– Нет. Здесь и так темно, а когда дверь закроется, будет и вообще… ЧЕРТ! – взорвался я, как только дверь с грохотом захлопнулась.
К счастью, я быстро привык к темноте. Здесь было совсем не так мрачно, как казалось из предыдущей комнаты. Просто там была очень мощная лампочка, а эта комната в большинстве была отделана темными тонами.
Окно находилось слишком высоко, и я не рискнул обратно к нему полезть. Поэтому я нашел еще одну дверь в полумраке. По другую сторону двери был номер 40а. Оглядев еще один проход в другое измерение, я вошел в него.

9

Комнаты, комнаты, двери… и ни одного человека. Я уже начал уставать от этого. Я с трудом осознавал, сколько километров прошел через весь этот мир дверей. Окна чаще всего по-прежнему были заделаны кирпичами, лишь некоторые оказывались проходами в другие комнаты. Так странно видеть за занавеской железную дверь, к тому же висящую на полметра выше уровня пола. Однажды я задумался над тем, что никогда уже не встречу на своем пути хотя бы одного – самого уродливого человека… И в тот самый миг я попал в заводское помещение. Оно было очень похоже на часть цеха моего родного завода. Но нет, это был не он.
Здесь лежали большие детали каких-то механизмов. Может, тут изготовляли самолеты, а может, танки или вообще что-то космическое. Так или иначе, этот завод теперь закрыт навечно. Или по крайней мере на период поломки пространства. Хотя в том, что поломка эта временная, я теперь сильно сомневался.
Я ослышался? Кажется, я услышал плач! Это, безусловно, грустно, но с другой стороны это значит, что я нашел то, что искал! Всхлипы стали громче, когда я вышел на середину помещения, и подумал, что человек прячется в другом конце цеха. Я почти ничего не видел в темноте. Лампы все еще светились, но яркость их была уже довольно маленькой. Странно, как в этой галиматье вообще что-то работало. Но либо сломанное пространство никак не повлияло на схемы электропроводов, либо само питало их. В полумраке я ударился ногой о стол, по которому проходил конвейер. Я разбирал выстраданные, жалобные стоны впереди, поэтому осторожно перелез через резиновую ленту. Споткнувшись, я чуть не выронил сумки с едой. Заключив, что эти запасы мне сейчас только мешают, я оставил их у конвейера и пошел в темноту, выставив вперед руки.
Плач был совсем рядом, подо мной. Я присел на корточки и протянул руку. Пальцы коснулись влажной кожи, в ту же секунду девушка отскочила от меня.
– Кто ты? – спросил тонкий голосок.
Я убрал руку за спину, поняв, что, возможно, коснулся груди незнакомой девушки. А может, ножки или чего по-хлеще. Виновато улыбнувшись, я ответил:
– Я человек. А ты? Кто ты такая?
– А что, это важно? – провыла незнакомка и еще громче заплакала. Я чувствовал ее дыхание и запах духов. Слышал шорох ее одежды. Но пока не видел. С каждой секундой это все больше интриговало.
– Выходи на свет. Зачем ты прячешься? Ты что, кого-то боишься?
– Эти комнаты… Я боюсь дверей… – еле слышно простонала она.
– Ты тоже потерялась в бесконечных коридорах? Что ж, ты не одна такая. – Я присел на холодный пол, опершись спиной о металлическую трубу. – И, похоже, не только мы с тобой потерялись. Это какая-то аномалия, и она по всему миру… или, как минимум, по всему нашему городу. А ты из какого города?
– Из Калининграда. Мы же в Калининграде находимся, – удивленно ответила незнакомка.
– А я из Саратова, – прошептал я, поняв, что опасения Виктора оправдались. Холодный ком застрял в груди, а страх растекался по телу. – Значит, это все-таки мировой катаклизм. Я уж точно не дошел бы до Калининграда пешком. А как ты попала в эти лабиринты? – спросил я только чтобы разговорить ее. Как я соскучился по общению с живым человеком! Диалог был слаще, чем самые сладкие вафли, которые я нашел в той столовой.
– Мы покупали с подружками одежду. Я подобрала себе вещи, зашла в комнату для примерки, задернула занавеску… А потом… Потом… – и снова этот жуткий плач. – Когда я вышла из примерочной, я оказалась совсем в другом здании. Это был… Морг!
Я вздрогнул. Да уж, эта девушка действительно пережила сильный шок. Морг… Если бы я сразу оказался в морге, точно сошел бы с ума от страха. Я вдыхал ее духи и почему-то чувствовал отчаянное желание прекратить этот плач. Сделать ее счастливой хотя бы на пять минут.
– Не волнуйся, не плач, все позади, – попытался я успокоить ее. – Теперь ты здесь, в безопасности… А мы что-нибудь придумаем.
– Что ты можешь придумать?! – вспылила незнакомка, и в темноте раздался щелчок каблучка о бетонный пол. – Мои подружки куда-то исчезли! Все люди куда-то исчезли, и сама я попала в этот вонючий цех! А какой-то умник пришел и говорит, что что-то придумает!
Лучи света выхватили из мрака стройную, невысокую фигурку и кудрявые рыжие волосы. Незнакомка была одета в короткую красную юбочку и красные сапожки. На приличных размеров грудях была натянута черная с блестками майка. С узких плеч свисала расстегнутая кожаная курточка. А она была очень даже ничего!
Мне пришла в голову отличная мысль. Заставить ее поверить в то, что я действительно могу что-то придумать. В конце концов, мне надоел этот плач. Я расскажу теорию Витька. Ну, и немножко ее приукрашу. Она поверит в то, что я могу вывести ее из лабиринта и хотя бы денек помолчит. Все-таки мне надоело путешествовать одному. Да и ей тоже. А так хотя бы компания будет… а что может быть лучше, чем общество красивой девушки?
– Я могу тебе объяснить, что происходит, – сказал я. – Эту теорию доказал один мой друг. Он ученый, физик. В общем, все это из-за аномалий на Солнце. Магнитное поле Земли нарушилось. Именно оно связывало молекулы и не давало им перемешаться. А теперь начался хаос, и он будет продолжаться, пока есть эта аномалия. Потом все прекратиться… только никто не знает, когда.
– Что-то мне не очень верится во все эти сказки, – сказала с вызовом рыженькая… Хотя я с радостью подметил, что она все же заинтересована разговором. Я продолжил:
– Связки между комнатами сломались, но сами они целы. Мы же с тобой считаем двери всего лишь разделением комнат? Это ни что иное, как связки. А что такое комнаты? Хм… Кубические части пространства. Каждое из них по отдельности сохранилось, потому что заряжено энергией людей. Мы же жили в этих комнатах, понимаешь? Поэтому, когда магнитное поле Земли исчезло, осталась наша с тобой энергия. Она сохраняет… хм… структуру каждой из комнат. Поэтому они, пусть и перемешиваются, но все же сохраняются.
Девушка кивнула, и в моей душе все поднялось. Она слушает. Я добился ее внимания. Надо продолжать.
– Ну и вот, эти самые двери поэтому не сохранились, и пространство сломалось именно в этих дверях, – на последок я вспомнил фразу, сказанную Витьком. – Где тонко, там и рвется.
– И сколько это будет продолжаться? И есть ли выход? – спросила незнакомка. Я допустил вольность – положил руку на ее плечо. Рыжая смиренно ждала ответа.
– Я точно знаю только одно. Пусть комнаты перемешались и до сих пор перемешиваются… Улицы остаются постоянными. Только надо найти к ним выход. Я сделал небольшие вычисления… – (Это я, разумеется, соврал). – Я пришел к выводу, что для того, чтобы выйти на улицу, нужно следовать… Этим расчетам. Короче, я считаю, что в этом аномальном мире тоже можно жить. И жизнь эта будет течь на УЛИЦЕ. Надо только найти выход туда. Ну что, ты пойдешь со мной искать выход?
Ее рука легла поверх моей. Я почувствовал тепло и мягкость ее кожи. Через секунду девушка резко отбросила мою руку и уставилась в пол. Настала тишина.
Я долго думал, что же сказать. Наконец, я встал с пола и пошел к конвейеру.
– Эй, ты куда? Не уходи! – позвала незнакомка, и внутри моего сердца стало гораздо теплее.
Я взял сумки с едой и поставил их у ног девушки.
– На, поешь. У меня тут есть вафли, йогурт, печенье, шоколад… Хочешь пить? У меня есть кола.
– Ух ты, спасибо, – наигранно, но все же радостно воскликнула рыженькая и накинулась на еду.
Я уже давно поел и поэтому просто сел рядом. Пару минут я молчал, слушая ее чавканье, а потом не выдержал и спросил:
– Как тебя зовут?
– Ка-та, – с набитым ртом произнесла девушка и, засмеявшись, поправилась: – Катерина. Катюша. Хотя нет, тебе рано меня так называть.
– Ну почему же? Хорошее имя – Катюша. Оно отлично подходит такой красивой девушке, как ты.
– Красивой?! – взвыла Катя. – Да ты посмотри, какая на мне отвратительная куртка, и какая не модная кофта! Вот если бы я тогда успела приодеться в бутике…
– Мне кажется, ты красива от природы и тебе все это не нужно… Ну, ладно, ешь, не буду тебе мешать.
– Постой, – чавкая, пробормотала Катюша. – Расскажи про себя что-нибудь. Мне так интересно.
Ну, я пару секунд подумал, с чего начать. Начал с того, что представился, сказал свое имя. Затем принялся рассказывать длинную историю своей жизни. Я умолчал о том, как вылетал с физического факультета, наврав: не хватило денег на обучение. На самом деле меня по блату устроили в бюджетную группу, и я ее, начав прогуливать, профукал к великому огорчению родителей. Зато я в красках описал, как тяжело мне даются деньги на заводе, но мне нравится это. Я не боюсь трудностей ради достижения великой цели. Какая моя цель? Зачем мне столько денег? Ну, скажем, на обучение своих будущих детей, о которых всегда мечтал…
Кате эта сказка очень понравилась, и она стала рассказывать свою историю. Про то, как «зажигала» в группе поддержки и ходила на секцию бальных танцев. О том, как потом поступила в модельное агентство. О своем богатом муже… Наверняка она умолчала гораздо больше, чем я. Впрочем, мне было все равно, что она говорит.
– Не бойся, я выведу тебя отсюда. Я не оставлю тебя в беде никогда, – сказал я, наверно, в пятый раз.
– Мы ведь выберемся?
– Да. Выберемся.
Мы провели вместе весь день. Я не знаю, сколько времени нужно простому работяге с завода на то, чтобы вырасти в глазах богатой и избалованной дамочки. Но не стоит забывать, что вместе с пространством сломались и мы с ней. Ее разум был так же затуманен, как и мой. И очень скоро мы нашли утешение наших кошмаров в объятиях. Возможно, она действительно поверила мне и чувствовала, что если откажет, и я уйду, она никогда не выберется отсюда. А может, мы просто были до смерти напуганы, затерявшись в последних клочках уничтоженной Вселенной.
Рыжая красотка впивалась в меня губами. Она сминала мою одежду, царапала ногтями. Ликуя, я понял, что оказался в плену хищницы. Голые колени обхватили меня с неописуемой силой. Под ее юбкой горело пламя, не иначе, и я чувствовал его. Девушка прекрасно знала об этом. Любовь кружила голову сильнее алкоголя. Сердце стучало, быстрыми потоками разрывая меня где-то там, внутри самого горячего хищника. И ни одна аномалия не могла нам помешать. Хотя…
Я посмотрел направо на внезапную вспышку света. Совсем рядом нахлынувший ветер открыл дверь, до сих пор незамеченную в темноте. Мурашки прошлись по спине. В проеме была холодильная камера. Струи ледяного воздуха обжигали мою кожу, хотя до двери было метров пять. На огромных цепях свисали с потолка ржавые крюки. Лязганье их было странно искажено… и мне показалось, что вид их сводит меня с ума еще сильнее самой двери. Голова закружилась, и я погрузился в мир сексуальных ласк только затем, чтобы спастись от страха. Руки дрожали, а кровь в венах стала такой же холодной, как заледеневшее мясо, свисающее с этих крюков.
Катя почувствовала страх, когда сильный порыв ветра хлопнул дверью. В мертвой тишине гром удара оглушил двух существ, бегущих от проблем в невидимый Эдем. Мы - Адам и Ева, нашедшие забытый Рай среди развалин бытия. Лакированные ногти впились в кожу. Катюша завыла от ужаса. Я стал целовать ее в шею, чтобы она, наконец, успокоилась и не разрезала мне спину до мяса.
Дверь открылась вновь. Да так сильно, что ударилась об стену. Мы вместе вздрогнули, и я понял, что причинил Котенку боль. Но она простила меня за это, и мы самозабвенно продолжили. При этом стараясь не смотреть на дверь, из которой раздавался треск и вой. Я не хотел видеть, что там происходит. И Катюша тоже не хотела на это смотреть.
Не глядя по сторонам, она сидела на шпагате поверх меня. Странно изогнувшись, положила мои руки себе на талию и на правую грудь. Похоже, это была поза из Камасутры, и я смело влился в эту игру. Я входил в нее, и ее крики разносились по цеху, как пение африканских птиц. Рыжие волосы в лучах ламп пылали ярче самого горячего пламени.
Да, это был огонь. В той двери, которая открылась, бушевало пламя. Пожар пожирал комнату еще более страстно, чем Катя пожирала меня. Рыжие щупальца огня перекинулись на открывшуюся дверь. Горячий воздух дошел до нас… стало жарко.
Кожа Катюши блестела от пота, животик вздрагивал, а груди вздымались быстрее самой тяжелой музыки. С отстраненным дискомфортом я заметил металлические бочки, стоящие недалеко от двери, из которой повалило пламя. А если в этих емкостях находится что-нибудь взрывоопасное? И не наверно, а точно – это же цех. Здесь в бочке может быть только спирт или какая-нибудь кислота…
– Стой, там горит пламя, мы можем взорваться!
– Да, да, да… – похоже, рыжая не поняла, что я пытался ей сказать. Я смотрел на все как будто со стороны и не мог сделать ничего, кроме как идти по дорогам ее желаний.
К счастью, мы быстро кончили. Котенок, обессилив, упала на спину. Я тут же кинулся по коридору к двери. Воздух становился все жарче, и я не замечал, что ширинка расстегнута… Нужно спешить! Чуть не налетев на металлический станок, я продолжал бежать. На моих глазах из пылающей комнаты брызнули огненно-красные щепки и ударились о стенку металлической бочки.
Сердце подпрыгнуло до самого горла. В локоть вонзился рычаг одного из станков, но я не обратил внимания на судорожную, невыносимую боль. «Этилацетат», – прочитал я крупную надпись, и ниже: «Взрывоопасно!». В этот момент в проеме косяка, внутри комнаты за той дверью, с потолка обрушилась горящее деревянное перекрытие. Где-то далеко внутри пылающей комнаты грянул взрыв. Ударной волной раскаленный воздух подкинул горящее покрывало. Кусок ткани вспыхнул в воздухе и, извиваясь, упал на бочку с растворителем.
Я в два шага подскочил к ней и руками скинул тлеющую ткань на пол. После чего подбежал к двери и закрыл ее. Огонь уже давно перекинулся на дверь, но не прожег насквозь. Она захлопнулась… а когда открылась, вместо горящего ада была очередная спальня. Холодная и темная. Полный порядок.
Я затушил тряпку ботинками и вздохнул с облегчением. Правда, тут же закашлялся едким дымом.
– Что случилось? – спросила Катюша с усталым недовольством.
– Мы чуть не взорвались! – хрипло дыша, ответил я. Видение горящих досок и отблесков пламени на бочках еще не вышло из моей головы. Даже не померкло.
– Что чуть не взорвались – я знаю. А случилось-то что?
– Ничего, – отмахнулся я и поплелся обратно к девушке. Локоть нарывал из-за столкновения с рычагом, а ладони зудели от ожогов. Казалось, по рукам несколько раз провели наждачной бумагой… но спасение того стоило. Вместе с теми бочками мог взорваться весь цех. Однако мы выжили, да еще как.
– Пошли из этого дурацкого цеха, – предложила Катя. – Вон там как раз спальня. Можно сделать все по-человечески. И вообще, на двоих твоей еды надолго не хватит. Надо искать какой-нибудь магазин или хотя бы холодильник.
Что тут можно было сказать? Конечно, она была абсолютно права.

10

В спальне было уютнее, чем в цехе. Мы, не задумываясь, легли на кровать. Она была гораздо мягче конвейера, что уж и говорить. Наконец, я подумал об одной глупости и спросил рыжую:
– А как же твой богатый муж, Котенок?
– Забудь про него, – отмахнулась девушка. – Это все осталось в прошлой жизни. Мы больше не можем следовать старым стереотипам в новом мире. Скажи, я нравлюсь тебе?
Поглаживая ее по коленке, я обдумывал вопрос. Что я мог ответить?
– Ты самая, самая, самая, самая…
– Вот и все. А это… – Катюша сняла с пальчика золотое кольцо с небольшим алмазом и красивыми узорами. – … Я выкину.
Что-то звякнуло об пол. Да, пожалуй, в мире дверей его уже не продашь. Признаться, мне стало жалко эту вещицу со здоровенным алмазом. Хорошее все-таки колечко, хоть и ненужное.
– Я люблю тебя, – зачем-то сказал я. Просто так, эта фраза неплохо звучала бы в этот момент. Хотя никаких особенных чувств (кроме оргазма… и какого оргазма!) я к ней не испытывал.
– Я тоже тебя люблю. Знаешь, наверное, с тобой я могла бы прожить всю оставшуюся жизнь.
– Эй, а как же стереотипы? – вспомнил я вдруг.
– Стереотипы… – рассмеялась Катя. После чего перевернулась, подползла ко мне поближе и поцеловала. Губы и язык ее слились с моими на целую минуту. А когда мы закончили, она мечтательно произнесла: – Пусть у нас с тобой будут самые лучшие стереотипы.
Я обнял ее, коснулся груди и почувствовал, как она тает в моих объятиях.
– А как ты думаешь: мы правда выберемся? – спросила Котенок, наверно, в тысячный раз.
– Я больше чем уверен, – снова соврал я, скрипя зубами.
– Тогда пошли.
– Куда? – пробормотал я словно в трансе.
– Как это куда? Искать пищу. Или ты хочешь, чтобы я умерла от голода?
Пройдя через все эти комнаты, я понял лишь одно: путешествие по бескрайним лабиринтам бессмысленно. Лучше сидеть где-нибудь в одном месте. Например, эта спальня – очень даже ничего. Особенно, когда рядом с тобой лежит рыженькая красавица. Я вспомнил и вдруг пожалел, что дверь в столовую закрылась. Зачем я вообще вышел оттуда? Хотя… тогда я не встретил бы Катю. Да, должно быть, нужно идти дальше. Чтобы найти еще одну такую же столовую. Да, пожалуй, ради этого стоило сдвинуться с места.
Поспав и позавтракав, мы вышли из спальни. За дверью был офис. Вместо одного из окон была закрытая, зеленого цвета, дверь.
– Что, пойдем туда? – спросил я у девушки.
– А куда еще?
– Хотя бы обратно, в дверь, которая ведет в цех.
– Нет уж, спасибо.
Я дотянулся до ручки и открыл ее. За дверью вместо окна располагался школьный кабинет. Из него было три выхода – две двери в коридор и одна – на склад с учебными принадлежностями. Это был кабинет химии, как я понял по стендам, висящим на стенах. Крошка попыталась запрыгнуть на подоконник, но у нее ничего не получилось. Я пододвинул для нее стул. Наблюдая, как неуклюже рыженькая забирается наверх, я решил помочь ей. Схватив за задницу под юбкой, я подтолкнул ее. Ох, и упругая же была эта попка!
– Щас я тебе череп пробью каблуком, хочешь?! – возмущенно вскрикнула красотка.
– Извини, не удержался, – рассмеялся я. Заглядывать ей под юбку, стоя внизу, было очень приятно.
– Ладно, я прощаю тебя, – рассерженно призналась Катя. – Лезь сюда. Не оставляй меня одну. Я боюсь.
Я быстро залез наверх, и мы вошли в кабинет химии. Осмотревшись вокруг, я почувствовал сильный сквозняк. «А может, сила ветра зависит от количества дверей в комнате?» – подумал я.
Тут же раздался грохот. Дверь, из которой мы пришли, закрылась. Однако ветер так и не утих. Воздух шипел, пронизывая кабинет химии насквозь. Я увидел листы бумаги, разбросанные по полу. Ветер нещадно подкидывал их и с противным шорохом возил по полу. Острые ногти Катюши впились мне в плечи. Я понял: ей овладела та необъяснимая боязнь… которая уже начала овладевать и мной. Страх перед ветром, перед комнатами и дверьми, которые вдруг ожили… А может, пространство начинает меняться? Может, этот жуткий ветер – всего лишь начало гораздо более страшного, чем поломка пространства? И эти двери пытаются засосать нас в бескрайнюю тьму хаоса?
Внезапно захлопнувшаяся дверь снова открылась. Я не успел разобрать, что же было там, по другую сторону. Проход быстро закрылся с еще большим шумом. И в ту же секунду отворилась другая дверь – позади меня, в склад учебных принадлежностей. Катя от неожиданности вскрикнула. Еще один грохочущий звук, и мы оба уже кричим во весь голос. Двери открываются и снова хлопают все быстрее и громче. Пестрые картины постоянно меняющихся комнат дезориентируют, сбивают с толку, вызывая панический ужас. Ветер выл все сильнее… и вдруг одна из дверей, открываясь, взорвалась, засыпав кабинет искрами и черным дымом.
За ней бушевал пожар. Еще одна горящая комната. Похоже, из-за ветра огонь разгорался с невиданной яростью. Парты, стоящие у двери, вмиг загорелись. Ветер гнал огонь прямо на нас. Задымился паркет. Это был едкий запах горящего лака. Я почувствовал, как на шею падают теплые капли. Девушка рыдала, напугавшись до слез.
Двери продолжали хлопать, всасывая в себя пламя из того проклятого пожарища. Я почувствовал, как кожа моя раскалилась. От боли захотелось кричать. Уже половина помещения горела ярче бенгальских огней, а остальные парты уже начинали дымиться. Они вспыхивали одна за другой, окружая нас… И тогда я, наконец, принял решение бежать.
Спасаться через те двери, которые наводили еще больше ужаса, чем огонь? Господи… Хлопающие, грохочущие подобия выходов… на самом деле - ловушки в этом кошмарном лабиринте.
К одной из них я повел Катю. Дверь билась о косяк с жуткой силой, доски покрывались царапинами, от них отлетали огромные щепки. Я долго не решался прикоснуться к ней, пока сзади не раздался взрыв. Сразу несколько парт рухнули, подбросив до самого потолка густой сноп искр и тлеющей золы. Я схватил кромку двери… и та, чуть не выдернув руку из сустава, резко начала закрываться. Помешали мои пальцы.
Из глаз брызнули слезы, когда дверь прижала их косяком. Раздался хруст. Я смачно матернулся, а Катюша в ужасе охнула. Я схватил дверь другой рукой и яростно ее распахнул.
Мы выбежали из школьного кабинета в большое помещение со сценой и рядами кресел. Был ли это актовый зал какого-то учреждения, помещение театра или дома культуры? Не было времени рассуждать. С потолка свисали красные кулисы – именно на них и перекинулся огонь.
Здесь было еще больше дверей. И ветер был гораздо сильнее. Только здесь он как бы бродил вокруг, и пламя ушло в бок. Зажигались ступени деревянной лестницы и близлежащие кресла. Я не успел оглянуться, как загорелась вся стена огромного концертного помещения. Пылали кулисы, а кресла загорались так быстро, словно были сделаны из бумаги. Дым и пламя взлетели до самого потолка.
Мы побежали через ряды кресел. Катя стукнулась ногой о подлокотник и упала, схватившись за одну из спинок. Я помог ей подняться, и мы побежали вновь, борясь с преградами и болью. Пламя шло вдоль стен. Оно все ближе подбиралась к последней двери. Еще секунда, и мы будем окружены огненным кольцом. Все выходы будут закрыты. Мы умрем. Но я вовремя увидел висящий на стене огнетушитель. Только бы получилось воспользоваться им одной рукой! Несколько драгоценных секунд провозившись с проволокой и чекой, я обдал белым потоком огонь, уже накинувшийся на единственную оставшуюся дверь, через которую мы могли бы бежать.
Пока огонь не разгорелся с новой силой, мы кинулись к выходу. Пламя поработило почти весь зал. Мы бежали так быстро, как только могли. Катя чуть не подвернула ногу на своем высоком каблуке. Я схватил ее за талию и помог идти дальше. Вокруг раздавался треск и шипение всемогущего огня. Он был слева, справа, сзади, спереди, сверху, снизу… только не у той двери, которую я обрызгал огнетушителем.
Мы почти подошли к выходу. Но вдруг одновременно поскользнулись на пожарной пене. Упали на скользкие ступени и заскользили вниз – прямо в очаг пылающих кулис и горящей сцены. Я зацепился ногой за кресло. В ту же секунду схватил за руку Катю. Еще пара ступеней, и ее одежда загорелась бы. Но я спас ее… однако сам чуть не заскользил следом за ней. Свободной рукой я схватился за ножку кресла, находящегося выше… и взвыл от боли! Мои пальцы! Те, которые прищемило дверью того проклятого кабинета химии. Я одернул руку, заливаясь слезами невыносимой боли.
Катюша поднялась на ноги и пробежала мимо меня к выходу. Я этого даже не заметил, оплакивая сломанные пальцы. Но как только девушка схватила меня за куртку, я тут же вскочил, и мы снова побежали к двери. Пожарная пена почти высохла… к тому же, град тлеющих досок сыпался с потолка. Я схватил раскаленную ручку и открыл дверь. Я чувствал боль, но понимал: это жертва во имя спасения.
«А ведь она могла быть заперта», – проскользнула волнующая мысль, как только мы закрыли дверь за собой.
Мы находились в помещении сауны. Здесь почти не было ничего, что могло бы загореться – кафельный пол и стены, металлические трубы. В комнату проникло только облако дыма, да несколько красных искр. Под моими ногами стояла швабра. Я заклинил ей дверь за ручку и с облегчением сел на пол.
Катя сидела рядом и плакала. Ее юбка дымилась, а колготки покрылись дырами. Моя одежда тоже раскалилась и жгла кожу. Однако мы выжили. И даже боль в сломанных пальцах не могла притупить сладость спасения.

11

… С каждой минутой пальцы болели все сильнее. Они как будто увеличились, и внутри так противно пульсировали. Я сломал их. Теперь я знал это наверняка.
– Что с твоей рукой? – спросила Катюша. – О, Боже! Ты сломал пальцы, открывая эту чертову дверь… Тебе больно?
Я промолчал, но она все поняла по моей гримасе.
– Тебе нужно какое-нибудь обезболивающее, а то ты так с ума сойдешь. Пойду, поищу его.
Но она ничего так и не нашла, кроме шампуня, мыла и других купальных принадлежностей.
– Попробуй пооткрывать двери. Может, в какой-нибудь комнате будет аптечка, – предложил я.
Но сколько девушка ни пыталась искать, ни в одной из комнат не было даже намека на аптечку или хотя бы аспирин. Один раз, открыв дверь, Катя обнаружила офис, из окна которого тут же потянулись щупальца огня. Не закрой она вовремя дверь, пламя проникло бы внутрь комнаты и обожгло бы Катюшу. Но все обошлось. После этого красавица бросила попытки найти обезболивающее и села рядом со мной.
– А ты ведь спас мне жизнь. Нет, конечно, ты спас нам обоим жизни… Но ведь ты сам кинулся открывать эту дверь. А потом, в том зале, ты вернулся за мной, хотя мог просто убежать. Ты повел себя так смело… и пострадал из-за этого. Как ты только не плачешь от боли? Вы, мужики, такие упертые!
Настала пауза. После чего Катюша вдруг оживилась:
– Слушай, а я знаю, как избавить тебя от этой боли. По крайней мере, отвлечь от нее. Ты не против?
Я понял, что же она собирается сделать, только когда шаркнула ширинка. Ее губы щекотали, затягивали, а язык творил самые удивительные вещи в нашем мире. Сначала я не понимал, как можно испытывать удовольствие во время такой дикой боли. Но потом просто перестал ее замечать. Стараясь не шевелить пальцами, я полностью погрузился в прекрасный мир, который мне подарила рыжеволосая красавица. Она заставляла меня глубоко вдыхать, стонать от невыносимого наслаждения. И тогда, словно озарение свыше, я понял кое-что очень важное.
Я вдруг увидел одну закономерность во всем этом бреде. И, кажется, я действительно понял, как выбраться из бесконечного лабиринта дверей.
– Постой, – сказал я ей. – Эй, да подожди же. Я понял, как попасть наружу.
– Что? – встрепенулась Катя. – Ты говоришь о том, что мы можем?..
– Да. Каждый раз, когда я видел номера на дверях, я видел примерно одну цифру, – говорил я, почти не осознавая, что был способен на такую сообразительность. – Моя квартира находится на пятом этаже. Все остальные комнаты тоже находятся на этом же этаже.
– Подожди, откуда ты это взял?
– Номера на дверях. Каждый раз, когда я ходил по всем этим лабиринтам, мне попадались цифры. Может быть, мне было наплевать на них, но все было так просто, черт возьми!
– Что просто?
– Короче, моя квартира находится на пятом этаже. Так? Я вышел в коридор, цифры на дверях которого начинались на пятерку. Я почему-то не заметил подвоха, хотя надо было: это был тот же самый этаж. И потом, когда я вошел в женский сортир, что ли… Номер пятьсот… какой-то там. Тоже пятый этаж!
- Но вот что было дальше, – продолжал я. – Выйдя оттуда, я упал с высоты пары метров. Дверь была в окне. Войдя через него, я свалился на четвертый этаж. Потому что номер, который я заметил потом, был сороковым!
– И что это означает? Мы находимся на четвертом этаже, и что? – не улавливая ход моих мыслей, переспросила Катюша.
– Мы можем спуститься на первый этаж, и тогда, возможно, мы сможем выйти на улицу.
– А почему ты уверен, что двери на улицу не будут вести в другие комнаты?
– Но ведь стоит попробовать, я прав?
Рыженькая задумалась, совсем забыв о том, что делала только что.
– Ну, может быть, и прав.
– Тогда пошли.
– Что, прямо сейчас? – недовольным тоном переспросила Катя.
– А что тянуть? Еды почти не осталось, не помирать же нам с голода? Хотя ты права, можно сначала закончить то, что мы начали.
… Еще пять минут, и мы снова открыли дверь. За ней - очередное новое помещение. Следом - еще одно. И снова сотня комнат. Мы знали это… но теперь мы знали, что ищем. Открывая одни и те же комнаты, мы старались переходить в ту, пол которой был ниже, чем предыдущий. Мы старались постепенно спуститься на более низкие этажи. К сожалению, это получалось очень редко. Этаж оставался прежним.
Сколько мы ни бродили, так и не смогли разыскать еще одну комнату, дверь которой была в окне. Похоже, это было слишком редкое явление. А возможно, таких окон просто не осталось в лабиринте дверей? И теперь это просто кирпичные стены?
Что самое удивительное: мы не нашли ни одной лестничной клетки. Я четко помнил, как мы с Витей отыскали выход к лифту. Эй, а может, парень не стал входить в него, а сразу пошел вниз по лестнице? Все-таки, он далеко не дурак. В таком случае мой друг, возможно, уже давно знал ответ на вопрос: куда ведут двери на улицу?
А вот я мог только догадываться. Хотя я почему-то был уверен, и во мне не угасала надежда: такие двери отличаются от обычных. Не случайно же мы с Витей вышли на улицу из того подъезда, который так перепугал нас в самом начале аномалии? Будь это простая дверь, она вывела бы нас в другие комнаты, а не на улицу. Вряд ли это простое совпадение, а Эйнштейн пускай подвинется.
А вот и он, шанс спуститься.
Я открыл дверь, и в лицо мне ударил сильнейший ветер.
Подо мной была пустота, не иначе. Мы стояли на краю какой-то огромной цилиндрической шахты. Стены были сделаны из бетона и уходили вниз, пропадая во мраке. Сверху горела лампочка, она освещала не больше десяти метров, а под ними – кромешная тьма. Под нашей дверью были и другие двери – каждая из них в прежние времена вела в другие этажи этого странного здания. Я никогда больше не входил в комнату, хорошенько не оглядев ее. Если бы не моя осторожность, сейчас я упал бы снова, но теперь вряд ли бы выжил. Это была скорее не комната, а какая-то огромная цилиндрическая шахта. А может, это была часть какого-то бункера? Взлетная шахта баллистической ракеты, которые запускают из-под земли? Вполне возможно. Этот бункер, должно быть, возвышался над землей и как раз соответствовал четвертому этажу. Справа от двери вниз спускалась металлическая лестница, привинченная к скругленной стене. Я вздохнул и обреченно произнес:
– Это наш единственный шанс спуститься. Других возможностей может не представиться.
– Ты что, я не полезу по этой ржавой лестнице!
– Тебе придется, – заключил я, тяжко вздохнул и схватился за перекладины. Они обожгли холодом. Поморщившись, я начал спускаться вниз. Было неприятное ощущение, что однажды ладони соскользнут с металлических перекладин, и я полечу вниз. Чтобы не браться сломанными пальцами, мне приходилось засовывать за лестницу руку. Это было крайне неудобно и опасно. Пару раз я касался пальцами стены и испытывал нестерпимую боль. Но то ли я не показывал вида, то ли Катя этого не замечала. Я спускался очень медленно и не хотел думать, какая здесь высота. Мне хватило бы и тех десяти метров, более или менее проглядывающихся в свете лампочки. А уж насколько ниже была глубина, меня не волновало.
Я спустился мимо металлической двери без ручки. Может, был еще какой-то способ ее открыть, но я решил не вдаваться в подробности. «Так-так-так… третий? Да, наверное, это еще третий этаж». Стало темнее. Лампочка отдалилась метра на три. Глаза чуть лучше привыкли к темноте, и я теперь разглядел еще несколько скрытых во мраке этажей. Но дна по-прежнему не увидел. А вот это было уже далеко не весело.
Я продолжил спускаться. Минуты растянулись на часы. Следующая дверь явно была не местная. Немного странно наблюдать обычную входную дверь посреди огромной цилиндрической шахты. На ней я увидел номер: 27а. Что ж, все так, как и должно быть. Я чувствовал гордость за то, что все больше оказываюсь прав. Это значит, что следующий этаж будет первым. А из него, вполне возможно, мы найдем выход на улицу. А там… должно быть, будет все по-прежнему. Или там не будет ничего.
– Ну что там? – услышал я сильно искаженный голосок Кати.
– Все в порядке, – крикнул я. – Сейчас доберусь до первого этажа.
– И что дальше?
– Ты спустишься следом за мной. Не бойся, тебе будет легче: у тебя две руки.
Девушка ничего не ответила. Наверно, свыклась с мыслью, что ей придется спускаться в темноту по этой отвратительной бетонной шахте в своих модных красных туфлях.
Тем временем я почти спустился до нужного уровня. Это была металлическая дверь с маленьким окошком на уровне глаз. Такие бывают в тюрьме… или психиатрической больнице. Стало боязно. Вдруг эта дверь заперта? Прочно держась за перекладины, я пнул ее ногой. Тяжелая дверь с трудом и лязгом приоткрылась. Перелезть на уступ было еще сложнее, чем забираться на лестницу там, наверху. Я вошел через проход и увидел коридор с высокими потолками, десятком окон, заделанных кирпичом, и выстроившихся вдоль стены дверей. Действительно, психушка. Может быть, аномалия специально подбирает самые неудачные комнаты, чтобы свести меня с ума?
Ветер подул еще сильней. Я заблокировал дверь ногой, чтобы она сама не закрылась и крикнул:
– Катя, можешь спускаться! Я внизу!
– Боже, как страшно…
– Не бойся! Тебе нужно спуститься сюда, чтобы выбраться из западни! По-другому никак не получится! К тому же, я уже спустился!
– Ладно-ладно, я иду… – простонала девушка и начала забираться на лестницу.
Я смотрел снизу и видел ее кружевные трусики под юбкой. Она спускалась гораздо быстрее, чем я. Это было очевидно – с обеими руками ей было гораздо легче. Жаль, что лампочка была наверху, и находящееся под юбкой было плохо освещено. И все равно я упорно глядел туда, радуясь увиденному.
– Эй, ты там мне под юбку не смотри! – взвизгнула Катя.
– А что, нельзя?
– Ты меня отвлекаешь, – пробубнила она.
Усмехнувшись, я повиновался и перестал смотреть на ее богатство. Тем более, света было слишком мало, и разглядеть что-либо было трудно. Неожиданно возникло чувство: вот сейчас случится что-то страшное. Катя сорвется с лестницы и полетит вниз. Но это была всего лишь паранойя. Когда девушка перебралась на уступ и вошла за мной в дверь, оба мы вздохнули с облегчением.
– Ну и что дальше?
– Попробуем найти выход на улицу.
Эта емкая и очень пафосная реплика могла бы звучать в американском боевике, если бы не была сказана мной.

12

Я думал о Солнце, которое до аномалии жарило слишком сильно.
Этот этаж как-то связан с улицей хотя бы потому, что здесь теплее, чем на четвертом или пятом этажах. Я вспотел. Катя тоже. Стало тяжело дышать. В самый жаркий день уходящего лета это нормально, тем более в душном помещении. От этого надежда выбраться только набирала силу.
– Я думаю, выходы на улицу будут за теми же дверьми, которые вели на улицу до аномалии. Я уже сталкивался с этим, когда все началось.
«Когда все началось, в том подъезде, да, – неожиданно усомнился я в своей собственной теории. – А ведь тогда все было по-другому. Я вошел в свой подъезд, поднялся по лестнице наверх. Мы открыли дверь и попали в МОЮ прихожую. Если бы аномалия была точно такой же, и подъезд был бы другим, и прихожая… Что-то не так. Хотя… нужно продолжать. И молчать…»
– Поверю тебе на слово, – произнесла Катя. – И где нам искать эту дверь?
– Этот коридор находится глубоко в здании психушки. Все двери выходят в другие комнаты или холлы. Как только нам попадется хоть один выход на улицу, мы его узнаем.
Я еще раз посмотрел на номера палат. Все цифры начинались на единицу. На стене висел план эвакуации при пожаре. На нем было четко написано, что это первый этаж. Я вздохнул и открыл первую попавшуюся дверь.
Темное складское помещение. Что ж, вторая попытка. Дурацкий магазин детских игрушек. Плюшевый слон буравил меня своим пуговичным взглядом. Нужно было продолжать, ведь подъездов на первом этаже достаточно много, хоть и меньше, чем остальных комнат. Ну вот, еще одна никому не нужная прихожая. Затем - уставленная книгами библиотека. При одной мысли, что вся эта бумага вместе с деревянными полками может вспыхнуть, как порох, заставило прикрыть ненавистный проход. Было трудно определить, что сильнее болит - ожоги или переломанные пальцы.
В очередной раз открыв дверь, я тут же закрыл ее. И в ужасе обернулся, надеясь, что Катюша не подглядывала через мое плечо. Потому что увиденное испугало меня до глубины души… а ее и вовсе свело бы с ума.
Я увидел человека. Еще одного человека. Нет, это был не Виктор, а другой несчастный. На нем не было майки, и кожа на животе приобрела синеватый оттенок. Казалось, что он спит, припав спиной к стене… Как я в своей чертовой прихожей. На секунду почудилось, что это лежу я, но это была ошибка. Человек, лежащий передо мной, был мертв. Глаза его закатились, и на меня смотрела пелена без зрачков, изрезанная кровеносными сосудами. Рядом на полу блестело лезвие, а на руках застыли темно-коричневые отметины. Должно быть, на полу была огромная лужа застывшей крови, только я не мог этого разглядеть, потому что паркет был черным. Зато надпись на белой стене, сделанную чем-то темно-бурым, я запомнил отчетливо:
«Я здесь сдох и тебе советую».
Несколько секунд, припав лбом к закрытой двери, я пытался отдышаться и прийти в себя после шока. Затем опять открыл эту проклятую дверь, ожидая снова встретиться взглядом с трупом, своей собственной кровью написавшим на стене анекдотичную глупость… Конечно же, я не увидел его. Вместо этого передо мной открылись внутренности обшарпанного подъезда. Я чуть не закрыл проход, но вовремя понял, что дверь, выходящая на улицу, как раз и должна находиться в таком подъезде… Вдали, после спуска из трех ступеней, я заметил нечто очень похожее на выход, и сердце застучало со скоростью вибрации моего «мобильника».
Я чувствовал жар: это был теплый ветер, сочащийся из щелей той самой двери. Выход. Это чувствовалось тем сильнее, чем ближе я подходил… Катя. Я забыл про Катю.
– Где ты там? Иди сюда! Ветер сильный - дверь может захлопнуться.
– Я здесь, – услышал я прямо у себя за спиной и вздрогнул. Она дышала на мою шею, и дыхание это было гораздо холоднее гуляющего здесь ветра. Теперь можно идти вперед.
Я подошел к двери. Она не открылась просто так. Я попытался толкнуть ее, пнул ногой. Катя прекратила это безумство, просто нажав на кнопку электронного замка. Раздались знакомые механические гудки. Еще одна тайна – почему все электрические приборы продолжают исправно работать? – отступила на второй план и была забыта, как только дверь открылась.
Свет. Яркий рыжий свет. Улица. Улица! УЛИЦА! Это действительно она, и это я – Я! – нашел выход! Свет ослеплял – он был гораздо ярче лампочек, горящих в этих отвратительных комнатах. Я чувствовал знакомый жар от Солнца, который никогда не возникал при электрическом свете. Я ликовал. Искренне радовался. Катя тоже, я уверен, была рада, как никогда…
Как никогда на свете.
Был это приятный сон или кошмар? Я пригляделся и увидел обугленные остовы домов. Как после бомбежки. Вся улица, весь город – как будто гигантская сковорода. Некоторые дома продолжают дымиться. На земле в слишком ярком свете пылают человеческие кости и черепа. Ими усеяна все улица. Сердце вмиг подпрыгнуло. В глазах потемнело. Не может быть! Я сильно испугался. Думал, что сильнее некуда. Пока не увидел…
… Пока я не увидел солнце. Я тут же отвел глаза, потому что они заболели. Я сжег бы сетчатку, не закрой глаза руками. Но то, что увидел, запомнил, и никогда уже не забуду.
Солнце. Солнце.
Я никогда не забуду этого страшного почерневшего монстра, пылающего на небе. Мое родное Солнце не было таким. Раньше оно было светлым лучиком тепла – белым, теплым, добрым. На закате оно, покраснев, слезно прощалось с нами. На рассвете радостно встречало, зажигая все лампы суетливого дня.
Теперь оно имело синеватый оттенок. Оно было черным, и из центра его торчали красные иглы. Наверное, потоки плазмы, или чего-то еще, о чем я не хотел думать. Мне показалось, я знаю ответ. Оно закончило жизненный цикл. Начало превращаться в «черную дыру». Через пару лет наше Солнышко станет не больше луны и засосет в себя все планеты, в том числе и Землю. А пока умирающая звезда лишь выбрасывает последние взрывы энергии – самые сильные потоки плазмы – сжигая всю и вся.
Сжигая наши дома, наши улицы. Сжигая нас.
И началось все это в то утро, когда мы с Витей встретились в магазине одежды и только начинали ощущать действие нового Солнца – угасающего и из-за этого еще более жаркого. Сначала я увидел, как кожа на моих руках начала покрываться красными пятнами, а одежда задымилась. И только потом ощутил острую боль во всем теле.
Я не помню, как мы вернулись в подъезд и закрыли дверь. Я запомнил только этот огромный иссиня черный шар… Из которого на миллиарды километров торчат эти бардовые щупальца. Я запомнил боль и то, как кожа моя потемнела. А вот как я скинул с себя загоревшуюся рубашку - начисто забылось. Она лежала в углу и дымилась, а из моей шеи, кажется, текла кровь. Солнце опалило меня с ног до головы. Я чуть не стал одним из тех обугленных скелетов, лежащих по всей улице.
Так вот куда делись все люди!
– Что это было? – не понимая происходящего, спросила Катя.
– Все, конец. Солнце почернело, оно сожгло наш мир, а мы вынуждены ходить в этой чертовой аномалии. Наверняка и сломанное пространство скоро прекратится, и мы с тобой умрем, – бредил я, плача от боли.
– Так вот, значит, как ты собирался меня спасти?! – неожиданно взвизгнула рыжая. – Ты мне врал! Ты хотел просто трахнуть меня! Ты меня использовал! Да как ты посмел?!
– Нам всем конец, – только и продолжал я. – Из-за этого и происходили все эти пожары. В каждой комнате, в которой было открыто окно, загорался огонь. И теперь пламя блуждает по комнатам. Когда-то и этот мир с нарушенным магнитным полем сгорит. Наверное, Солнце излучало не только тепло, но и какую-то другую энергию. Иного рода, еще не открытую наукой. Из-за этой силы все перемешалось. Все комнаты. Это спасло нас… пока. А потом и мы умрем.
– Так, значит, я предала своего мужа зря?! – твердила о своем Катя. – Ты не можешь меня спасти! Значит, мы не можем создать семью, у нас не будет детей, у нас не будет НИЧЕГО! Ты просто жалкий урод! Я не хочу тебя видеть! Я не хочу тебя знать, ничтожество!
Катя сорвалась с места и побежала прочь.
– Мы умрем… – твердил я, пока не увидел, куда бежит девушка. Это была другая дверь… но, похоже, она тоже служила выходом на улицу. Запасным выходом. – НЕТ, СТОЙ! ПОДОЖДИ!
… Она дернула за ручку и обернулась. Я хотел ее спасти, но получилось совсем наоборот. Вместо того, чтобы посмотреть, куда она идет, девушка взглянула на меня:
– Прощай, ублюдок. Чтоб ты сдох, – сказала она и…
Это было окно. Как выяснилось, мир дверей не всегда верен своим правилам. А может, они просто изменились. Так или иначе, это был третий или четвертый этаж, и дверь вела на несуществующий балкон. Девушка оступилась и сорвалась в пылающую пустоту. Свет резал глаза. Я еще плохо видел, и мог только слышать, как истошно она кричит. Еще до звука падения раздался резкий треск. Волна черного, как смола, дыма взметнулась оттуда, загородив обугленные стены домов и горящие улицы. Густой дым наполнил прихожую, и я почувствовал запах горелой плоти. И только тогда раздался гром падения.
Это было последней каплей. Я кинулся в противоположную дверь.
Я бежал так быстро, как только мог. Я не замечал препятствий, ломал мебель, которая была у меня на пути. Коридоры, комнаты, снова коридоры, холлы… Лампочки начали мигать. Снова что-то не так? Аномалия набирает силу? Или наоборот гаснет?.. Я бежал все быстрее, а перед моими глазами Катя снова и снова желала мне смерти и падала в окно, замаскированное под дверь жестоким сломанным пространством.
Остановился я, только когда ударился о стену. Я забежал в маленькую, тесную ванную комнату, из которой не было других выходов. Упал на пол и заплакал.
И уже не помню, что произошло в следующие несколько часов.

13

Я нашел эту тетрадь и написал в ней вступление. Карандаш и лезвия, чтобы его заточить, тоже здесь были. Кто оставил эту тетрадь и карандаши в ванной? Теперь это было уже не важно. Кто-то, кто не думал, что все произойдет вот так. Однако он не написал в тетради ни слова. И я решил, что теперь она будет моей.
Пришлось писать левой рукой. Это было трудно, но с каждым часом я все больше понимал, что это необходимо. Просто необходимо. Иначе я так и не пойму, что произошло со мной. Почему судьба покарала меня и загнала в эту клетку?
Я писал и писал, чувствуя жажду, чувствуя голод и головную боль. Я продолжал писать, даже когда понял, что это не поможет спастись. Но, может быть, дело во мне? В каком-нибудь помешательстве? Это было бы лучше всего. Если Солнце действительно прекратило свой жизненный цикл и неотвратимо становится «черной дырой», это значит лишь одно. Конец. Точка. Последняя глава. И номер ее, конечно же, 13-тый. Какой же еще может быть номер у главы, закончившейся вот так?
Ах, да, я забыл пояснить, зачем вообще взялся за карандаш и тетрадь. Зачем я до сих пор сижу в этой ванной комнате. Да, я хотел бы вернуться и к той жизни, которая была у меня среди всех этих перепутанных комнат. Я хотел бы вновь вернуться туда хотя бы ради того, чтобы утолить жажду и голод. Ведь здесь, в ванной, у меня нет ничего съестного. Нет даже воды. О, да, канализация – это не электроприборы. Здесь воды нет, как ни проси. Вся вода, которую я мог бы выпить, хранится в бутылках на каком-нибудь складе или в той же столовой.
Вся проблема в том, что я не могу выйти отсюда.
Как только я забежал в ванную, и дверь закрылась… я некоторое время лежал на полу. А когда пришел в себя, сразу же захотел отсюда выйти. Куда-нибудь еще, потому что в новом мире дверей это самое бессмысленное место из всех возможных.
Когда я снова открыл дверь, увидел лишь темноту. Внизу, вверху, слева и справа. Огромная пропасть. Я, не задумываясь, захлопнул дверь. Но открыв ее во второй раз, я увидел всю ту же пустоту. Открывая и закрывая дверь, наверно, тысячи раз, все больше осознавал: это бесполезно. Я не могу выйти отсюда. Передо мной – одна и та же пропасть без пола и потолка, без стен. Комнаты больше не менялись местами, аномалия окончательно угасла. Но легче от этого не стало. Я нахожусь в непонятном месте, из которого нет выхода.
Тогда я взял ручку и начал писать. Я уже описал все, что со мной произошло, и не собираюсь делать этого дважды. Остался лишь один вопрос. Я напишу его вот здесь и хорошенько подумаю, после чего приму решение. А ответ за меня напишет жестокая судьба.
Что мучительнее: умереть от жажды или шагнуть в темную пропасть?

Прогулка под сосульками.

1

Она осторожно ступала по льду. Ощущала его убийственное непостоянство. Высокие каблуки красных сапожек скользили по нему, как две маленьких яхты по волнующемуся морю. Холодный, никого не щадящий лед пытался подвернуть ей ноги, а саму ее столкнуть в пасть смерти. Он таял. Гуляя по нему, она все больше понимала, что внутри ее сердца точно такой же лед, готовый убить.
Нет, наверх лучше не смотреть. Да и есть ли в этом смысл? Она знала, жизнь ее держится на волоске. Слезы, то и дело капающие с тающих сосулек, морозили ей шею и пробирали до самого сердца. Которого, казалось, у нее уже не осталось. Это была прогулка в Ад. Она предчувствовала, что будет в конце, и не знала, как с этим бороться. Только чудо могло спасти ее... и этим чудом способна стать лишь сосулька, упавшая ей на голову... или на голову ее любимого.

2

...Они знали друг друга давно. Он часто помогал ей со шпаргалками на экзаменах. Она видела, как он на нее смотрит. Однако так на нее смотрели все парни в институте. Она знала секрет - все дело вовсе не в привлекательности. Вернее, дело как раз в ней, но в буквальном смысле слова "привлекательность". Одежда, купленная в дорогих и не очень магазинах. Незаметная, но очень действенная косметика на каждый день. Дорогая краска для волос, дорогие шампуни, дорогие походы в парикмахерскую, лак для ногтей. Все это привлекало, отвлекая от маленьких недостатков настоящей внешности. Она очень умело скрывалась во всей этой пестроте гламура, потому что знала: недостатки скрывает не столько сама одежда, сколько ее недостаток. Короткая юбка, большой разрез декольте. Это было смело, но она больше не желала иначе. Все парни без исключения не могли отвести от нее глаз. Они все готовы были встать перед ней на колени, делать глупости, позориться в глазах других, предавать друзей. Одни пытались домогаться ее, а другие их за это били. Все было просто и жестоко. И никого из них она не подпускала к себе. Каждой принцессе хочется встретить своего принца. И она тоже желала хотеть этого. Только хотеть: ведь она знала, принцев не существует.
На одном из дней рождения ее знакомых она разговорилась с этим пареньком. Она была неприступной, защищенной своими гламурными доспехами и взглядом свысока. И вела себя так со всеми. Но внутри нее все еще жила скромность из школьных дней. Это глупое и такое странное желание успокоиться и прожить оставшуюся жизнь в теплой, наивной тишине без приключений и ненужных благ. Все это она увидела в нем. Они выпили. Она начала говорить какую-то несуразицу, а потом его поцеловала. Вдруг что-то ожило в нем, и лед растаял. Он обнял ее, и они снова поцеловались. Она поняла, что вернула его к жизни. И себя тоже. Она уже не могла остановиться. Потому что вдруг ощутила в нем то, чего не видела раньше, не могла видеть, не хотела... а возможно, этого раньше и не было.
Так все изменилось.

3

...Ближе к весне снег начинает таять. Сначала он наводняет улицы непроходимыми лужами, а потом холод превращает их в лед. Он появляется на всех горизонтальных поверхностях - улицы, крыши, склоны. Его очень часто посыпают песком. Затем снова падает снег. И когда ты ступаешь по этому снегу, ты чувствуешь под ним лед. Ты думаешь, что можешь безбоязненно идти, но это обман. Жестокая, всегда срабатывающая ловушка. Такой "тайный", "скрытый" лед, может быть под любым наклоном, может образовывать любые кочки. Никто не знает, как лег он под снегом. Рано или поздно он бросит тебя в свободное падение.
Когда в очередной раз у нее чуть не подвернулась нога, она начала падать. И тут же почувствовала его руки на своей талии. Она могла упасть на металлический столбик, вбитый в асфальт, но ее любимый спас ее. Он улыбался, но над этой улыбкой сверкали испуганные глаза. Он испытал шок оттого, что чуть не потерял ее. Они были вместе всего месяц и никогда не занимались любовью. Но в этом взгляде она увидела любовь, как будто он прожил с ней сотню лет.
Она посмотрела вверх, над его испуганным лицом, и увидела огромную сосульку. Возникло яростное желание, чтобы ледяной конус сорвался и упал ему на голову. Сосулька и правда висела прямо над ним. И оторвись она от кромки крыши, тут же закончила бы эту драматичную историю. Девушка представила, что кровь хлынет ей на лицо. Возможно, этим льдом убьет и ее тоже...
Через секунду холодная капля сорвалась с кончика сосульки и упала ей на лицо. Она застонала от бессилия. Ее любимый все еще держал ее за талию над острым столбиком. Что мешало ему отпустить ее?
И все же она не торопилась выходить из этого положения. Моргнув глазом, она снова посмотрела наверх. На эту ледяную, метровую глыбу, зависшую над ними. Ей хотелось как можно дольше стоять так со своим парнем. И дождаться, когда эта сосулька, наконец, упадет прямо на них.

4

...Он первый пригласил ее на свидание после того дня рождения. В нем появилось мужество. Исчезла боязнь перед решением. Он нашел ключик к ее душе, и она уже не могла его отпустить. Что-то родное было во всех этих правдивых, и одновременно отстраненных фразах. Он не пытался ее обманывать. Ей хватало и такого обмана. Она сама выбрала его. Конечно, она еще боялась сплетен про них: "Как это так? Она - с ним?" Перед подругами она часто оправдывалась, что нашла способ получать готовые курсовые работы бесплатно. Да, она осталась той злой и лживой стервой, которую пыталась сделать из себя долгие годы... но лишь при общении с ними. А с любимым она была нежной, искренней и благодарной. Никакие сомнения на счет их отношений никогда не терзали ее. Разумеется, она могла бы просто давать ему курсовые работы, и он делал бы их лишь по одной этой милости. Вполне могла использовать его, ничего не давая взамен. Но она полюбила его, позволяла себя трогать и целовать. У них появилось неожиданно много тем для разговоров и для молчания. Поводов для радости и общих переживаний.
И тем не менее, он всегда оставался независимым. В душе его было что-то неизвестное. Он стал ее тенью, и словно чувствовал, что творится в ее душе... Но свою так и не открыл. Этот тихий, скромный человек был, однако, очень гордым и независимым внутри. Она прощала ему это, потому что сама стала такой же жестокой обманщицей. Она верила, что внутри он такой же безгранично добрый, как и она сама. В конце концов, кто еще, как не его девушка, должен его понять?...

5

...Казалось, в этом мире обледенело все, даже солнце. Они смотрели друг на друга, а он держал ее за талию. Прошла вечность. Он поставил ее на ноги и на середину тротуара. Туда, где не было этого опасного горбатого льда, не было сосулек.
- Куда ты меня ведешь? - возмутилась она и артистично слукавила: - Мои каблуки тут не пройдут. Пошли вдоль дома, там удобнее.
- Ты же только что поскользнулась там, - мягко произнес паренек.
- У меня каблуки проваливаются в снег, - она почти прокричала. - Пошли под крышу и не спорь со мной.
Он возразил ей лишь раз, но затем подчинился. И даже не спросил, зачем она ведет его ближе к дому, а сама идет сбоку. Возможно, он знал, что она лжет. Но желание девушки - закон. Даже самое глупое желание. Она надеялась, что он считает ее глупой и капризной... но отнюдь не коварной. Хоть это и было правдой. Она знала, что когда-нибудь сосульки сорвутся с кромки крыши и накроют их ледяным дождем. Она может погибнуть, но это ничего не изменит. Она и так уже чувствовала себя мертвой. В ее сердце был лед, а вены закупорили маленькие острые льдинки. Они, как иглы, разрывали изнутри ее череп. Еще есть шанс все исправить. Наступила весна, и лед тает. Сосульки падают вниз.

6

...На вторую неделю знакомства она засиделась у него в гостях. Его мама угостила их конфетами с чаем. Они не заметили, как наступила полночь. Она взглянула на часы и вздрогнула. Сказала, что ей пора домой, иначе родители будут волноваться.
Он вышел вместе с ней, чтобы ее проводить.
Была светлая снежная ночь. И тем не менее, она вздрагивала каждый раз, когда мимо проходили шумные компании. Они смеялись им вслед, и паренек вздрагивал вместе с ней. Она радовалась этому. Она знала, что он боится собственной тени, как и она сама. Самое жуткое в мире - собственные страхи. Он не побоялся самого жуткого ради нее и пошел ее провожать. Этого было достаточно.
Она была благодарна ему за это. Вчера в новостях она увидела, что неизвестные бандиты нападают ночью на девушек, и очень боялась их даже днем. Она видела, что он не сможет ее защитить. Он не занимался спортом, и любой хулиган мог вырубить его. А после этого, скорее всего, убьет и изнасилует ее саму. Но умереть в один час - не это ли самый счастливый конец всех сказок?

7

...Заледеневшая вода течет слишком долго. Наверно, столько же они шли вдоль ледяного квартала. Несколько домов с опасными крышами остались позади. Впереди через тротуар был натянут провод с маленькими красными тряпичными лохмотьями. Идти здесь нельзя - сверху много сосулек.
- Мы пройдем здесь.
Он покорно промолчал. За их спинами, с покатой серебристой крыши, упала небольшая кучка снега. Они продолжили идти по кварталу. До безумия напуганная, девушка чуть не ударилась лицом о вторую проволоку, преграждающую проход. Они вышли из опасной зоны и подошли к мостовой. На этом перекрестке не было светофора. Лишь в квартале от них. Она взглянула туда и увидела, как красный свет для машин сменился зеленым. Это был еще один шанс все исправить. Она двинулась через дорогу со словами:
- Быстрее, переходим! Что стоишь?!
- СТОЙ! - что есть силы крикнул парень и схватил ее за капюшон, который от резкого рывка чуть не оторвался.
Ее ноги заскользили по льду, а справа, из бескрайней пропасти дороги, мчалась легковая машина. В гололед тормозной путь увеличивается в десять раз. Вряд ли водитель может что-то сделать. Сердце ее взорвалось, словно граната, а изо рта донесся крик. Словно трубный вой Судного Дня, тишину разрезал автомобильный гудок. Этот грохот ударил ей в уши, еще больше отдалив от реальности. Она взглянула направо и увидела капот автомобиля, отчетливо разглядела на нем каждую пылинку. Ее пронзил испуганный взгляд водителя. Шины зашуршали по льду, но казалось, от этого машина мчалась еще стремительнее. Каблуки ее заскользили, ноги подкосились. Неожиданно кто-то схватил ее за туловище и дернул на себя. Красная сумочка описала в воздухе широкую дугу, чудом не раскидав все вещи по мостовой. Ветер обдал морозом ее лицо, а автомобиль проехал мимо. Донеслись крики водителя. Она обернулась и увидела своего любимого.
- Ты что, убить нас хочешь? - спросил он.
Она вздрогнула и оттолкнула его. Этот вопрос напугал еще больше, чем тот автомобиль. Безусловно, он сказал это в шутку. Однако это была правда...

8

...Две недели назад мать попросила его сходить в магазин. Он сказал девушке: "Не скучай, я сейчас вернусь". Когда он ушел, она села за его компьютер и нашла в документах файл с именем "Д". Это был его дневник. Ей захотелось прочитать что-нибудь про себя. Она пролистнула в самый конец файла и увидела короткий абзац со вчерашним числом:
"Я не буду ничего бояться. Жизнь ничего не стоит. Ничего. Ради правды ее не жалко отдать или забрать. Я прав. И я могу сделать за нее все, что угодно. Сегодня я доказал себе, что ничего не боюсь. Я не боюсь любви, не боюсь смерти. Я люблю ее."
Она была очень растрогана, ведь эти строки посвящались ей. И еще больше удивилась, когда он принес домой вместе с хлебом букет цветов. Когда он сказал, что эти цветы такие же красные, как ее сумочка и сапожки, ей захотелось плакать. Он целовал ее, а шипы роз кололи ему руки.

9

...В обледеневшем мире двое возлюбленных продолжали идти к своей смерти. Посмотрев наверх, она увидела большой "букет" сосулек, блестящих в солнечных лучах. Некоторые из них достигали полутора метров в длину. Ими была покрыта вся кромка крыши старинного здания. Прохожие обходили это место по другой стороне улицы. Но девушка пошла прямо к стене дома, ведя любимого за собой. Колени едва заметно дрожали от страха. Она смотрела вверх и не могла оторваться от этих огромных глыб. Чувствовала, что через минуту окажется под ними. Она думала, что закричит. Ее пальцы слишком сильно сжали его руку, но он промолчал.
Вдоль стены дома - множество льдинок. Сосульки здесь постоянно падают, забрасывая острыми обломками дорогу. Это были крупные куски, через которые девушка едва переступала. Сердце громко стучало в груди.
Они остановились под самой большой глыбой, которая была на этом квартале.
- Подожди немного. Мне должны были позвонить, - наврала девушка, открывая багровую кожаную сумочку и доставая такой же яркий телефон. Повернула так, чтобы он не увидел, что действительно она делает. Она ничего не писала, но сделала так, чтобы телефон издавал режущие слух пищащие звуки. Она готова была делать все, что угодно, лишь бы задержать его под этой смертоносной крышей.
- Стой спокойно, сейчас я тебя сфотографирую, - сказала она, направляя камеру на его лицо. А сама взглянула наверх. У нее ничего не осталось, кроме этих сосулек. Лед продолжал таять.

10

... Неделю назад, зайдя к нему в гости, она застала его в ванной комнате за стиркой.
- Я сейчас постираю свою куртку и приду к тебе. Подожди немного. Посиди в интернете.
Она плохо соображала в компьютерах. Когда в очередной раз не удалось разложить пасьянс, она пошла проследить за своим любимым. Тихо, чтобы не отвлечь его, она приоткрыла дверь ванной комнаты.
Руки его были в чем-то красном. Вода в тазу была розовая. Она хотела спросить, что с ним случилось. Он что-то промямлил и улыбнулся. Может, не хотел ее волновать? Соврал ради ее спокойствия? Однако, она знала, где найти правду. В своем дневнике он обязательно написал бы, что действительно случилось. Она вернулась за компьютер и нашла в файл с именем "Д". Переместила указатель в конец. И... почувствовала, что лучше бы ей умереть.

11

...Прогулка под сосульками подходила к концу. Всего один квартал остался до его дома. Там все и решится. Но пока они стояли под опасной крышей, и она сделала его третью фотографию. Снимки получились светлыми и веселыми, хотя и немного размытыми. На его лице была не только улыбка. Во взгляде было что-то грустное. Усталость, сожаление? Может быть, он понимал, что сейчас происходит и чего она хочет?
Неожиданно раздался треск. Она увидела, как огромная сосулька откололась и ринулась вниз. Эта картина гипнотизировала ее. Пятью этажами выше ледяной снаряд падал на них, вращаясь в воздухе. Было трудно сказать, убьет он их или оставит инвалидами. Вся ее жизнь в течение пары секунд полетела в пропасть. Сердце ее обледенело, а потом разбилось. Так же, наверно, разобьется и эта ледяная глыба... и их жизни. Осталось немного. Солнечный свет, плавящий алмазное острие, слепил глаза. Маленькие осколки были похожи на искры. Конец приближался.
Шквал льда обрушился на черный джип, стоящий в метре от них. Капот подпрыгнул и чуть смялся, а на стекле остались серые следы. Сосульки раскололись и, как гранаты, осыпали все вокруг. Несколько льдинок стукнулось о ее розовую куртку. Снежные искры охладили ей щеки. В ушах стоял дикий гром расколотого льда и скрипящего металла. Она наконец вернулась к реальности и заплакала. Любимый прижал ее к себе и спросил:
- Тебе страшно?
Она застонала еще сильнее. Мокрые от слез щеки обжигал холодом ветер. Наконец, она ответила:
- Страх и боль хорошие чувства. Если ты их чувствуешь, значит, ты еще живешь.
Наступила странная пауза. Парень улыбнулся, а потом произнес:
- Нет. Страх и боль плохие чувства. Если ты их чувствуешь, значит, ты скоро умрешь.
Она зарыдала в полный голос, а грудь задрожала от дикого плача.
Он прижал ее к себе и прошептал: "Не плачь". Но из-за того, что он ее обнимал, горло надрывалось еще сильнее. Она надеялась, что сосульки все-таки упадут на них... Хотя этот выход уже не казался легким. Ее губ коснулся жаркий поцелуй. Она ответила, хоть и понимала, что целует врага. Она боялась, что он заподозрит что-то неладное. Что может сделать слабая девушка? Убить его? Точно нет. Бежать? Он знает, где она живет. Идти в милицию?

12

...После всего того, что прочитала она в его дневнике, она немедленно позвонила в милицию и оставила анонимный донос. Милиция пришла через полчаса. Они ворвались в квартиру, вбежали в ванную комнату и наставили пистолеты на паренька. Он поднял руки, испачканные в стиральном порошке и крови. Она смотрела на его озадаченное лицо. Она была напугана. Лишь бы он не подумал, что сейчас именно его она больше всего боялась!
Придя домой, она решила забыть все это, как страшный сон. Начать жизнь с чистого листа. Перевернуть страницу. Но через пару часов случилось то, чего она просто не могла ожидать. На домашний телефон позвонил ее любимый и сказал радостным голосом:
- Привет. А я только что из милиции. Они думали, что я маньяк. Представляешь? Этим ментам лишь бы дел побольше закрыть! Им плевать, что в тюрьму сядет невиновный. Меня спасло только то, что мой отец прокурор. Если бы он не приехал сразу же и не поставил их на место, меня надолго бы упекли в тюрьму. Но все позади. Может, погуляем по городу?
Они вышли на улицу. Зная, что если она покажет свой страх, то он поймет: это она на него донесла. Поэтому сделала так, как он просил. Ей было невыносимо страшно.
Перед тем звонком в милицию она прочитала в его дневнике страшный и кровавый бред. По телевизору сказали, что ее светловолосой однокурснице перерезали ночью горло. То же самое, и даже еще больше, она вычитала в файле с именем "Д". Ее парень описал каждую подробность, ни одной из которых ей не хотелось знать. Описал свои мысли во время убийства и даже анатомические подробности изнасилования. Теперь она знала обо всем, отныне и навсегда погрузившись в мир вселенского кошмара.
Кто знает, что он сделает, если догадается? Ему известен ее адрес. Его ничто не может остановить. Милиция ему не страшна. Разве что чудо, несчастный случай. Она решила это устроить.
Да, она тоже может погибнуть. Но жизнь ее и так уже висит на волоске, чего терять? Последний шанс поджидал ее на заледеневших улицах. На предательском льду под ударами тающих сосулек. Эта весна - последняя ее надежда.
Однако чуда не произошло.

13

...Они вошли в его квартиру. Кроме них, конечно же, никого не было дома. Она боялась издать малейший звук, потому что через миг может оказаться на том свете. Он снял с нее куртку. Появилось неприятное чувство незащищенности. Она посмотрела в его глаза, и ей вдруг вспомнилось, как милиция приходила сюда. Он обнял ее. Она хотела его оттолкнуть. Но вздрогнула, когда губ коснулся его поцелуй. Ей было противно. Но ей казалось, что покажи она свой страх, он поймет, кто его предал, и тогда... Поэтому она сама поцеловала его в ответ. Он провел ее на кухню и угостил чаем. После этого, сидя на кровати, он обнял ее и спросил:
- Как ты отнесешься к тому, чтобы заняться... - и демонстративно замолчал, внимательно изучая ее реакцию.
- Да, да, вполне, - ответила она. А когда поняла, на что согласилось, было уже поздно. Может быть, он до сих пор ничего не подозревает? Она взглянула в его глаза, беззвучно моля о помощи. Она хотела вырваться и убежать, но тогда он все поймет... Когда кожи коснулись ледяные пальцы, она задрожала. Он стянул с нее блузку и положил руки на защелку лифчика. Она надеялась лишь на то, что это, возможно, спасет ее жизнь...
Это случилось. Она испытала столько чувств, что казалось, сойдет с ума. Страх, возбуждение, боль, нежность. Это был ее первый опыт. Парень улыбался. Он стал очень близок к ее сердцу, потому что касался ее внутренностей. Она позволила ему сделать это. "Как же я была глупа! - подумала она. - Я сама отдала ему свое тело! Теперь он может сделать со мной все, что захочет! Лучше бы я убежала. Лучше бы я постаралась его убить..."
Это был словно болезненный сон. Неожиданно он сдавил ей горло, и тупая боль парализовала другие чувства. Его ладони, как тиски, душили ее. Голова, казалось, могла взорваться из-за давления. В ушах громко отстукивал пульс. Мрак окутывал ее со всех сторон. Это был страх, и он был все более осязаем. То, чего она боялась, наконец, произошло. Она умирает.
Все эти глупые попытки спастись, эта нелепая надежда на чудо! Она чувствовала, как душа с дикой болью уходит из тела. Он улыбнулся от удовольствия, но она уже ничего не чувствовала. Ей показалась, что перед ней черный коридор с ярким свечением в самом конце, в недостижимой дали другого мира... Но неожиданно маньяк убрал руки с ее шеи. На серой коже остались яркие следы, которые тут же стали нарывать. Каким-то чудом он перестал ее душить, и мрак отступил. Не осталось и никакого страха - лишь боль и желание вдохнуть. Приходя в себя, она почувствовала его поцелуй.
Он нежно коснулся ее губ, погладил ее кожу. И сказал: "Любовь моя. Я давно хотел убить тебя. Я все знаю. Ты меня предала. Но ты так хладнокровно вела себя сегодня! Пыталась убить меня, да так красиво! Меня спасло лишь чудо, и я подумал, что это судьба. Сегодня ты была такой же, как я. Убийцей. Ты всегда была такой. Поэтому я не буду превращать тебя в одну из своих жертв. Ты та, кого я действительно полюбил". Последовал еще один поцелуй. Обнаженная девушка в объятиях убийцы почувствовала странный прилив теплоты. Они вместе. И неважно, что будет через минуту. Лед внутри ее сердца таял, а страх отступал.

Есть пошлятина, но не обращайте внимания. Рассказ писался не только ради смеха. Точнее далеко не для смеха.

Рассказ. Жанр: циничный триллер в грубой эротической форме.
Автор – Григорий Кабанов ( lifekilled / ynbIpb )

«НИКОМУ НЕ ВЕРЬ»

1
Вася оглянулся на отца. Как всегда, папаша смотрел по телевизору циничное шоу «Никому не верь». Иногда он корчил рожи, порой в цвет матерился, временами смеялся. А вот сейчас просто вскрикнул, пытаясь прикрыть наглую улыбку:
– Вот засранцы! Хе-хе!
Парень невольно ухмыльнулся. Лишь порочный смех может быть таким заразительным. Как ни удивительно, это отвратительное шоу розыгрышей пришлось по душе пятидесятилетнему мужику… Хоть тот и родился в СССР и был взращен на идеологии равенства и справедливости. В шоу же налицо было прямо противоположное. Вот уж неразрешимая загадка для науки.
Это было и на Арбате, и на Красной Площади, где угодно. Эпизод повторялся снова и снова, иногда отличаясь деталями. Где угодно. Но там был этот нищий, который бесстыдно распугивал грязным достоинством мирных граждан. Гуманные телевизионщики, разумеется, заслонили детородный орган мерцающими квадратами, и зрители вряд ли могли увидеть его во всех подробностях (да и желания, в общем, и не могло возникнуть)… Зато прохожих, видящих все в РЕАЛЬНОСТИ эти не успокаивало.
– Папа, я сегодня иду на собеседование, – попытался отвлечь отца от этой отвратительной программы Василий, но мужик только хрюкнул и заржал, как охрипшая лошадь. – Я нашел отличную работу, там зарплата будет гораздо выше… чем в этой дурацкой конторе. Я от нее устал и, надеюсь, на новом месте мне больше понравится. Тем более, за такие солидные деньги.
– УБЛЮДКИ! ИЗВРАЩЕНЦЫ! – взвыл отец и залился звонким хохотом. – Это ж надо так придумать! Нет, это ж надо так придумать, сынок, а?
Проходящая мимо старушка уронила ведро с яйцами, и некоторые, выкатившись на асфальт, безвозвратно разбились. Раздался припадочный смех за кадром. Следом девушка с собачкой, глядя на нищего извращенца, поскользнулась и чуть не раздавила своего пса. «Не волнуйтесь, вас снимает скрытая камера!» – гортанно прокричал бродяга, продолжая трясти органом перед лицом изумленной девушки. «Да уж, так ему и поверят на счет скрытой камеры», – невольно подумал Василий. Еще секунда, и выбежав на улицу, грязный алкаш чуть не спровоцировал дорожно-транспортное происшествие. Низенький школьник с большим ранцем чудом ускользнул от несущегося на полной скорости автомобиля. На лице мальчика проскользнула гримаса отчаянья. Голос за кадром комментировал это по-своему: «Это дитя чуть не умерло от смеха!»
«Да, да, ему было смешно прямо как мне сейчас», – подумал с грустной иронией Вася и тяжело вздохнул. Пожалуй, реклама, скользнувшая по телевизору, была лучшим подарком в этот час.
– Всегда так. Чем лучше передача, тем больше в ней рекламы. И все из-за сраных капиталистов, – заключил отец, после чего, наконец, поинтересовался: – Так что ты сказал, сынок? Там будут больше платить?
– Гораздо больше, – без удовольствия откликнулся парень.
– Так это же хорошо, – безразлично подметил папаша и добавил: – Эх, пойду поссу, пока реклама. ТАМ ДАЛЬШЕ САМЫЙ СМАК!…

2
Василий Исаев, закончив обучение, подался в репортеры. Четыре года он смирно проработал на канале новостей, но вот сейчас решил, что с него достаточно. Постоянные стрессы, какие-то глупые поездки, толкотня в Кремле, где камера так и норовит разбиться… После того, как деньги за поломанное оборудование взяли с коллег (репортеры пытались забраться на винноводочный завод по приказу начальства, и охрана разбила им объектив; это обошлось оператору в приличную сумму, и было очень обидно), Вася купил газету «Работа сегодня» и начал лихорадочно звонить по всем вакансиям близким к работе телеоператора. И, наконец, он нашел то, что искал. В одну из передач требовался оператор с опытом работы, умеющий снимать на открытой местности. Как же он был удивлен, когда, придя в офис, обнаружил там директора телешоу «Никому не верь».
– Я пришел по объявлению. Я оператор с опытом работы на канале новостей, – продекламировал единственный в мире противник этой отвратительной передачи, только чтобы день не был потрачен впустую. Ведь зачем-то он пришел, а значит нужно попытать судьбу. А вдруг здесь и правда платят хорошие деньги? У шоу бешенные рейтинги, его смотрят во всех странах СНГ. Наконец, все умственно отсталое большинство Россиян каждый день включает телевизор ради этого говна. Так почему же в этой конторе не могут каждый месяц платить огромные деньги?..
– Да вы просто клад для нас! – ослепительно улыбнулся директор, и обстановка разрядилась. Парень смотрел на толстяка в белом костюме, счастливо улыбающимся, и подумал, что не так уж и плох этот мир, если в нем есть такие веселые люди. Быть может, у них действительно есть чувство юмора?..
– Значит, вы берете меня в штат? – Признаться, у Васи даже появился азарт поснимать пару дебильных сюжетов для этой отвратительной передачи.
– Я, разумеется, перед этим наведу о вас справки, позвоню на прежнее место работы… Но если вы действительно работали в новостях, считайте, что место в штате вам обеспечено. Хм… да я прямо сейчас все вам и расскажу. Чтобы, пока мы разбираемся с мелочами, вы не упорхнули к нашем конкурентам. Лады?
Исаев состроил умное лицо и показал, что он действительно тот, кто им нужен. И что он с большим вниманием слушает.
– Работа у нас несложная. В основном вы будете производить съемку, не выходя из автомобиля. Там даже есть специальный штатив. Оборудование очень дорогое и высококачественное, вам понравится. И оклад у нас, честно вам скажу, немалый. Вы сами понимаете: рейтинг и все такое. Разумеется, на вас ложится и огромная ответственность. Вы должны заснять все, что нужно, наводя камеру на лица тогда, когда вам об этом говорит режиссер. Вы не должны упускать ни малейшей детали. Но, я думаю, что человеку, работавшему в новостях, это не составит труда. Правда?
– Без шуток, я снимал приличные репортажи в таких условиях, в которых ни один мой коллега не смог бы работать, – неожиданно для себя похвастался Вася, и не смог скрыть улыбки, услышав слова директора:
– А знаете, давайте, вы просто поговорите с нашим режиссером и сегодня же приступите к работе? Все равно звонок на канал новостей ничего не даст! А профессионал вполне сможет распознать профессионала. Вот вам его телефон. Его зовут Константин. Обо всем договоритесь с ним и считайте, что вы уже купили новый автомобиль. Кстати, у вас его еще нет? Хи-хи… БУДЕТ!

3
– Это ты наш новый оператор? – спросил с вызовом режиссер. – Посмотрим, что ты сейчас снимешь.
Даже на вид эта камера, которую дал Костян, была гораздо дороже тех, которыми Василий пользовался на прежнем месте работы. Парочка планов природы, детальный план лица девушки, отдаление, фокусировка. Движущийся по шоссе фургон. И, конечно, эффектное лицо самого режиссера.
– Комментируйте, пожалуйста, ваше последнее решение по поводу падения курса евро, – отчеканил Вася и улыбнулся в ответ на одобряющую ухмылку.
– Да! Я вижу, ты художник в своем роде. Так давай пойдем в студию и обо всем поговорим, – режиссер подал Исаеву руку. Василий пожал ее, проникшись уважением. Через пять минут они сидели в маленькой студии с микрофонами, мониторами и прочим оборудованием. Особенно приковывал к себе взгляд огромный микшерный пульт и стоящая в углу электрогитара.
– У нас тут живая музыка, – заметил Костя. – Хоть мы и не арендуем никаких павильонов, но у нас все же не деревня какая-нибудь.
– А где вы записываете смех? – просто так, чтобы поддержать разговор, поинтересовался Вася.
– Мы все, что нужно, еще два года назад записали. А на фиг по десять раз одно и тоже записывать?
– Логично, – согласился парень и взглянул на полку с видео кассетами.
– Через два месяца закончатся отснятые серии, – буднично пробурчал Костян. – Нам нужны новые, еще горячей, веселей, отвязней. Ты с нами, парень?
– Дайте камеру и зарплату, и я с вами по жизни.
После этих слов Василий Исаев сам про себя подумал: «НУ, Я И ПРОДАЖНАЯ ШЛУХА…»

4
Кому-то покажется это странным, но тот нищий извращенец, размахивающих своим достоинством перед лицами прохожих, тоже был актером. Уже два года это шоу отбирало для своих проделок лучших артистов театра… которые пойдут на все ради славы. А в «Никому не верь» слава была обеспечена. Денежное вознаграждение тоже находило всех желающих. Нужно было всего лишь забыть о нравственности и продаться продюсеру шоу с потрохами, играя самые отвратительные роли в истории телевиденья.
Были и постоянные актеры. С самыми неприятными лицами и скрипучими голосами. Эти моральные уроды изматывали москвичей, действовали им на нервы, никогда не извинялись. Единственная фраза, которую можно было бы рассудить, как извинение, звучала примерно так: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера». Если после этого прохожие начинали материться и махать кулаками. Это, разумеется, было на руку владельцам шоу. Потому что писк, заглушающий ругань, как ничто иное, повышает рейтинг любой телепередачи. Как сказал бы отец Василия (но никогда не скажет об ЭТОМ шоу): «И все из-за сраных капиталистов».
Игнат и Михан любили изображать извергов на глазах у всей страны. Вылетевшие из театра за пьянку, они стали кумирами миллионов. Сколько было пролито истерических слез от истошно смеющихся над ними фэнов!
Вот и сейчас Игнат был на высоте. Немного странно было видеть его в пяти метрах, сквозь тонированное стекло автомобиля. Еще удивительней было видеть его через объектив камеры. Василий ненавидел его всей душой, и то, как отец смеялся над его проделками. Было странным то, что при взгляде сквозь объектив никакой ненависти не возникало. Так же, как съемка бунтующих студентов, нищих, или трупов в криминальной хронике. Цветовые пятна, и главная задача – заснять их все. Больше ничего. Самая рутинная работа в мире.
«Нам нужен смелый и очень смешной сюжет, – говорил продюсер перед съемкой этого эпизода. – Мы должны вернуться к истокам всех шуток на Земле. Нечто с ДУШКОМ. Знаете, такое пошловатое. Скажем, человек, срущий посреди Арбата».
СКАЗАНО – СДЕЛАНО.
Пятнадцать минут назад техники разместили повсюду невидимые микрофоны. Подъехала «газель», из ее недр вытащили белесый унитаз и поставили посреди тротуара. Можно было подумать, что кто-то купил его и поставил здесь, чтобы затем погрузить в такси. Но когда вышел Игнат, все встало на свои места.
– Камера – мотор, – прошептал режиссер на ухо Василию. Загорелась красная лампочка, и съемка началась. – Как звук? – спросил Костян по мобильнику. – Отлично. Я хочу – это очень важная режиссерская задумка и деталь композиции – чтобы был слышен каждый пердешь этого говнюка. Только не громко, а чтобы… ну, да, все правильно. В общем, ты знаешь, как. – Он набрал другой номер (видимо, Игната) и продекламировал: – Твой выход. НАЧАЛИ!
Игнат, одетый в новенький черный костюм с бирками, снежно-белую рубашку и новые ботинки, но все такой же небритый, как и всегда, вышел из-за угла. Режиссер едва слышно охнул от возбуждения. Вася непроизвольно подумал: «Да он сейчас обкончается. Да, Костян так фанатеет от своей работы, что ему даже телки не нужны». Тем временем Игнат подошел к унитазу, снял выглаженные штаны («Жопу крупным планом», – прошептал режиссер, и Исаев повиновался) и присел на унитаз. Потянувшись и скорчив свою коронную отвратительную гримасу отсутствия чувства юмора, за которую маститые режиссеры готовы были отдавать миллионы, человек как бы просел на стульчаке. Только волосатые коленки засверкали в лучах полуденного солнца. Василий неожиданно для себя сделал вывод: «Хоть бы ветер не подул в нашу сторону, хоть бы эта проклятая вонь не достала нас». Что касается прохожих, то они ощутили ее спустя пару секунд после первого же натужного оханья Игната. Удивленно и возмущенно косились они на морального урода, справляющего нужду на глазах у всех. В автомобиле снова и снова раздались трещаще-шипящие звуки и оханье людей. Звукорежиссер искусно сортировал информацию со всех микрофонов и отправлял результат на колонки, стоящие под боком у Константина. Режиссер достал диктофон и записал на него придуманные слова для фонограммы:
– Кто это там так громко стонет? Да что вы в самом деле, господа! Человек справляет естественную нужду, что в этом такого? – отвлекшись от комментариев, Костян скомандовал Василию. – Крупным планом лицо женщины в красной кофте. Отлично! Восхитительно! Теперь лицо вон того старика. Прекрасно! Общий план. А теперь снимай лица всех, кто возмущается и проходит мимо. Так, погоди! Игната, Игната! Ох, как же смачно он проперделся… Звезда!
Выполняя команды, Вася все больше убеждался, что участвует в чем-то незаконном. Это чувство становилось все сильнее с каждым новым недовольным лицом. И еще он понял, что все-таки ненавидит Игната. Обычно, выполняя свою работу, Исаев не уделял внимание смыслу, а лишь самой композиции, четкости, детальности. Но в этот раз проняло. Натянутые, напряженные, небритые щеки, бело-золотые зубы и злобный взгляд этого морального урода он нескоро забудет.
Раздался еще более оглушительный дующий звук, несколько женщин синхронно матернулись, а старик начал возмущенно орать… но Игната не пронять. Только еще громче что-то хрипело под белым фарфором.
– Быстрей! Детальным планом – мочу, вытекающую из-под унитаза! Ах, восхитительно…
И все-таки ветер подул в их сторону, и отвратительная вонь наполнила салон автомобиля.
– И запах какой восхитительный, – не выдержал Василий, и Константин недовольно хмыкнул. Похоже, ему понравилась эта шутка. Хотя Вася и не думал смеяться: все это начало надоедать. Если бы Исаеву не заплатили приличный аванс, он прекратил бы съемку прямо сейчас и убежал бы в сторону заката. Но вкус денег частично перебил негативные эмоции от этого отвратительного действа.
Наводя камеру на все новые обозленные лица, снимая их по всем правилам, не уставая настраивать резкость, Вася понимал, что такая работа ему явно не по душе. Он мог снимать кислые мины на похоронах… но только не людей, которых оскорбил сам. Он из штата «Никому не верь». Все эти люди ненавидят и его тоже.
Старуха в бежевом свитере попала в кадр.
– Снимай ее, – говорил Костян. – Ох, как внимательно она смотрит на Игната. – И, включив диктофон, зачитал для фонограммы. – Эта женщина удивлена, она увидела своего кумира! Держите ее кто-нибудь, а то она сейчас кинется и возьмет его дерьмо на память… а то и съест! Смотрите, у нее уже слюнки потекли!
Василий с тревогой наблюдал, как руки бабушки метнулись к груди. Нет, в глазах ее было не восхищение, а предсмертная агония. Похоже, сердце ее не выдержало увиденного. Через секунду пожилая женщина в бежевом свитере замертво упала на землю. В сердце Исаева похолодело.
– Э… Константин, я тут вижу: одной из старух стало плохо, – дрожащим голосом произнес Василий.
– Спокойно, снимай других людей, выполняй свою работу, – махнул рукой Костян.
«Я часто снимал такие вещи. – думал парень. - Но сейчас я сообщник. Я частично виноват в этом. И если она умрет, я не прощу себе этого… Ну я и продажная тварь. Я что, действительно это снимаю?» Василий помедлил с сбил фокус. За что режиссер на него прикрикнул:
– Я обо всем позабочусь, продолжай снимать, будь ты неладен! В эпизод вложены деньги! – Константин достал мобильник и размеренно проговорил: – Кто-нибудь, вызовите «скорую». Видите женщину? – И, набрав другой номер: – Игнат, не отвлекайся, продолжай играть! А ты снимай! – прикрикнул на Василия режиссер, и ничего не осталось, кроме как продолжать съемку. Бабушке помогут, а деньги на деревьях не растут.
Парень, шедший по улице, подбежал к Игнату и схватил его за пиджак.
– АССИСТЕНТЫ! – почти крикнул Костян в телефонную трубку, и несколько огромных мужиков уволокли прохожего подальше от «артиста».
«Сволочи. Говнюки», – перебирал выражения Василий, продолжая снимать недовольные лица. Запах давно проник в салон машины, и Исаев понял: он завяз с этими прохожими в одном дерьме.
Подъехала «газель» скорой помощи. Парень покосился в сторону от экранчика камеры (на нем снова застыла рожа Игната, и Вася на нее смотреть не собирался). Он увидел, как толпу, окружившую старуху, буквально расталкивают санитары в зеленоватых халатах.
– Если она умрет, я… – тихо прошептал Исаев и замолк. Он хотел сказать «уволюсь», но вовремя понял, что говорить эти мысли вслух вовсе не нужно.
– Спокойно! Все спокойняк! – повысил голос режиссер. – Я сейчас скажу парням, чтобы узнали, что с ней. Думаю, ничего серьезного. Продолжай снимать. – Следующие слова Василий не ожидал услышать от Константина. – Покажи общим планом «скорую помощь».
«Неужели они собрались показывать в юмористической передаче смерть старухи?» – негодовал Вася, захватив объективом лица врачей. Они пожимали плечами и, похоже, уже никуда не торопились. Быть может, все? Женщина мертва? Такую реакцию можно увидеть в каждом фильме про врачей. Мигалки погашены. Скорая тронулась и неторопливо исчезла за поворотом.
Костян снова зачитал в диктофон:
– О, атмосфера накаляется! Чей-то желудок не выдержал или у кого-то сорвало крышу? А может, врачи просто приехали посмотреть на Игната? Да дайте же, наконец, человеку спокойно покакать! Звездам тоже надо справлять нужду!
«Замолчи, ублюдок!» – еще секунда, и Вася бы врезал ему. Но внезапно открылась дверь, и в иномарку заглянул парень с маленькой видеокамерой в руке. В этот момент Исаев смотрел через объектив и не видел, как жестами режиссер показывает помощнику, что делать. Указательным пальцем – на Исаева. Воображаемым застегиванием молнии у рта и выкидыванием ключика. Жесты эти означали: не говори правды, лучше соври ему.
– Старуха жива, – фальшиво пробормотал парень. – С ней все в норме. Я все заснял на камеру, Константин, как вы и просили.
«Зачем им понадобилось это снимать?!» – раздался крик в сознании Василия… но тем не менее, у него отлегло от души. Он не видел всех этих жестов и купился на ложь о том, что старуха осталась жива.

5
– Все отлично снято, молодцы, – сказал продюсер «Никому не верь». Директор стоял за его спиной и показывал, что нужно говорить спасибо, кланяться и лизать продюсеру зад. – И ты молодец, – обратился толстяк к Василию. Парня объяла гордость. – С твоим приходом качество наших сюжетов заметно возросло. Когда доснимите сезон, я всем вам отстегну дополнительную премию. Рейтинг нашей передачи взлетит еще выше, я в этом уверен. И я с удовольствием пущу в эфир больше рекламы. Так держать, парни!
– Ну, что вы, – прислуживал Костян. – Это полностью ваша заслуга. Вы всегда знали, куда нужно вкладывать деньги, и нам остается только слушать ваши гениальные идеи.
«А где вы берете свои идеи?» – возник дежурный вопрос, но Вася решил его не озвучивать. И так ясно, где. Там никогда не светит Солнце.
– Вам нужно напрячься, парни, слышите меня? – продолжал продюсер, и директор скорчил озабоченную рожу. – Нам нужны еще более скандальные сюжеты. Еще более отвязные.
– У меня вчера возникла идея… – запинаясь, промямлил режиссер. – Может быть, разыграем стариков в доме престарелых? Подсыплем им в еду слабительного, а в туалетах расставим камеры…
– Дерьмо, – отчеканил продюсер. «Как метко», – мог бы добавить Василий. Директор же изобразил крайнее недовольство и замахал кулаками, показывая: спорить с шефом нельзя… и своего придумывать тоже. – Нужны идеи лучше. Секунду, секунду, я придумал! – лицо продюсера приобрело важное выражение. – Это будет хит в стиле американского хоррора! Бегающие девочки! Да, нам нужны бегающие девочки!
Он моргнул, желая увидеть, что идея понята коллективом. Но съемочная группа только стояла, как стадо баранов, разинув рты. А Костян снова ляпнул, вызвав еще большее возмущение директора:
– Что-то об Олимпийских Играх?
Продюсер проигнорировал слова режиссера и пояснил:
– Ночь. Сквер. Девушки, очень симпатичные телочки, идут к себе домой. А тут мы – ща мы вас насиловать будем! Эй, куда вы, не убегайте, вас снимает скрытая камера! Ха! – восхищался он своей же идеей.
«Это дерьмовая идея! – пронеслось в голове Василия. – Это отвратительно! Лучше уж обсерающийся Игнат!»
Но реакция съемочной группы оказалась полностью противоположной. Все, включая режиссера, зааплодировали и принялись усиленно хвалить толстяка. Директор выбежал из-за спины продюсера и пожал ему руку, подлизываясь и называя гением.
– Итак, слушайте меня, ребятки, – почти прошептал олигарх, но окружающие все равно услышали и замолчали. – Вы подходите к телкам и распекаете их, пока они не побегут, окончательно офигев. Ни на секунду не останавливайтесь, а когда они дадут деру, я хочу видеть их попки крупным планом. Поняли меня?
Пауза закончилась, когда окружающие поняли, что продюсер сказал все, что хотел. И тут же, словно неумелый хор пятилетних детей, многократно повторилось неуверенное: «Да».

6(66)
Для съемок выбрали место недалеко от фонарей. Режиссер решился пожертвовать реалистичностью ради качества съемки. Увеличив выдержку кадра, Василий получил вполне сносное изображение.
– Константин, э… Можно спросить? Я тут подумал: это же незаконно. Девушки точно не подадут на нас в суд за моральный ущерб? – спросил Исаев, пытаясь хоть какими-то аргументами отговорить режиссера от этой затеи. Костян только махнул рукой:
– Брось, салага. И не такое было! Если б могли, давно подали бы. В наше время идти в суд бесполезно, и это в лучшем случае. К тому же… у нас есть отдельная статья в расходах на взятки судьям. Шучу, – режиссер озорно подмигнул парню. После короткой паузы Константин позвонил по сотовому телефону. Парочка звонков, и под светом фонарей появилось два человека. Одного из них оператор уже знал в лицо. И по запаху, впрочем, тоже.
Игнат и Михан были одеты в серые полушубки и шапки-ушанки. Посмотреть на них – и впрямь не отличишь от бомжей или каких-нибудь пьяных маньяков. Перед съемкой, чисто для реалистичности, они и правда немножко поддали. Всего чуть-чуть – для перегара. Выпили самого дрянного пива, чтобы разило за километр.
Зазвенел мобильник режиссера («Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера», – говорила женщина, противно смеясь, вместо телефонного звонка). Коротко ответив, Костян произнес:
– Готовься. Идет объект.
«Надеюсь, мне не будет стыдно», – тщетно молил Василий. Хоть и знал, что ему УЖЕ было стыдно.
– Камера – мотор.
Девушка, одетая в короткую мини-юбку, кожаные сапоги до колен и какую-то странную блузку возвращалась из ночного клуба. Очень заманчивое зрелище. Было бы приятно танцевать с ней на дискотеке. По виляющей походке было ясно, что она пьяна. Игнат и Михан выскочили из темноты и окружили красотку с двух сторон.
– Стоять, крошка. Снимай трусики, сейчас мы будем тебя насиловать, – неприятным хриплым басом выкрикнул Михан.
– Что вам нужно?.. – неуверенно спросила девушка, а потом (да, похоже, не только блондинки иногда «тормозят» - эта обдумывала ситуацию секунд пять) сорвалась и побежала по скверу.
– Жопу – крупным планом, – похоже, Костян разучил эту фразу наизусть. – Нет, лучше детальным, – поправился он.
Попка и правда была что надо. На миг Василию даже понравилась эта работа. Стройные ножки мелькали в ярком свете фонарей, а юбка иногда задиралась, показывая восхитительные черные стринги, сдавленные с обоих сторон блестящими ягодицами. Он заснял все в лучшем виде. Жаль, что девочка скрылась за поворотом так быстро. А ведь объектива камеры еще хватило бы метров на сто.
Не прошло и пяти минут, когда телефон Костяна снова зазвонил.
– Камера – мотор, – повторил он, и на свет фонарей вышла еще одна женщина.
Это была либо учительница, либо бухгалтер. На ней был строгий черный костюм с длинной юбкой и черным пиджаком. На лицо она была симпатична, разве что не накрашена, как та, прошлая. На носу – огромные очки. И папка под мышкой. Зараженный азартом Вася даже не задумался о том, что в этот раз будет не так весело.
Михан вышел из тьмы и встал перед ней, не давая пройти. На каждую попытку обойти его, он делал шаг в сторону, снова заслоняя проход. Игнат подошел сзади. Женщина вздрогнула. Приблизив объектив к ее глазам, Исаев увидел смертельный испуг. В этот момент он и понял, что к чему.
«Если они пойдут слишком далеко, я вмешаюсь и не дам запугать бедняжку до смерти. Пусть даже мне придется спорить с режиссером…» - впрочем, Вася уже сам не верил своим словам. Гораздо правдоподобнее звучала бы фраза: «Я продажная шлюха».
– Стоять, крошка! Снимай трусики. Сейчас мы будем тебя насиловать, – повторил Михан слова, которые маститые сценаристы придумывали часа три, а то и больше.
Папка женщины упала на асфальт. Бедняжка даже не нагнулась, чтобы поднять ее. И даже не шелохнулась, чтобы убежать. Страх пленил ее бедные обывательские мозги. Глаза метались вокруг в поисках людей. Взгляд ее остановился на иномарке с выключенными фарами.
Несколько секунд она смотрела точно в камеру.
Но потом отвернулась. Ее испуг передался Василию.
«Может, хватит? Скажете, что ее снимала скрытая камера, и отпустите?» – подумал Василий, но произнести это вслух не хватило смелости. Костян набрал номер Михана и прошептал в трубку:
– Так, она пока не убегает. А надо, чтобы убегала! Продолжайте. Или продюсер всем нам бошки оторвет! Или вы заставите ее бежать, или кто-то сдохнет, поняли?
Вася сглотнул, когда где-то в объективе Михан, поднеся руку к шапке-ушанке (под которой, видимо, был наушник), самодовольно улыбнулся. Просто как садист. Девушка увидела это и осела. Ей казалось: маньяк смакует ее испуг… Отчасти же так и было.
– Только не смейте к ней притрагиваться, вы, козлы! – прошипел режиссер в мобильник. – Или суда вам не избежать! Пусть делает все, что вздумается! И пугайте ее сильнее, чтобы она побежала, черт!
– Да, я тут подумал… Она все равно в длинной юбке. Как она бежать-то будет? – вырвалось у Васи.
– Ты вообще молчи, придурок! – захрипел Костян. – Ты или будешь выполнять указания продюсера, или подохнешь на улице от голода! Вот так вот вылетишь, понял?
Василий замолчал. Скрипя зубами, он продолжал снимать с еще большим старанием. Горе-артисты отошли от женщины. Ее зашатало, и она чуть не упала в обморок. А ведь могла бы сломать шею или пробить череп о камни, торчащие из асфальта. Актеры не собирались ей помогать, они отошли в сторону. Не хотели до нее дотрагиваться, потому что Костян запретил им это делать. А продюсер пожелал, чтобы они пугали девушек, пока те не побегут.
СКАЗАНО – СДЕЛАНО.
– Давай-давай, быстрее. У тебя что, мужчин, что ли, не было? Хе-хе, мы с Мишей любим распечатывать девственниц.
– Не надо… – Услышав этот протяжный всхлип, Василию сделалось дурно.
«Плевать мне на зарплату, – в отчаянье подумал он. – Или вы прекращаете, или я сам пойду в суд!» - но так и не озвучил этих слов. А ведь все могло обернуться иначе, если бы сказал. Оператор тяжело дышал, руки его вспотели, а на лбу заблестел холодный пот.
Михан прорычал слишком жестокие слова, при этом отвратительно смеясь:
– Снимай с себя одежду, девочка. Ты ведь хочешь жить? ОТВЕЧАЙ! ТЫ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ?! – Он достал огромный нож. – ИЛИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС ВЫПУСТИТЬ ТЕБЕ КИШКИ?!
«Суки!» – умозаключил Исаев. Руки его дрожали. Он больше не пытался снимать качественно и четко. Плевать! Он снимал для вида, чтобы самому не попасть в беду. Действительно, они ничего ей не сделают. Разве что…
«Та пожилая женщина уже была старой… к тому же, она осталась жива. Костян сказал, что она осталась жива», – возразил сам себе Василий и тут же обвинил себя во лжи. Эти игры опасны. В том числе и для жизни. Какая не оборвется, та будет навеки поломана.
Но он в этом НЕ виноват.
Он не заслуживает того, чтобы лишиться пенсии.
Он продолжал снимать. А когда режиссер достал диктофон и принялся надиктовывать в него свой бред, Исаеву захотелось вырвать его и разбить о голову Константина. Это как мечта стать рок-звездой. Мечта, которая никогда не сбывается.
- Как странно бывает порой, - надиктовывал режиссер, – встретить в парке двух одиноких романтиков…

«Нет, я не виноват в том, что здесь происходит! Это все эти психи! Все они! Не я!»
– Пожалуйста, оставьте меня в покое… – женщина опустилась на колени. Она закрыла лицо ладонями и тихо всхлипывала. Слезы текли по ее пальцам. Она как будто молилась, но на самом деле она была в тупике. Ей сказали, что будут насиловать. И она, должно быть, знает: шансов спастись попросту нет.
– Давай, милашка, давай, раздевайся, – Михан подсел поближе и повертел ножом у лица женщины. Не веря своим глазам, Василий наблюдал, как она начала расстегивать пуговицы. «Нет, сволочи, нет…» Но страх уже сказал все за него. Он не будет им мешать. Или лишится работы. Две, три пуговицы. Дрожащими руками бедняжка стянула с себя пиджак и аккуратно сложила его на асфальте. У Исаева екнуло сердце. К чему складывать одежду, которая все равно испачкается? Она уже не понимает, где находится. Она во власти блаженного безумия.
– Давай, давай. Ты любишь анальный или оральный? А может, отсосешь? – Игнат присел рядом. Как только взгляд его пронзил глаза бедняжки безумным огоньком, она вздрогнула так сильно, что Вася сам подпрыгнул на месте. И зарыдала в полный голос. Это был плач истинного мучения. Самая дикая боль не может соперничать с теми страданиями, что зарождаются у нас в головах.
Она расстегивала пуговицы рубашки. У нее оказались довольно приличного размера груди. Когда рубашка легла рядом с пиджаком, и пальцы ее приблизились к застежке лифчика… она посмотрела на Михана, с мольбой о пощаде. «Может быть, дальше не надо?» – требовали эти испуганные, но полные надежды глаза.
– Продолжайте, – шептал режиссер в трубку.
– Что же вы творите… – еле слышно прошептал Исаев. Из-за несправедливости и от бессилия. Константин только хмыкнул. Это было лучшей похвалой для него. Случайно установив нужную фокусировку (он не хотел это снимать), Вася увидел мольбу в глазах женщины. Но эти изверги только зло улыбнулись. Михан снова помахал ножом. Мол, продолжай-продолжай, что остановилась?
«Неужели, это будут показывать по телевиденью?» – уже летая где-то в другом мире, подумал Василий. Этот кошмар не мог быть явью, только сном, глупым и безумным, словно у больного лихорадкой.
Лифчик упал ей на колени. Большие соски на двух округлых грудях выглядели особенно беззащитными под рыжими лучами фонарей. Слезы тут же намочили их, и женщина попыталась закрыть их руками.
– На хер мне твои сиськи?! – выкрикнул Игнат. – Снимай то, что ниже! Показывай влагалище, а то я нарисую его на твоем животе!
– Пожалуйста…
– БЫСТРЕЕ! – на долю секунды Василию показалось, что Михан собирается зарезать женщину, но он только провел у ее лица длинным, блестящим лезвием. – ШЕВЕЛИСЬ, или подохнешь!
– Она все еще верит в то, что это не розыгрыш? – продолжал Костян начитывать в диктофон речь для фонограммы. – Как странно! Видать, у нее действительно проблемы с головой. Эй, а, может, она просто не смотрит наше шоу? И поэтому не узнала этих великих суперзвезд? Тогда у нее точно проблемы! Эй, девушка, обращайся к психиатру!
… Юбка медленно сползла, и в объектив попали довольно симпатичные ножки. На бледной коже проступили мурашки. Ей было холодно. И очень, очень страшно. Колени дрожали, пальцы тряслись, сминая черную ткань. Юбка упала прямо в лужу с грязью. Слезы уже не прекращали литься на асфальт. Струйки текли по ее незащищенному телу. Она была стройной и даже сексуальной, хотя отчаянно скрывала это под одеждой. Она была поймана в ловушку собственного страха. Она боялась умереть. А может, бедняжка просто ЗНАЛА, что просто не сможет спастись, и не хотела удара ножом в спину? Ведь в такой длинной юбке невозможно убежать. Может быть, у нее действительно не было выбора? Но никому из съемочной группы это не пришло в голову. Они вынудили ее потерять разум.
– Сиськи – крупным планом.
– И жопу, да? – неожиданно надерзил Вася.
– Жопу потом! – отозвался Костян. – И лучше регулируй резкость! А то возьмем неустойку! Эй, паренек, да ты ведь напуган? Да ты сейчас обоссышься, да? Снимать, я сказал! И лучше снимай, лучше! Крути резкость! Да не туда, болван!
Василию захотелось врезать кулаком под этой нахальной роже. Но он не мог. Не мог! Или… он не хотел. Правильно, а кому хочется убийственной надписи в трудовой книжке? Правильно, никому. И он не хотел бить Костяна. Не хотел помочь бедняжке. Он просто хотел помочь себе.
«Они все равно не причинят ей вреда. Все, что с ней сейчас происходит, делает она сама», - пытался успокоить себя Вася.
Да. Так же сказал и Константин… И так действительно было. Они ее не трогали. Этого и не было нужно: все делала она сама.
Один вздох решительности, и тонкие ручки опустились к трусикам. Белые, полупрозрачные, с узорчиками. Через них УЖЕ были видны паховые волосы. Приподнявшись на асфальте, она сняла последнее, что могла. Бедняжка сидела в позе эмбриона, поджав ноги и положив на колени подбородок. Она была как раз напротив камеры, и Вася увел объектив от ее обнаженной плоти. В этот же миг, как проклятье, раздались слова Константина:
– Клитор детальным планом. Давай! Делай, что говорят!
Мотнув головой и еле слышно матернувшись, Василий сделал то, что просят. Влагалище женщины было почти в тени, но часть его все-таки попала под свет фонаря. Сморщенные половые губы в рыжих лучах фонарей еле заметно блестели. Заглядывая внутрь обреченного тела, Вася видел Ад на Земле. Это было самое низкое, самое отвратительное: он не вмешался, чтобы ее спасти. А ведь он мог просто крикнуть короткое: «Беги! Они этого хотят!» Но мог ли?..
– Помассируй немного, а я посмотрю. Ну, давай, ты же теперь актриса, – импровизировал Игнат. Сперва она не поняла, что от нее хотят. Затем ее рука погрузилась внутрь, все глубже и глубже. Она дергала пальцами. Забываясь и погружая их во внутренний мир сексуального возбуждения. В лучший мир. Без грязи. Без извращений. В самую естественную вселенную… не зная, что все это очень скоро увидит вся страна.
Вася отвернулся.
– Ты что, совсем очумел?! Давай, делай свою работу! – прикрикнул режиссер, и парень продолжил смотреть на то, как глаза женщины все больше и больше теряют черты мыслящей личности. Они мутнеют и в то же время горят вселенским непониманием. Она уже не прятала груди. Она массировала соски, водила руками по чувствительным местам, как бы ощущая ласки невидимого принца. Бедняжка становилась чистым безумием… с примесями экстаза и неверием во все, что происходит. Происходит везде, кроме собственного лона.
– Да когда же вы закончите ее мучить? – похоже, Исаев все-таки набрался смелости, чтобы поспорить с режиссером. – Неужели, вы не понимаете, что она не собирается никуда убегать?
Этого оказалось вполне достаточно. Костян даже не стал возражать. Все было так легко… но парень не сделал этого раньше. Он не сказал нужных слов и позволил случиться непростительному злу.
– Хватит. Уже достаточно, – скупо произнес режиссер и спрятал мобильник в карман. После чего со всей силы стукнул по двери машины.
Михан и Игнат встали с корточек.
Женщина могла бы их напугаться… если бы ВИДЕЛА их. Если бы понимала, что сидит посреди сквера и мастурбирует на виду у всей страны. А этим моральным уродам было все равно. Они выполняли свою работу, говоря дежурные слова:
– Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера, – сказал Михан, и они поплелись к автомобилю. – Она вон там, – по привычке сказал Игнат показывая на тонированное стекло иномарки. Как будто не понимал, что разговаривает с обнаженной, сошедшей с ума жертвой.
– Так, я все понимаю, мы сегодня лоханулись, но надо же что-то с этим делать! – орал во всю глотку Костян, высунувшись из окна автомобиля. – Звоните в психушку! И уберите эти чертовы микрофоны с улицы, иначе нас мигом вычислят! Ну, давайте, давайте, говнюки, шевелитесь!
Всего пара минут, и рев мотора уносил их все дальше. А сзади, поливая улицу красно-синими огнями, жалобно завывала «скорая помощь».

7
– Что вы творите, черт вас подери? – в конец осмелел Вася. - Неужели, вы не понимаете, что после того, как вся страна увидит этот эпизод, у вас появятся ТАКИЕ проблемы?..
– А мы не выпустим это в эфир, – пробурчал Костян. – Это неудачный сюжет. Так что помолчи.
– Не выпустите в эфир? Да? И на хер было снимать тогда, а? – взбесился Исаев. – Значит, съемку все-таки завалили, и виноват был не я! Так кого же теперь уволят?!..
– Да успокойся ты, в самом деле! – не выдержал режиссер, давясь сигаретным дымом. – Наша работа очень опасна, и риск неизбежен! А ты что думал? У нашего шоу бешенные рейтинги! Такие бабки вокруг нас с тобой крутятся! Уже это, в принципе, представляет нехилую опасность. А сам процесс съемки? Это постоянный риск, в том числе и для наших жизней! Ты сам видел, как Игната чуть не размазал по унитазу тот псих…
– Я видел, как у бабки случился сердечный приступ, – пытался возражать Вася, но аргументы Константина даже не думали заканчиваться:
– Чтобы снять хотя бы один выпуск, нам приходится рисковать, каждый день, каждую секунду. Добывать такие сюжеты не так-то просто, скажу я тебе!
– Вы все просто…
– Ну, продолжай! – не услышав ответа и удовлетворившись этим, Константин стал говорить тише. - Да, а ты знаешь, что случилось с нашим прошлым оператором? Нет? Он так же, как и мы с тобой, хотел заработать немного денег. И для этого он рисковал, как и мы с тобой. Черт: да он отдал ЖИЗНЬ за это! И не он один! Да, ЖИЗНЬ! – режиссер зажег новую сигарету и сделал очень глубокую затяжку. – Он, вместе с Серым и еще двумя пацанами из массовки, попал в аварию всего месяц назад! Ты знаешь, кто такой Серый? Конечно, знаешь! Это мегазвезда, еще круче чем эти два урода, Игнат и Михан, в тысячу раз круче! Это случилось во время съемки. Так вот, Серый чудом остался жив и сейчас в больнице. А вот один из пацанов и наш прошлый оператор тогда сдохли! Сгорели заживо!
– Если тот оператор и умер, то только потому, что знал что-то, чего знать был не должен, – не к месту пошутил Василий, скрипя зубами. - И вы же сами его и замочили…
– Значит, не веришь?! А может, тебе ПОКАЗАТЬ? Я могу!
Костян встал со стула, подошел к полке с кассетами, вытащил одну из них и вставил в видеомагнитофон.
– Это записи, которые никогда не попадут в эфир, – пояснил он, садясь в кресло.
По экрану сначала пошли помехи, но затем появилась довольно четкая картинка. Загородная дорога, окруженная полями. Вдали были видны коттеджи, а в кювете росла тонкая полоса елей.
– Мы снимали сюжет о беспределе на дорогах. Знаешь, наше шоу очень полезно в том плане, что помогает моделировать различные критические ситуации. Оно показывает, как люди пытаются с ними справиться, какие допускают ошибки… Мы учим людей, как нужно вести себя, если приперло. И, мне кажется, это очень полезная черта нашего шоу.
– Так вот, – продолжал он. – В этом эпизоде сюжет был прост: дорогу перегораживает черная иномарка, оттуда выходят бугаи и распекают случайных водителей. Мол, отдавай деньги, машину. Все, как всегда. А потом: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера». Серый играл главаря, – Костян затянулся и выпустил дымовое колечко. – В машине, кроме двух актеров массовки, прятался наш лучший оператор. Конечно, была и вторая камера, она снимала со стороны… запись с нее как раз мы сейчас и смотрим… В кустах, собственно, и находился я. Но поскольку лучшие планы просто нельзя снять из-за кустов, мы посадили Лешу в машину. Я мог оставить его одного. Я доверял ему… Не то, что тебе. Никакой ты не профессионал.
Из-за края кадра выехал черный джип и встал посреди дороги. Солнце играло на его тонированных стеклах. Открылась дверь, и наружу вышел высокий мужчина. В пиджаке, лысый, но все такой же небритый. Видимо, это было обязательным требованием к подборке «суперзвезд». Мимо камеры прошел парнишка в клетчатой рубашке. На лице его зависла странная усталость. Похоже, совсем недавно он так же, как и Вася, пережил несколько «неудачных» сюжетов.
– Леша, – пояснил Константин.
Понимая, чем все должно закончиться, Исаеву стало по-настоящему жалко этого человека. Это был обычный паренек лет двадцати пяти, который чего-то хотел от жизни, о чем-то мечтал. Вася подумал, что он тоже не собирался оставаться в этом дерьме долго. Просто ему нужны были деньги. Скажем, для осуществления какой-то сокровенной мечты… Быть может, он был музыкантом. Или хотел открыть бизнес. Вся жизнь расстилалась перед ним до самого горизонта. Давай, шагай, у тебя все получится. Но судьба выбрала его в тот день, в тот час, и пути назад уже не было.
Леша побрел в сторону автомобиля. Когда открылась дверь, и паренек исчез под черной оболочкой устрашающей «тойоты», началась беготня. Микрофоны прятали под листьями у дороги, засунули под кузов джипа. Один из микрофонов, похожий на локатор, попал в кадр – он стоял рядом с камерой в кустах.
– Если и был по-настоящему неудачный сюжет, так именно этот, – пояснял режиссер, успокоившись. – Мы думали, что сможем снять, как минимум пять дублей материала для шоу. Не сняли ни одного. Во время первого же дубля… Внимание, сейчас это произойдет.
Справа в кадре черная «тойота» уже стала частью композиции. Она застыла так же, как деревья и коттеджи за ней. Как и сама дорога.
Передняя дверь водителя открыта. Там пристроился человек в черном костюме. Еще один с Серым стоял рядом на сером полотне асфальта, полыхающего солнечными отблесками.
Когда из-за поворота показалась приближающаяся машина, люди оживились. В кадре этой машины пока не было видно. Серый поднял правую руку и изобразил знакомый всем жест: «Стой!». Через секунду огромный фургон дальнобойщика выехал из-за края экрана… и смял изображение в клочья, путая все детали, и как будто разбивая стекло телевизора.
Все случилось слишком быстро. Вот люди и джип стоят на дороге. Проносится что-то огромное. Через мгновение люди лежат, а автомобиль как будто испарился. Хотя часть его осталась в кадре. Но она уже не напоминала то, чем была до этого. Измятая, она торчит в углу, заливаясь рыжими щупальцами огня.
– Что, не разглядел? – злорадно выплюнул Костян. – Так смотри еще раз, в замедленном режиме.
Он отмотал на несколько секунд раньше и зажал на пульте кнопку «пауза». Непрерывное изображение превратилось в череду кадров. Они неторопливо сменяли друг друга… показывая каждую деталь происходящего.
– Это «камаз», – как заклинанье, произнес режиссер.
Красная кабина, размытая движением, выросла слева. Она продолжала выезжать из-за кадра, заполняя собой весь обзор. Огромный фургон медленно пролетел мимо замершего на месте Серого. Чуть не задел бампером чудом успевшего отпрыгнуть актера из массовки… И незаметно красное пятно кабины срослось с черной и отчетливой «тойотой». Незаменимая часть композиции – черный джип – начал разворачиваться, уползая вслед за кабиной грузовика. Метал изгибался, и грузовик ехал уже гораздо медленнее.
Сглотнув слюну, Вася наблюдал за тем, как человека, боком сидящего на месте водителя, сначала смяло, как клочок бумаги, а затем выкинуло за кадр. Несколько размытых пятен – это были не осколки стекла и не обломки «тойоты». Это был человек, размазанный многотонным металлом, несущимся с дикой скоростью. Быть может, еще живой, но уже обреченный.
По мере движения джип все сильнее искажался, становясь похожим на расплющенного таракана. Только задняя часть более-менее напоминала прежнюю форму. Из капота иномарки показалась белая вспышка. Взрыв разрастался все шире и шире, меняя цвет на желтый. Пламя покрылось зубьями искр.
Фургон скоро исчез из вида, а отброшенная им «тойота» застыла на краю кадра. Были видны только задняя часть и искривившееся колесо черной машины. Некоторые обломки еще скользили по асфальту. Иномарка начала наливаться языками пламени. Сергея и того, второго, сбило с ног осколками и, быть может, взрывной волной. Они неподвижно лежали на земле. Актер массовки беспомощно зашевелился, а Серый продолжал лежать лицом вниз.
– Он потерял сознание. Башку пробило. Наверное, больше и сниматься-то не сможет, – удрученно констатировал режиссер. – Второй, вроде, отделался легким испугом.
Слов не было. Василий, пораженный увиденным, мог только молчать.
– Вот видишь? – подвел итог Костян. – Ты не один шокирован тем, что может произойти на этой работе. Зарабатывая такие деньги, нам приходится рисковать всем, что имеем. А ты, если тебе не нравится… если ссышь в компот… доработай этот месяц, получи барыши и сваливай, куда глаза глядят. У нас нет возможности искать другого оператора сейчас. Съемки начаты, каждый упущенный день стоит огромных денег. А вот через месяц можешь делать все, что вздумается. Договорились? Или возьмем с тебя неустойку! Только больше не психуй, ясно? Эй, я с тобой разговариваю! У тебя нет другого выбора!


8
Сегодня еще один дерьмовый день. Василий сидит в снятой специально для съемок квартире, вооруженный «дальнобойной» телекамерой. Она закреплена на штативе и направлена в сторону противоположного окна.
«Нам нужен философский, с частичкой трагедии, сюжет, – нес пургу продюсер недавно. – Там будет смерть, но будет и радость. Парень узнает, что его возлюбленная умирает. А всего через пару часов, когда она приходит с работы домой и пугает его до смерти… хе-хе… начинается самое смешное. Ну, как вам мои идеи? Гениальные?»
Хорошо, что целый день ушел на подготовку. Вася был рад, что не пришлось никого пугать, оскорблять и доводить до сумасшествия. Вместо этого они пригласили подходящую девушку с улицы, надели на нее парик и загримировали под покойника. И, конечно, заплатили много денег.
Ее выбирали таким образом, чтобы максимально приблизить сходство с женой одного человека. Простая русская семья, в которой всего через пару месяцев должен родиться ребенок. Эту семью из пятнадцати кандидатур выбирала специальная комиссия, в которую вошли сценаристы, психологи и, конечно же, сам продюсер. Пробили адрес, убедились, что можно снять квартиру напротив. Сфотографировали жену, подыскали подставную «актрису», которая согласилась изобразить ее мертвой. Кровь сделали довольно реалистично – на фотосессии присутствовали врачи, патологоанатомы и даже судебные фотографы. Все советовали, кричали и почти довели девушку до нервного срыва. Но все обошлось. И фотки получились, что надо. Всем пришелся по душе вчерашний день.
Но вот теперь пора приступать к делу.
Рядом с Василием сидел Костян и, как всегда, выпускал кольцами сигаретный дым. Перед ним разместили экраны с нескольких скрытых камер в квартире жертвы, а также колонки. Все, как и повелось.
– Следователи готовы? – спросил режиссер. – Отлично. Через полминуты звоните в дверь. Васек, давай, снимай.
На одном из экранов скрытая камера снимала прихожую. Щелкнул замок. Исаев отчетливо услышал голоса милиционеров – звукорежиссер мог бы работать в американской студии звукозаписи, если бы не пошел в эту дерьмовую передачу. Впрочем, здесь он больше заработает. Василию казалось, что каждый вздох, каждый шаг звучат еще отчетливее, чем если бы он находился рядом с ними.
– Кто?..
– Олег Уваров?
– Да. Кто это?
– Милиция. Открывайте.
– Че за херня?.. – прошептал под нос Олег, но Вася и это услышал. Парень открыл дверь с запертой цепочкой и натолкнулся взглядом на удостоверение.
– На принтере напечатали? – с сарказмом спросил Исаев.
– Это настоящие, – гордо проговорил режиссер. – И милиционеры, кстати, тоже. Фирма веников не вяжет.
Василий невесело усмехнулся. Несладко придется сегодня Олегу.
– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Впустите?
Пару секунд подумав и тяжко вздохнув, парень все-таки открыл дверь. Двое в милицейской форме вошли в квартиру. «Может, я отстал от времени, но с такими вещами не шутят», – тщетно подумал Вася, выхватив в окне лицо хозяина квартиры. Стояло жаркое лето, окна были открыты, и все комнаты идеально через них обозревались.
– Снимаешь? – взволнованно спросил Костян. – Сейчас ты не должен упустить ни одной детали. Скрытые камеры, конечно, по-любому все заснимут. Но лучше, если его реакцию мы снимем в хорошем качестве.
«Сейчас начнется», – подумал Василий и сглотнул.
– Мы из убойного отдела. Пришли по поводу вашей жены, – милиционер специально прошел вглубь квартиры, чтобы хозяин смотрел в сторону окна. Вася покорно настроил резкость и запечатлел крупным планом его глаза. – Ваша жена… давайте, присядем.
На этот раз лицо Олега попало под солнечный свет, и стала видна каждая пора на его коже. В глазах тревога, и с каждым словом следователя она становилась все сильней.
– Где вы были с трех до четырех часов этого дня?
– Хм… Вообще-то, я был на работе. Эй, о чем вы говорите? – кажется, вот-вот, и из глаз парня брызнут слезы.
– Понимаете…
«Быстрее, сволочи, хватит его мучить!»
– Ты снимаешь? – неожиданно спросил Костян.
– А то. Не упускаю ни одной сраной детали, – огрызнулся оператор.
– Да завали ты, придурок. – Константин достал мобильник и позвонил кому-то. – Это режиссер. Все готово. Можете приступать, – он демонстративно сложил телефон и, довольно выпучив глаза, уставился на Василия. Тот отвернулся в сторону экрана, не выдержав напор сурового взгляда.
– Ваша жена, Валентина Андреевна Уварова, умерла сегодня от рук неизвестного.
– Это что, такой прикол? Вы что, прикалываетесь, что ли, а? – истерично засмеялся Олег.
– Вот ее фотографии. Изнасилование. Десять ножевых ранений в грудь, шею и лицо. Скажите, вы были в хороших отношениях с женой? Скандалов не было?
– Камеру – вниз, на фотографии. Сними их получше. А потом – сразу на лицо лошка, – пробормотал режиссер. Когда Вася опустил камеру чуть пониже и приблизил объектив к стопке фотографий (их специально сделали больше, чем обычно, чтобы мелкие детали были видны по телевизору… и, конечно, чтобы сильней расстроить жертву), они вместе с Олегом увидели настоящее месиво, жуткую пародию на происки смерти. Глубокие черные раны, выплеснувшие на все вокруг литры неоднородной багровой жижи. Пальцы, погруженные в порезы на шее. Гримаса ужаса на разбитом лице. И глаза, залитые кровью, которые смотрят куда-то в пустоту между мирами. Уваров не заметил, что эти самые глаза на двух фотографиях повернуты по-разному, эта мелочь затерялась в танце кроваво-красного безумия. И, разумеется, лицо на фотографиях было идеально похоже на жену Олега только потому, что все различающиеся черты замазали красной краской.
Когда камера упорхнула вверх, к глазам хозяина квартиры, Василий вздрогнул от неожиданности. Это был совсем другой человек. Как будто парня, которого он снимал до сцены с фотографиями, подменили. Лицо – красное от шока. Слезы отчетливо бороздят щеки, и эти струйки блестят на солнце, словно хрусталь.
– Может быть, вы ошиблись?.. – молил Олег, уже не веря себе самому. – Почему вы уверены, что это Валентина?!
– Установили личность по паспорту, – жестоко отозвался милиционер. – Это ваша жена. И у нас есть все основания подозревать вас в убийстве. Соседи говорят, вы часто ссорились.
– Это ложь… – рыдающий парень поднял красные глаза на ментов. – ЛОЖЬ!.. – выкрикнул он, плача от боли, жалости, несправедливости, оскорбления, скорби, страха…
– Никуда не уезжайте, пока мы точно не установим ваше алиби, – каждое слово из этой фразы переставляли с места на место несколько часов, и в итоге она стала самой сложной для сценаристов. Привыкшие к коротким изречениям из блокбастеров и глупостям, которые несли с экранов бездарные актеры, они никак не могли придумать умную и убедительную фразу, состоящую из десяти слов (количество слов утверждали профессиональные лингвисты).
Милиционеры встали со стульев и молча ушли из квартиры. Они забрали фотографии. А иначе Олег мог увидеть какую-то несостыковку, предательскую деталь. На подобии глаз актрисы, на разных фотографиях смотрящих в различные стороны.
…Прошло полчаса. Уваров молча просидел на кухне, то посмеиваясь, то всхлипывая. Пару раз он вставал со стула и ходил по квартире… но затем снова возвращался на прежнее место и опять молча сидел, разглядывая руки. Вася уже не пытался ничего говорить режиссеру, он понимал, что это бесполезно. И вдруг Олег что-то задумал. Он начал одеваться, вытащил из тумбочки деньги, обулся и вышел из квартиры.
– Он вышел, – дрожащим от волнения голосом почти кричал Костян. – Не упустите его! Сообщите, куда он пошел! – он положил трубку и обратился к Василию: – Может быть, сейчас нам придется снимать его на улице. Как только мне доложат, куда он пошел, мы пойдем на улицу, и ты будешь снимать из автомобиля, как в прошлые разы… Алло! – ему опять позвонили на «сотовый». – Ага. Ясно. Это отлично. Это очень хорошо! – и снова Исаеву. – Все в порядке. Он просто пошел затариться водочкой. Сейчас будешь снимать, как он будет «давить пузыри». Лады?
– Может, все-таки скажете ему…
– ЧТО Я СКАЗАЛ ТЕБЕ В ПРОШЛЫЙ РАЗ, А?! – вспылил режиссер. – Сиди и молчи, если не хочешь расстаться с квартиркой!
Василий только тяжело вздохнул и продолжил выполнять возложенную на него работу. Тяжелую и ненавистную. А в это время Уваров вернулся домой. Как всегда, Костян достал диктофон и начитал:
– Как трогательно! Только жена ушла за порог, он сразу решил набухаться. Что за нравы у этих людей! А вы, друзья, не делайте так, как он! Поняли? Нет, что это я какое говно несу… – недовольно пробурчал режиссер, отключил запись и спрятал диктофон в карман. Похоже, негативные эмоции Олега передались даже ему.
Раздался звон. Первая крышка стукнулась на пол. Парень начал пить водку из горла. Сначала он сделал два смелых глотка, но потом не выдержал и все выплюнул. От такой неудачи он еще сильнее заплакал. Тогда он достал маленькую рюмку и налил водку в нее. На этот раз пошло хорошо. Василий не заметил, что у него самого потекли слезы. Он без удовольствия наводил камеру на бутылки, рюмки, на все более пьяное лицо хозяина квартиры. Каждое действие, связанное со съемкой, вызывало страшную, необъяснимую боль где-то внутри. С этим не шутят. Над этим не смеются.
Два всхлипа, и вот полилась песня. «Возьми мое сердце… – надломанным голосом завыл Олег. – Возьми мою душу… Я так одинок в этот час… Что хочу умере-е-е-еть… Тра-ля-ля-ля-ля… Твой мир я разрушил… По мне плачет только свеча… По мне плачет м-м-м…». Раздался истерический смех, и он запел другую песню: «От края до края… Небо в огне сгорает… И в нем исчезают… Все надежды и мечты… Но ты засыпаешь… И ангел к тебе слетает… Смахнет твои слезы, и во сне смеешься ты…» Вот, казалось, Василию уже понравился его голос, тембр, то, как он берет ноты… но следующие строки Олег безобразно проорал, изливая все горе, всю скорбь, скопившуюся в душе: «ЗАСЫПАЙ! НА РУКАХ У МЕНЯ ЗАСЫПАЙ!!! ЗАСЫПАЙ! ПОД ПЕНИЕ ДОЖДЯ!» И пение оборвалось. Парень просто плакал и смеялся. Они ждали мальчика всего через пару месяцев. У них могло быть все впереди… но какой-то негодяй убил Валентину. Изнасиловал и изрезал ножом. Залитые кровью глаза никак не уходили из его головы.
Залитые кровью контактные линзы, которые надела случайная актриса, так похожая на его жену.

9
… Он нашел самый грустный диск замой плаксивой группы и врубил магнитолу на максимум. Вокалистка заунывным голоском пела что-то про потерю себя, ложь и, конечно, самоубийство. Водка шла тяжело, но одну из бутылок он все-таки смог допить. Через двадцать минут он пустился в пляс. Разбил стакан. Рухнул на колени, причитая, что это стакан его жены. Он собрал в руки осколки, а потом снова кинул их на пол, так и не поняв, что с ними делать.
Ровно в половину седьмого щелкнул дверной замок. За громкой музыкой Олег этого не услышал. Он пытался подпевать хриплым голосом, и лучшие его успехи заключались в том, что он временами перекрикивал музыку. Почти упав и уронив большую белую тарелку (та не разбилась, а только завертелась на полу), он увидел Валентину, удивленно вставшую в дверях. «Олег, это ты, что ли?! Что здесь происходит?!» – кричали ее губы, но за музыкой ничего не было слышно.
– Эй ты там, гребаный звукооператор, почему не делаешь свою работу? – возмутился Костян, в очередной раз ругая телефон. – Я хочу слышать каждое их слово!
Но исправить ничего не получилось. Наведя камеру на лицо Олега, Василий увидел смертельный испуг. «Валя? – спрашивали его губы. – Валя, это ты?» «Что тут происходит?!» – снова закричала жена, и на этот раз ее слова четко раздались в колонках режиссера.
Неожиданно на лице Олега пошли странные изменения. Это была то ли гримаса, то ли нервный тик. О, нет, Исаев понял это только тогда, когда было поздно: это была улыбка. Олег, все еще пугаясь и не ориентируясь в пространстве, широко улыбнулся и попытался подняться. Валентина, похоже, боялась его сейчас, и поэтому сделала шаг назад. Пьяный парень расценил это иначе: «Не уходи». Вася дрожащими руками сбил резкость и тут же судорожно принялся ее настраивать. Получилось даже еще более убедительно. Как помехи, возникнувшие при паранормальном явлении. «Не уходи, пожалуйста, Ва-а-а … ик… Валя…» – Олег, шатаясь, медленно протянул к ней руки. Словно призывая божество во время молитвы. Женщина и правда выглядела немного божественно, стоящая в проходе, освещенная сзади яркой лампой. Свечение лилось по ее волосам, и парень, наверное, думал, что видит призрака. Он был пьян. Выпил столько, что другой уже давно отключился бы. Но Олег, шатаясь и протягивая руки на свет, только улыбался и просил ее не уходить.
Горящий ярким свечением силуэт женщины исчез. Она испугалась и побежала звать на помощь. Руки парня опустились. На лице его застыла пустота. Ни радости, ни отчаянья, ни скорби… только пустота непонимания. В глазах этих не было ни одной мысли. И вдруг он снова сказал что-то. Он повторял это, тихо шепча, и Василий наконец смог прочитать это по губам.
– Я сейчас приду к тебе. Я приду. Сейчас я приду к тебе. Сейчас. Я приду к тебе.
Шаг, два, и вот, он уже на лоджии. Сердце оператора бешено застучало. Казалось, у него самого сейчас случится сердечный приступ. Сильно пьяный, Уваров долго не мог забраться на ящик, стоящий у перил. Но он не уснул, не отключился, не протрезвел, он не упал на пол лоджии. Он спокойно забрался на ящик и посмотрел вниз. Седьмой этаж. Никаких шансов.
Ни слова режиссера, ни страх перед долгами больше ничего не значили. Вася поднялся из-за камеры, резким движением распахнул окно и закричал. Так громко, как только мог. Закончив фразу, он сорвал голос.
– ОЛЕГ! СТОЙ! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! ТЕБЯ СНИМАЕТ СКРЫТАЯ КАМЕРА! ТЕБЯ СНИМАЕТ С-К-Р-Ы-Т-А-Я!!! К-А-М-Е-Р-А!!!
Олег поднял красные глаза на Василия. Он услышал его. Расслышал каждое слово, несмотря на то, что за спиной его грохотала музыка. На лице его появилось раздражение. Скорбь. Боль непонимания.
– Пошел в жопу! – крикнул в ответ Олег и прыгнул вниз.
Как мешок с тряпьем, он полетел, вращаясь в воздухе. Через секунду тело застыло на асфальте. Четко, очень четко Василий услышал оглушительный щелчок, снова и снова отражающийся эхом от стен домов. Голова его закружилась. Ноги потеряли опору. Он упал на пол, схватился за голову. Ему стало тошно. И слова Константина, раздавшиеся за его спиной, уже не были им услышаны:
– ЭТО ИЗ-ЗА ТЕБЯ он покончил собой! Из-за того, что ты разозлил его! Что ты теперь будешь делать, борец за справедливость?!

10
… Они обыскали квартиру Уваровых и вытащили все микрофоны и скрытые камеры, пока жена Олега не вернулась. До того, как участковый милиционер вошел в их квартиру, черная иномарка уже подъезжала к студии. Режиссер собрал всю съемочную группу в коридоре у комнаты для монтажа. Он долго ходил и что-то бормотал, а потом достал мобильный телефон со словами:
– Так, я понял, мне надо перетереть с шефом. А вы все идите домой. Нечего тут ошиваться! – Костян ушел в туалет беседовать с продюсером, и звукорежиссер с начальником охраны и другими помощниками последовали вышенаписанному совету. Василий присел на стул перед дорогой. В его мыслях царил сумбур.
– Ты еще здесь? – спросил Константин, выйдя из туалета. – Чтобы завтра пришел к десяти на совещание, а сейчас вали в свою хибару. И только попробуй кому-нибудь проболтаться. Мигом… кхе!.. неустойку влепим, – он вытащил из кармана ключи от машины, о чем-то попытался вспомнить и ушел на улицу со словами:
– Я все взял, ничего не забыл? Вроде, все.
Студия была заперта. Ну конечно, кто захочет, чтобы капались в материалах, которые никогда не попадут в эфир? Только посвященные – продюсер, директор и режиссер имеют доступ в эту комнату. Василий нечасто бывал там, да и то под присмотром Константина. И она была закрыта, как та комната из сказки про Синюю Бороду. Комната в конце коридора, к которой нужен самый большой ключ. Комната с мертвыми женами Синей Бороды, подвешенными на крюках. Вася невесело хмыкнул… и вдруг увидел на столе ключи. Он как раз присел завязать шнурки и увидел их на столе под грудой бумаги.
Сначала ему показалось все это сном. Но потом он понял, что действительно может сейчас взять эту связку ключей и пройти в комнату для монтажа. И никто ему в этом не помешает, потому что режиссер уехал на встречу с продюсером… Похоже, Костян действительно забыл что-то важное, и подозрения его были небеспочвенны. Это были ключи от студии. Ключи от всех тайн. Мрачных секретов его, да и всех этих ублюдков тоже.
Появился странный азарт, когда Василий вынимал связку из-под листа с таблицей дежурств. Еще больше адреналина влилось в кровь, когда третий по счету ключ подошел к замку, и тот, щелкнув, открылся. Исаев положил связку в карман и тихо закрыл за собой дверь. Похоже, скрытых камер здесь не было.
Зато видеоаппаратура была на месте. Любой другой заинтересовался бы ей и подумал бы, как ее вынести отсюда. Но взор Исаева пал на стеллаж с видеокассетами. Точнее на полку, которая давно интересовала его. Сюжеты, которые никогда не попадут в эфир.
На этой полке он увидел и кассету с лаконичным, но содержательным названием: «Игнат срет на Арбате». Странно, но кассета с точно таким названием стояла и полкой ниже. Кажется, этот сюжет как раз попал в эфир. Так почему одна из кассет стояла на полке с неудачными сюжетами… и почему их, черт возьми, ДВЕ? Даже не осознав своих действий, Вася вытащил кассету и вставил ее в видеомагнитофон. Воткнул систему в сеть, включил проигрыватель и монитор и начал ждать.
И он получил ответ, которого не ожидал.
Качество съемки было невысоким – на уровне ручных видеокамер, которые можно купить в любом магазине электротехники. Василий вспомнил, что во время съемки самого первого сюжета в машину к ним заглядывал человек с такой же камерой. Похоже, именно он и сделал эту запись.
Да, там действительно была толпа людей. Недалеко от главных событий съемки – Игната, разводящего на улицах беспредел. И, конечно, «скорая помощь». Да, действительно (Исаев вспомнил это), в конце сюжета одной пожилой зрительнице стало плохо с сердцем. Именно поэтому и вызвали врачей.
И вот теперь Вася видел на экране эту самую «скорую помощь», которая становилась все больше с каждым шагом оператора. Растолкав людей в толпе, он прорвался в центр. Бабушку с гримасой боли на лице везли к красно-белой «газели» под пестрое мерцание мигалок.
«Ей стало плохо тогда, я помню это. Кажется, она осталось жива», – думал парень… как раз тогда, когда из колонок не раздались голоса врачей в плохом качестве:
– Мы можем потерять ее! Быстрее, быстрее! Да разойдитесь же вы!
Похоже, именно оператор преграждал врачам путь. Но санитары сумели прорваться к машине и погрузили в нее носилки с умирающей бабушкой.
– Руки! – крикнул врач, достав из ящика контакты дефибриллятора. – Разряд!
Тело дернулось и снова застыло. Доктор тихо скомандовал медсестре, и та сделала укол в руку пожилой женщине.
– Разряд! – снова предупредил врач, и опять тело старухи лишь вздрогнуло. Медсестра пощупала пульс и с убитым выражением лица что-то сообщила доктору. Врач сам измерил пульс пожилой женщине… и уже его голос Вася услышал отчетливо.
– Женщина мертва. Похоже, сердце остановилось уже давно… говно сраное, хм.
Василий вздрогнул. Значит, старуха все-таки умерла? Да, похоже, это шоу действительно стоит не только больших денег… но и многих загубленных жизней. Кто не умрет, тот будет жить с психологической травмой. Каждый сюжет этого шоу стоит кому-то жизни.
Исаев посмотрел еще пару сюжетов и понял, что не может поступить иначе. У него есть выбор, но он никогда не продаст свою душу за деньги. Никогда. Он вытащил из кармана полиэтиленовую сумку и положил в нее несколько кассет (в том числе сюжеты про погибшую старуху, униженную в сквере женщину и доведенного до самоубийства Олега Уварова). Вышел из студии и пошел по улице вслед закату.
Туда, где найдется управа на этих недоносков.

11
Через пять минут после того, как Василий Исаев покинул комнату для монтажа, подъехали режиссер, продюсер и глава охраны.
– Ты что, не закрыл за собой дверь? – пробасил с нажимом продюсер.
– Кто-то… ВЗЛОМАЛ СТУДИЮ! – возмутился Костян. В этих словах чувствовалась не только злоба, но и страх.
– Что пропало? – поинтересовался олигарх, уже не сомневаясь в ответе.
– Кассеты… Те сюжеты, которые не войдут в эфир…
– ХАНА, – заключил продюсер.
– Это Васек Исаев, точно он! Он оставался здесь, когда я уходил, – лепетал Константин, садясь на стул. – Он предал нас. Предал. Он уже давно собирался сделать. И сейчас эти кассеты попадут в руки этим уродам из ФСБ, КГБ, ФБР, и всех нас… ПОСАДЯТ ЗА РЕШЕТКУ! ВСЕХ!
– Тихо! – рявкнул продюсер. – Это точно он?
– Да, он, он…
– Возможны два варианта, – рассуждал олигарх. – Если он понес их себе домой, можно позвонить ему и договориться о цене. Думаешь, он сразу понесет эти кассеты в прокуратуру или сначала захочет посмотреть их? – этот вопрос предназначался уже главе охраны.
– Это трудно предугадать, шеф… Я думаю, возможны разные варианты, – ответил полковник.
– Но… черт, если он сразу понес их в прокуратору – мы даже сделать ничего не успеем! Но тогда у нас совсем мало времени. Полчаса, десять минут, Я НЕ ЗНАЮ, на хер! – взвизгнул толстяк.
– Сколько бы времени не было, мы успеем, – отмахнулся глава охраны. – Мои парни в Афгане воевали, и таких шкедов пачками мочили. И сделать это нужно прямо сейчас, я правильно понял? Судью, конечно, можно подкупить, но ведь ни к чему, чтобы об этих кассетах вообще кто-то узнал?..
– Ну, надо, так надо. Мочим ублюдка.
После того, как продюсер сказал эти слова, режиссер посмотрел вверх выпученными глазами и пискнул откуда-то снизу:
– Эй, эй, секунду… А если это не он? Если это кто-то другой спер кассеты? Вы все равно убьете Васька?
Начальник охраны прочистил горло и, покровительно глядя на Константина, констатировал:
– Если появится у прокуратуры, значит: вор он.

12
Далее события развивались следующим образом. Пятьдесят, а то и сто подставных милицейских отрядов поставили рядом со всеми отделами милиции, зданиями прокуратуры, ФСБ и других спецучреждений. Столько же наемных убийц пряталось в автомобилях рядом со входами этих домов. Когда разыскиваемый человек (он нес с собой полиэтиленовую сумку, набитую видеокассетами) появился у главного здания прокуратуры, одна из иномарок дернулась с места. Из окна машины высунулся черный ствол, и раздался грохот. Человек замертво упал на мостовую, начав биться в конвульсиях и расплескивая повсюду кровь из прострелянного горла. Алые струи потекли по асфальту, пылая в лучах закатного солнца. Подставные милиционеры окружили место убийства. Из здания прокуратуры выбежали следователи, охранники и прочий персонал. Зеваки бесцеремонно толпились вокруг трупа. Кто-то охнул, кто-то упал в обморок.
Подставная милицейская бригада, сформированная из сотрудников охранного предприятия «Никому не верь», протянула ровно столько времени, сколько требовалось Игнату и Михану, чтобы приехать на место преступления. Когда актеры вышли из автобуса (вслед за ними ассистенты вынесли камеры и осветительные приборы), толпа сначала смолкла… а потом зарукоплескала.
– Вас снимает скрытая камера! – улыбаясь, прокричал Игнат. Было видно, что он пьян. Да и Михан был не лучше.
Они были одеты в слащавые бутафорские наряды врача и милиционера. Рукава очень длинные, воротники косые, а штаны больше напоминали шорты. Игнат был в синей форме с погонами генерала и помятой каске, а Михан – в розовом и крайне кривом костюме врача.
– Сейчас мы поставим его на ноги! – прокричал Михаил под громкий хохот. Люди поверили в то, что это шоу. В наше время возможно все.
Михан достал клизму и подошел к телу под нервные смешки. Снял с покойника штаны и воткнул в задницу резиновую грушу. Пару раз сжав ее, Михан скорчил надменную рожу. Зрители зааплодировали. Это был фурор.
– Будет жить! – крикнул Михаил, а Игнат добавил:
– Но протокол я все равно составлю!
Толпа еще громче захлопала в ладоши. Раздался искренний, веселый смех. А затем актеры подняли мертвеца и понесли к телевизионному автобусу. Оборудование погрузили внутрь, и они уехали, оставив для веселящейся толпы потеки темной крови на асфальте.
Если кто-то спросит, почему во время представления использовалась настоящая кровь, они сказали бы, что актер сам сдал ее двумя днями раньше для пущей убедительности.
Но никто не спросил.

13
Была чудная летняя погода. Ветер шелестел ядовито-зелеными листьями, сбивая насекомых и росу. Облака огибали солнце и падали за горизонт. Вилла миллиардера напоминала средневековый замок, особенно утром, когда тонула в собственной тени.
Из нижних окон особняка доносились звуки телевизора:
«Нет, сегодня не первое апреля! Но все равно верить никому нельзя! Мы снова с вами, как и всегда. Каждый будний день – развлекательное шоу «Никому не верь!». Итак, мы начинаем…»
Выше, на огромном мраморном балконе, облокотившись о белые перила, продюсер и глава охраны мирно беседовали. Что-то вспомнив, полковник почти прокричал:
– Ах, да! Пару дней назад в офис нашему директору звонил отец Василия Исаева. Мы ему ясно дали понять: его сынок взял аванс и уехал на Гавайи. А этот дурак все не верил, представляешь? Говорит: «Мой сын позвонил бы, предупредил бы!» Но мы все разрулили. Сказали: «Ты, мол, не кидайся на нас с обвинениями. Твой сынок на тебя забил и смылся за границу, а ты лох поганый». После этого поверил. Похоже, у них с сыном были не такие уж и хорошие отношения. Хм… Кстати, а что ты будешь делать с этими кассетами?
– Не понял, – миллиардер загадочно улыбнулся.
– Если эти кассеты представляют для вашей говеной конторки такую уж опасность… то почему бы тебе не выкинуть их на хер?
Полковник воевал в Афганистане и Чечне, и именно там набрал сотрудников для охранной фирмы – опытных, дисциплинированных убийц. Он всегда общался с олигархом на равных, потому что был главным по части человеческих жизней. Продюсер же, главный по части денег, никак не мог обойтись без такой ценной помощи. Можно сказать, что на полковнике держался весь его бизнес.
– Ну, конечно: кассеты потом будут нам нужны, – ответил толстяк. – А ты как думал? Я просто так их храню, для адреналина, что ли? – миллиардер, шутя, подмигнул старику. – Что думаешь насчет режиссера Костяна? Ты у нас опытный в этих делах, да и возраст уже… Костян так сильно разнюнился там, в студии, что я подумал: а не убрать ли и его тоже?
– А зачем? – ответил полковник. – Мне кажется, боясь нас, он будет выполнять свою работу еще лучше. Ну а если не будет, только скажи. Мы с ним мигом разберемся, – сказав эти слова, глава охраны сложил пальцы в форме воображаемого пистолета. Но потом снова спросил: – И все-таки, зачем нужны эти сраные кассеты?! Ты же их все равно не собираешься выпускать в эфир! Да они только место занимают!..
– Пока. – Сначала полковник не понял сказанного продюсером, но тот уточнил: – ПОКА они не нужны. А потом они пойдут нарасхват.
Глава охраны начал кривляться, но лицо миллиардера посуровело. Он дал понять деду, что шутки окончены, и сказал:
– Я выпущу DVD. А потом, через пару лет, покажу по телику. Это принесет неплохие барыши.
Давясь от смеха, старик прохрипел:
– Да кто будет смотреть это дерьмо?! Ха-ха-ха! Ну, ты загнул! Такого по телевизору никогда не покажут!
– Покажут, – продолжал продюсер на полном серьезе. – Я никогда не терпел, когда деньги пропадают зря. Но в шоу «Никому не верь» ни один кадр не пропадет, поверь мне, даже самый неудачный. Та попса, тот сор, безвкусное большинство сюжетов, снятых этими уродами, я выкидываю в эфир. А избранное, где есть изюминка, какая-то ценность, я оставляю напоследок. Потому что время приходит. Вспомни: лет десять назад шоу «Никому не верь» никто смотреть бы не стал. А лет двадцать назад за это посадили бы в тюрьму. Замечаешь, в чем соль, дед? Время идет вперед, публике нужен новый корм для мозгов, еще жестче и забористей, чем раньше. Люди звереют. Что у нас показывают сейчас по телевизору? Любительские записи смертей и катастроф. Качество – ноль. Но телевизионщики душу продадут за такие сюжеты. Потому что время приходит.

18 мая, 2008 год,
г. Саратов

Рассказ. Жанр: циничный триллер в грубой эротической форме.
Автор – Григорий Кабанов ( lifekilled / ynbIpb )

Предупреждаю: есть очень уж откровенные сцены. Так что лучше не читайте, лица до 18.

НИКОМУ НЕ ВЕРЬ

1
Вася оглянулся на отца. Как всегда, папаша смотрел по телевизору циничное шоу «Никому не верь». Иногда он корчил рожи, порой в цвет матерился, временами смеялся. А вот сейчас просто вскрикнул, пытаясь прикрыть наглую улыбку:
– Вот засранцы! Хе-хе!
Парень невольно ухмыльнулся. Только такой порочный смех может быть настолько заразительным. Действительно, шоу пришлось по душе пятидесятилетнему мужику, хотя тот и родился в СССР и был взращен на идеологии равенства и справедливости. В шоу же налицо было прямо противоположное.
Это было и на Арбате, и на Красной Площади, где угодно, но там был этот нищий, размахивающий членом и распугивающий своим грязным достоинством мирных граждан. Гуманные телевизионщики, разумеется, заслонили этот орган мерцающими квадратами, и зрители вряд ли могли увидеть его во всех подробностях… зато прохожих, видящих все В РЕАЛЬНОСТИ это никак не могло успокоить.
– Папа, я сегодня иду на собеседование, – попытался Василий отвлечь отца от этой отвратительной программы, но мужик только хрюкнул и заржал, как охрипшая лошадь. – Я нашел отличную работу, там зарплата будет гораздо выше… чем в этой дурацкой конторе. Я от нее устал и, надеюсь, на новом месте мне больше понравится. Тем более, за такие деньги.
– УБЛЮДКИ! ИЗВРАЩЕНЦЫ! – взвыл отец и залился звонким хохотом. – Это ж надо так придумать! Нет, это ж надо так придумать, сынок, а?
Проходящая мимо старушка уронила ведро с яйцами, и некоторые, выкатившись на асфальт, безвозвратно разбились. Раздался припадочный смех за кадром. Следом девушка с собачкой, глядя на нищего извращенца, поскользнулась и чуть не раздавила своего пса. «Не волнуйтесь, вас снимает скрытая камера!» – гортанно прокричал бродяга, продолжая трясти детородным органом перед лицом изумленной девушки. «Да уж, так ему и поверят», – невольно подумал Василий. Еще секунда, и выбежав на улицу, грязный алкаш чуть не спровоцировал дорожно-транспортное происшествие. Низенький школьник с большим ранцем чудом ускользнул от несущегося на всех парах автомобиля. На лице мальчика проскользнула гримаса отчаянья. Голос за кадром переврал это на свой лад: «Это дитя чуть не умерло от смеха!» «Да, да, ему было смешно прямо как мне сейчас» – подумал с грустной иронией Вася и тяжело вздохнул. Пожалуй, реклама, скользнувшая по телевизору, была лучшим подарком на этот день.
– Всегда так. Чем лучше передача, тем больше в ней рекламы. И все из-за сраных капиталистов, – заключил отец, после чего, наконец, поинтересовался: – Так что ты сказал, сынок? Там будут больше платить?
– Гораздо больше, – без удовольствия откликнулся парень.
– Так это же хорошо, – безразлично подметил папаша и добавил: – Эх, пойду поссу, пока реклама. Там дальше самый смак…

2
Василий Исаев, закончив обучение, подался в репортеры. Четыре года он смирно проработал на канале новостей, но вот сейчас решил, что с него достаточно. Постоянные стрессы, какие-то глупые поездки, толкотня в Кремле, где камера так и норовит разбиться… После того, как деньги за поломанное оборудование взяли с коллег (репортеры пытались забраться на винноводочный завод, и охрана разбила им объектив; это обошлось оператору в приличную сумму, что было очень обидно), Вася купил газету «Работа сегодня» и начал лихорадочно звонить по всем вакансиям, отдаленно похожим на поиски телеоператора. И, наконец, он нашел то, что искал. В одну из передач требовался оператор с опытом работы, умеющий снимать на открытой местности. Как же он был удивлен, когда, придя в офис, обнаружил там директора телешоу «Никому не верь».
– Я пришел по объявлению. Я оператор с опытом работы на канале новостей, – продекламировал единственный в мире противник этой отвратительной передачи, только чтобы день не был потрачен впустую. Ведь зачем-то он пришел, а значит нужно попытать судьбу. А вдруг здесь и правда платят хорошие деньги? У шоу бешенные рейтинги, его смотрят во всех странах СНГ.
– Да вы просто клад для нас! – ослепительно улыбнулся директор, и обстановка разрядилась. Парень смотрел на толстяка в белом костюме, счастливо улыбающимся, и подумал, что не так уж и плох этот мир, если в нем есть такие веселые люди. Быть может, у них действительно есть чувство юмора?..
– Значит, вы берете меня в штат? – признаться, у Васи даже появился азарт.
– Я, разумеется, перед этим наведу о вас справки, позвоню на прежнее место работы… Но если вы действительно работали в новостях, считайте, что место в штате вам обеспечено. Хм… да я прямо сейчас все вам и расскажу, чтобы пока мы разбираемся с мелочами, вы не упорхнули к конкурентам.
Исаев состроил умное лицо и показал, что он действительно тот, кто им нужен, и он слушает.
– Работа у нас несложная. В основном вы будете производить съемку, не выходя из автомобиля. Мы можем даже сделать вам штатив, у нас есть на это средства. И несмотря на простоту задачи, оклад у нас, честно вам скажу, немалый. Вы сами понимаете: рейтинг и все такое. Разумеется, на вас ложится и огромная ответственность. Вы должны заснять все, что нужно, наводя камеру на лица тогда, когда вам об этом говорит режиссер. Вы не должны упускать ни малейшей детали. Но, я думаю, что человеку, работавшему в новостях, это не составит труда. Правда?
– Без шуток, я снимал приличные репортажи в таких условиях, в которых ни один мой коллега не смог бы работать, – неожиданно для себя похвастался Вася, и не смог скрыть улыбки, услышав слова директора:
– А знаете, давайте вы просто поговорите с нашим режиссером и сегодня же приступите к работе? Все равно звонок на канал новостей ничего не даст, а профессионал вполне сможет разобраться, что вы из себя представляете. Вот вам его телефон. Обо всем с ним договоритесь и считайте, что вы уже купили новый автомобиль. Кстати, у вас его еще нет? Хи-хи… Будет!

3
– Это ты наш новый оператор? – спросил с вызовом режиссер. – Посмотрим, что ты сейчас снимешь.
Даже на вид эта камера, которую дал ему режиссер, была гораздо дороже тех, которыми Василий пользовался на прежнем месте работы. Парочка планов природы, детальный план лица девушки, отдаление, фокусировка. Движущийся по шоссе фургон. И, конечно, эффектное лицо самого режиссера.
– Комментируйте, пожалуйста, ваше последнее решение по поводу падения курса евро, – отчеканил Вася и улыбнулся в ответ на одобряющую ухмылку.
– Костян. Я вижу, ты художник в своем роде. Так давай пойдем в студию и обо всем поговорим, – режиссер подал Исаеву руку. Василий пожал ее, почувствовав при этом уважение. Через пять минут они сидели в маленькой студии с микрофонами, мониторами и прочим оборудованием. Особенно приковывал к себе взгляд огромный микшерный пульт и стоящая в углу электрогитара.
– У нас тут живая музыка, – заметил Костя. – Хоть мы и не арендуем никаких павильонов, но у нас все же не деревня какая-нибудь.
– А где вы записываете смех? – просто так, чтобы поддержать разговор, поинтересовался Вася.
– Мы все, что нужно, еще два года назад записали. А на фиг по десять раз одно и тоже записывать?
– Логично, – согласился парень и взглянул на полку с видео кассетами.
– Через два месяца закончатся отснятые серии, – буднично пробурчал Костян. – Нам нужны новые, еще горячей, веселей, отвязней. Ты с нами, парень?
– Дайте камеру и зарплату, и я с вами по жизни.
После этих слов Василий Исаев сам про себя подумал: «Ну я и продажная шлюха…»

4
Кому-то покажется это странным, но тот нищий извращенец, размахивающих своим достоинством перед лицами прохожих, тоже был актером. Уже два года это шоу отбирало для своих проделок лучших артистов театра… которые пойдут на все ради славы. А в «Никому не верь» слава была обеспечена. Денежное вознаграждение тоже находило всех желающих.
Были и уже устоявшиеся актеры. С самыми неприятными лицами и скрипучими голосами, они изматывали москвичей, действовали им на нервы, и никогда не извинялись. Единственная фраза, которую можно было бы рассудить, как извинение, звучала так: «Вас снимает скрытая камера». Если после этого прохожие начинали материться и махать кулаками, это было только на руку владельцам шоу. Писк, заглушающий ругань, как ничто иное повышает рейтинг любой телепередачи. Как сказал бы отец Василия (но никогда не скажет об этом шоу): «И все из-за сраных капиталистов».
Игнат и Михан любили изображать извергов на глазах у всей страны. Вылетевшие из театра за пьянку, они стали кумирами фэнов «Никому не верь» и мгновенно превратились в суперзвезд телевиденья. Сколько было пролито истерических слез от истошно смеющихся над ними обывателей!
Вот и сейчас Игнат был на высоте. Немного странно было видеть его в пяти метрах, сквозь тонированное стекло автомобиля. Еще удивительней было видеть его через объектив камеры. Василий ненавидел его всей душой, и то, как отец смеялся над его проделками. Странным было то, что при взгляде сквозь объектив никакой ненависти не возникало. Так же, как съемка нищих или бунтующих студентов, или трупов в криминальной хронике. Цветовые пятна, и главная задача – заснять их все. Больше ничего, рутинная работа.
«Нам нужен смелый и очень смешной сюжет, – говорил продюсер режиссеру перед съемкой эпизода. – Мы должны вернуться к истокам всех шуток на Земле. Нечто с душком. Знаете, такое пошловатое. Скажем, человек, срущий посреди Арбата».
СКАЗАНО – СДЕЛАНО.
Пятнадцать минут назад техники разместили повсюду невидимые микрофоны. Подъехала «газель», из ее недр вытащили белесый унитаз и поставили посреди тротуара. Можно было подумать, что кто-то купил его и поставил здесь, чтобы затем погрузить в такси. Но когда вышел Игнат, все встало на свои места.
– Камера – мотор, – прошептал режиссер на ухо Василию. Загорелась красная лампочка, и съемка пошла. – Как звук? – спросил Костян по мобильнику. – Отлично. Я хочу (это очень важная режиссерская задумка и деталь композиции), чтобы был слышен каждый пердешь этого говнюка. Только не громко, а чтобы… ну, да, все правильно. – Он набрал другой номер (видимо, Игната) и продекламировал: – Твой выход. НАЧАЛИ!
Игнат, одетый в новенький черный костюм с бирками, снежно-белую рубашку и новые ботинки, но все такой же небритый, как и всегда, вышел из-за угла. Режиссер едва слышно охнул от возбуждения. Вася непроизвольно подумал: «Да он сейчас обкончается. Да, Костян так фанатеет от своей работы, что ему даже телки не нужны». Тем временем Игнат подошел к унитазу, снял выглаженные штаны («Жопу крупным планом», – прошептал режиссер, и Исаев повиновался) и присел на унитаз. Потянувшись и скорчив свою коронную отвратительную гримасу отсутствия чувства юмора, за которую маститые режиссеры готовы были отдавать миллионы, человек как бы просел на стульчаке. Только волосатые коленки засверкали в лучах полуденного солнца. Василий неожиданно для себя сделал вывод: «Хоть бы ветер не подул в нашу сторону, хоть бы эта проклятая вонь не достала нас». Что касается прохожих, то они ощутили ее спустя пару секунд после первого же натужного оханья Игната. Удивленно и возмущенно косились они на морального урода, справляющего нужду на глазах у всех. В автомобиле снова и снова раздались трещаще-шипящие звуки и оханье людей. Звукорежиссер искусно сортировал информацию со всех микрофонов и отправлял результат на колонки, стоящие под боком у Константина. Режиссер достал диктофон и записал на него придуманные слова для фонограммы:
– Кто это там так громко стонет? Да что вы в самом деле, господа! Человек справляет естественную нужду, что в этом такого? – отвлекшись от комментариев, Костян скомандовал Василию. – Крупным планом лицо женщины в красной кофте. Отлично! Восхитительно! Теперь лицо вон того старика. Прекрасно! Общий план. А теперь снимай лица всех, кто возмущается и проходит мимо. Так, погоди! Игната, Игната! Ох, как же смачно он проперделся… Звезда!
Выполняя команды, Вася все больше убеждался, что участвует в чем-то незаконном. Это чувство становилось все сильнее с каждым новым недовольным лицом. И еще он понял, что все-таки ненавидит Игната. Обычно, выполняя свою работу, Исаев не уделял внимание смыслу, а лишь самой композиции, четкости, детальности. Но в этот раз проняло. Натянутые, напряженные, небритые щеки, бело-золотые зубы и злобный взгляд этого морального урода он нескоро забудет.
Раздался еще более оглушительный дующий звук, несколько женщин синхронно матернулись, а старик начал возмущенно орать… но Игната не пронять. Только еще громче что-то хрипело под белым фарфором.
– Быстрей! Детальным планом – мочу, вытекающую из-под унитаза! Ах, восхитительно…
И все-таки ветер подул в их сторону, и отвратительная вонь наполнила салон автомобиля.
– И запах какой восхитительный, – не выдержал Василий, и Константин недовольно хмыкнул. Все это начало надоедать. Если бы Исаеву не заплатили приличный аванс, он прекратил бы съемку прямо сейчас и убежал бы в сторону заката. Но вкус денег частично перебил негативные эмоции этого отвратительного действа.
Наводя камеру на все новые обозленные лица, снимая их по всем правилам, не уставая настраивать резкость, Вася понимал, что такая работа ему явно не по душе. Он мог снимать кислые мины на похоронах… но только не людей, которых оскорбил сам. Он из штата «Никому не верь». Все эти люди ненавидят и его тоже.
Старуха в бежевом свитере попала в кадр.
– Снимай ее, – говорил Костян. – Ох, как внимательно она смотрит на Игната. – И, включив диктофон, зачитал для фонограммы. – Эта женщина удивлена, она увидела своего кумира! Держите ее кто-нибудь, а то она сейчас кинется и возьмет его дерьмо на память… а то и съест! Смотрите, у нее уже слюнки потекли!
Василий с тревогой наблюдал, как руки бабушки метнулись к груди. Нет, в глазах ее было не восхищение, а предсмертная агония. Похоже, сердце ее не выдержало увиденного. Через секунду пожилая женщина в бежевом свитере замертво упала на землю. В сердце Исаева похолодело.
– Костян, эта старуха, ей плохо! – взвыл Василий.
– Спокойно, снимай других людей, выполняй свою работу, – махнул рукой Костян.
– ЕЙ НУЖНО ПОМОЧЬ! Она же умрет!
– Я обо всем позабочусь, продолжай снимать, будь ты неладен! В эпизод вложены деньги! – Константин достал мобильник и размеренно проговорил: – Кто-нибудь, вызовите «скорую». Видите женщину? – И, набрав другой номер: – Игнат, не отвлекайся, продолжай играть! А ты снимай! – прикрикнул на Василия режиссер, и ничего не осталось, кроме как продолжать съемку. Бабушке помогут, а деньги на деревьях не растут.
Парень, шедший по улице, подбежал к Игнату и схватил его за пиджак.
– АССИСТЕНТЫ! – почти крикнул Костян в телефонную трубку, и несколько огромных мужиков уволокли прохожего подальше от «артиста».
«Сволочи. Говнюки», – перебирал выражения Василий, продолжая снимать недовольные лица. Запах давно проник в салон машины, и Исаев понял: он завяз с этими прохожими в одном дерьме.
Подъехала «газель» скорой помощи. Парень покосился в сторону от экранчика камеры (на нем снова застыла рожа Игната, и Вася на нее смотреть не собирался). Он увидел, как толпу, окружившую старуху, буквально расталкивают санитары в зеленоватых халатах.
– Если она умрет, я уволюсь, – Исаев понял, что сказал это вслух. В другой ситуации он пожалел бы об этом.
– Я сейчас скажу парням, чтобы узнали, что с ней. Думаю, ничего серьезного. Продолжай снимать. – Следующие слова Василий не ожидал услышать от Константина. – Покажи общим планом «скорую помощь».
«Неужели они собрались показывать в юмористической передаче смерть старухи?» – негодовал Вася, захватив объективом лица врачей. Они пожимали плечами и, похоже, уже никуда не торопились. Быть может, все? Женщина мертва? Такую реакцию можно увидеть в каждом фильме про врачей. Мигалки погашены. Скорая тронулась и неторопливо исчезла за поворотом.
Костян снова зачитал в диктофон:
– О, атмосфера накаляется! Чей-то желудок не выдержал или у кого-то сорвало крышу? А может, врачи просто приехали посмотреть на Игната? Да дайте же, наконец, человеку спокойно покакать! Звездам тоже надо справлять нужду!
«Замолчи, ублюдок!» – еще секунда, и Вася бы врезал ему. Но внезапно открылась дверь, и в иномарку заглянул парень с маленькой видеокамерой в руке. В этот момент Исаев смотрел через объектив и не видел, как жестами режиссер показывает помощнику, что делать. Указательным пальцем – на Исаева. Воображаемым застегиванием молнии у рта и выкидыванием ключика. Жесты эти означали: не говори правды, лучше соври ему.
– Старуха жива, – фальшиво пробормотал парень. – С ней все в норме. Я все заснял на камеру, Константин, как вы и просили.
«Зачем им понадобилось это снимать?!» – раздался крик в сознании Василия… но тем не менее, у него отлегло от души. Он не видел всех этих жестов и купился на ложь о том, что старуха осталась жива.

5
– Все отлично снято, молодцы, – сказал продюсер «Никому не верь». Директор стоял за его спиной и показывал, что нужно говорить спасибо, кланяться и лизать продюсеру зад. – И ты молодец, – обратился толстяк к Василию. Парня объяла гордость. – С твоим приходом качество наших сюжетов заметно возросло. Когда доснимите сезон, я всем вам отстегну дополнительную премию. Рейтинг нашей передачи взлетит еще выше, я в этом уверен. И я с удовольствием пущу в эфир больше рекламы. Так держать, парни!
– Ну, что вы, – прислуживал Костян. – Это полностью ваша заслуга. Вы всегда знали, куда нужно вкладывать деньги, и нам остается только слушать ваши гениальные идеи.
«А где вы берете свои идеи?» – возник дежурный вопрос, но Вася решил его не озвучивать. И так ясно, где. Там никогда не светит Солнце.
– Вам нужно напрячься, парни, слышите меня? – продолжал продюсер, и директор скорчил озабоченную рожу. – Нам нужны еще более скандальные сюжеты. Еще более отвязные.
– У меня вчера возникла идея… – запинаясь, промямлил режиссер. – Может быть, разыграем стариков в доме престарелых? Подсыплем им в еду слабительного, а в туалетах расставим камеры…
– Дерьмо, – отчеканил продюсер. «Как метко», – мог бы добавить Василий. Директор же изобразил крайнее недовольство и замахал кулаками, показывая: спорить с шефом нельзя… и своего придумывать тоже. – Нужны идеи лучше. Секунду, секунду, я придумал! – лицо продюсера приобрело важное выражение. – Это будет хит в стиле американского хоррора! Бегающие девочки! Да, нам нужны бегающие девочки!
Он моргнул, желая увидеть, что идея понята коллективом. Но съемочная группа только стояла, как стадо баранов, разинув рты. А Костян снова ляпнул, вызвав еще большее возмущение директора:
– Что-то об Олимпийских Играх?
Продюсер проигнорировал слова режиссера и пояснил:
– Ночь. Сквер. Девушки, очень симпатичные телочки, идут к себе домой. А тут мы – ща мы вас насиловать будем! Эй, куда вы, не убегайте, вас снимает скрытая камера! Ха! – восхищался он своей же идеей.
«Это дерьмовая идея! – пронеслось в голове Василия. – Это отвратительно! Лучше уж обсерающийся Игнат!»
Но реакция съемочной группы оказалась полностью противоположной. Все, включая режиссера, зааплодировали и принялись усиленно хвалить толстяка. Директор выбежал из-за спины продюсера и пожал ему руку, подлизываясь и называя гением.
– Итак, слушайте меня, ребятки, – почти прошептал олигарх, но окружающие все равно услышали и замолчали. – Вы подходите к телкам и распекаете их, пока они не побегут, окончательно офигев. Ни на секунду не останавливайтесь, а когда они дадут деру, я хочу видеть их попки крупным планом. Поняли меня?
Пауза закончилась, когда окружающие поняли, что продюсер сказал все, что хотел. И тут же, словно неумелый хор пятилетних детей, многократно повторилось неуверенное: «Да».

6(66)
Для съемок выбрали место недалеко от фонарей. Режиссер решился пожертвовать реалистичностью ради качества съемки. Увеличив выдержку кадра, Василий получил вполне сносное изображение.
– А девушки не подадут на нас в суд за моральный ущерб? – спросил Исаев, пытаясь хоть какими-то аргументами отговорить режиссера от этой затеи. Костян только махнул рукой:
– Брось. Если б могли, давно подали бы. В наше время идти в суд бесполезно, и это в лучшем случае. Да, мы мотаем людям нервы. Но суды-то измотают их еще больше. К тому же… у нас есть отдельная статья в расходах на взятки судьям, – режиссер озорно подмигнул парню. После короткой паузы, когда Вася осознал-таки свою беспомощность, Константин позвонил по сотовому телефону. Парочка звонков, и под светом фонарей появилось два человека. Одного из них оператор уже знал в лицо. И по запаху, впрочем, тоже.
Игнат и Михан были одеты в серые полушубки и шапки-ушанки. Посмотреть на них, и впрямь не отличишь от бомжей или каких-нибудь пьяных маньяков. Перед съемкой, чисто для реалистичности, они и правда немножко поддали. Всего чуть-чуть – для перегара. Выпили самого дрянного пива, чтобы разило за километр.
Зазвенел мобильник режиссера («Вас снимает скрытая камера», – говорила женщина на записи, противно смеясь). Коротко ответив, Костян произнес:
– Готовься. Идет объект.
«Надеюсь, мне не будет стыдно», – тщетно молил Василий.
– Камера – мотор.
Девушка, одетая в короткую мини-юбку, кожаные сапоги до колен и какую-то странную блузку возвращалась из ночного клуба. По виляющей походке было ясно, что она тоже пьяна. Игнат и Михан выскочили из темноты и окружили прохожую с двух сторон.
– Стоять, крошка. Снимай трусики, сейчас мы будем тебя насиловать, – неприятным хриплым басом выкрикнул Михан.
– Что вам нужно?.. – неуверенно спросила девушка, а потом (да, похоже, не только блондинки иногда «тормозят») сорвалась и побежала по скверу.
– Жопу – крупным планом, – похоже, Костян разучил эту фразу наизусть. – Нет, лучше детальным, – поправился он.
Попка и правда была что надо. На миг Василию даже понравилась эта работа. Стройные ножки мелькали в ярком свете фонарей, а юбка иногда задиралась, показывая восхитительные черные стринги, сдавленные с обоих сторон блестящими ягодицами. Он заснял все в лучшем виде. Жаль, что девочка скрылась за поворотом так быстро. А ведь объектива камеры хватило бы метров еще на сто.
Не прошло и пяти минут, когда телефон Костяна снова зазвонил.
– Камера – мотор, – повторил он, и на свет фонарей вышла еще одна женщина.
Это была либо учительница, либо бухгалтер. На ней был строгий черный костюм с длинной юбкой и черным пиджаком. На лицо она была симпатична, разве что не накрашена, как та, прошлая. На носу – огромные очки. И папка под мышкой. Зараженный азартом Вася даже не задумался о том, что в этот раз будет не так весело.
Михан вышел из тьмы и встал перед ней, не давая пройти. На каждую попытку обойти его, он делал шаг в сторону, снова заслоняя проход. Игнат подошел сзади. Женщина вздрогнула. Приблизив объектив к ее глазам, Исаев увидел смертельный испуг. В этот момент он и понял, что к чему. Если они пойдут слишком далеко, он вмешается и не даст запугать бедняжку до смерти.
– Снимай трусики. Сейчас мы будем тебя насиловать, – повторил Михан слова, которые маститые сценаристы придумывали часа три, а то и больше.
Папка упала на асфальт. Женщина даже не нагнулась, чтобы поднять ее. Она даже не шелохнулась, чтобы убежать. Страх пленил ее бедные обывательские мозги. Глаза метались вокруг в поисках людей. Взгляд ее остановился на иномарке с выключенными фарами.
Несколько секунд она смотрела точно в камеру.
Но потом отвернулась. Ее испуг передался Василию.
– Может, хватит? Скажете, что ее снимала скрытая камера, и отпустите? – вырвалось у оператора… но режиссер воспринял его слова с точностью да наоборот. Костян набрал номер Михана и прошептал в трубку:
– Не смейте прекращать! Продюсер оторвет вам бошки! Он просил пугать их, пока они САМИ не убегут! А до этого – ни слова о камерах!
Вася сглотнул, когда где-то в объективе Михан, поднеся руку к шапке-ушанке (под которой, видимо, был наушник), самодовольно улыбнулся. Просто как садист. Девушка увидела это и осела. Ей показалось, что маньяк смакует ее испуг… а отчасти это так и было.
– Не смейте к ней притрагиваться! – прошипел режиссер в мобильник. – Или суда вам не избежать! Пусть делает все, что вздумается! И пугайте ее сильнее, чтобы она побежала, наконец!
– Да все равно она в длинной юбке. Бегущей эту женщину снимать бессмысленно, что толку? – вырвалось у Васи.
– Какая разница? – захрипел Костян. – Ты вообще молчи, придурок! Ты или будешь выполнять указания продюсера, или мы лишим тебя зарплаты.
Василий замолчал. Скрипя зубами, он снимал то, как горе-артисты отошли от женщины. Ее зашатало, и она чуть не упала в обморок. Если бы она упала, могла сломать шею или пробить череп о камни, торчащие из асфальта. Но они не собирались ей помогать. Они не хотели до нее дотрагиваться, потому что Костян запретил им это делать. А продюсер пожелал, чтобы они пугали девушек, пока те не побегут.
СКАЗАНО – СДЕЛАНО.
– Давай-давай, быстрее. У тебя что, мужчин не было? Хе-хе, мы с Мишей любим распечатывать девственниц.
– Не надо… – Услышав этот протяжный всхлип, Василию сделалось дурно.
– Плевать мне на зарплату, – буркнул он. – Или вы прекращаете, или я сам пойду в суд.
– Да заткнись ты, неудачник, – неожиданно безразлично отмахнулся режиссер. – Мы сами на тебя можем в суд подать. Парень, если ты засрешь эту съемку, все расходы на нее мы возьмем с тебя. Ты знаешь, сколько стоят все эти микрофоны? Камера, которую ты сейчас держишь? А эти два дебила? Ты обанкротишься, пацан. И никто тебя жалеть не будет.
– Не езди по ушам, – оскорбился Исаев.
– Я серьезно, – когда Константин говорил эти слова, из глаз женщины брызнули слезы, а Игнат засмеялся ей в лицо. – Ты серьезно попадешь. Знаешь, кто наш продюсер? Ты видел его. Это самый двинутый человек на Земле, ты не согласен? Миллиардер. Скажи хоть слово, и он тебя в порошок сотрет.
Оператор тяжело дышал, руки его вспотели, а на лбу заблестел холодный пот. Михан прорычал жестокие слова, при этом смеясь:
– Снимай с себя одежду, девочка. Ты ведь хочешь жить? ОТВЕЧАЙ! ТЫ ХОЧЕШЬ ЖИТЬ?! – Он достал огромный нож. – ИЛИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС ВЫПУСТИТЬ ТЕБЕ КИШКИ?!
– Очнись, фраер! – прокричал режиссер прямо в ухо Василию. – Наши пацаны НИЧЕГО ей не сделают! Все, что с ней сейчас происходит, делает она сама! Она просто поймет, что к чему, и сама убежит! А ты получишь свои деньги! Или они не нужны тебе? А, может, ты в тюрьму захотел? Мы можем это устроить!
– Суки, – только и мог прошептать Исаев. Он больше не пытался снимать качественно и четко. Он снимал для вида, чтобы самому не попасть в беду. Действительно, они ничего ей не сделают. Разве что…
«Та пожилая женщина уже была старой… к тому же она осталась жива», – возразил сам себе Василий и тут же обвинил себя во лжи. Эти игры опасны. В том числе и для жизни. Какая не оборвется, та будет навеки поломана. Но он в этом не виноват.
Он не заслуживает того, чтобы попасть в неоплачиваемые долги.
Он продолжал снимать. А когда режиссер достал диктофон и принялся надиктовывать в него свой бред, Исаеву захотелось вырвать его и разбить о голову Константина. Это как мечта стать рок-звездой. Она никогда не сбывается.
И он НЕ виноват в том, что здесь происходит.
– Пожалуйста, оставьте меня в покое… – женщина опустилась на колени. Она закрыла лицо ладонями и тихо всхлипывала. Слезы текли по ее пальцам. Она как будто молилась, но на самом деле она была в тупике. Ей сказали, что будут насиловать. И она знает, что никак от них не спасется.
– Давай, милашка, давай, раздевайся, – Михан подсел поближе и повертел ножом у лица женщины. Не веря своим глазам, Василий наблюдал, как она начала расстегивать пуговицы. «Нет, сволочи, нет…» Но страх уже сказал все за него. Он не будет им мешать. Две, три пуговицы. Дрожащими руками бедняжка стянула с себя пиджак и аккуратно сложила его на асфальте. У Исаева екнуло сердце. К чему складывать одежду, которая все равно испачкается? Она уже не понимает, где находится. Она во власти блаженного безумия.
– Давай, давай. Ты любишь анальный или оральный? А может, отсосешь? – Игнат присел рядом. Как только взгляд его пронзил глаза бедняжки безумным огоньком, она вздрогнула так сильно, что Вася сам подпрыгнул на месте. И зарыдала в полный голос. Это был плач истинного мучения. Самая дикая боль не может соперничать с теми страданиями, что зарождаются у нас в головах.
Она расстегивала пуговицы рубашки. У нее оказались довольно приличного размера груди. Когда рубашка легла рядом с пиджаком, и пальцы ее приблизились к застежке лифчика… она посмотрела на Михана, с мольбой о пощаде. «Может быть, дальше не надо?» – требовали эти испуганные, но полные надежды глаза.
– Продолжайте, – шептал режиссер в трубку.
– Что же вы творите… – плакал Исаев. Из-за несправедливости и от бессилия. Случайно установив нужную фокусировку (он не хотел это снимать), увидел эту мольбу в глазах женщины. Но артисты только зло улыбнулись, а Михан помахал ей ножом. Мол, продолжай-продолжай, что остановилась?
«Неужели, это будут показывать по телевиденью?» – уже летая где-то в другом мире, подумал Василий. Этот кошмар не мог быть явью, только сном, глупым и безумным, словно у больного лихорадкой.
Лифчик упал ей на колени. Большие соски на двух округлых грудях выглядели особенно беззащитными под рыжими лучами фонарей. Слезы тут же намочили их, и женщина попыталась закрыть их руками.
– На хер мне твои сиськи?! – выкрикнул Игнат. – Снимай то, что ниже! Показывай влагалище, а то я нарисую его на твоем животе!
– Пожалуйста…
– БЫСТРЕЕ! – на долю секунды Василию показалось, что Михан собирается зарезать женщину, но он только провел у ее лица длинным, блестящим лезвием. – ШЕВЕЛИСЬ, или подохнешь!
– Она все еще верит в то, что это не розыгрыш? – начитывал Костян в диктофон. – Как странно! Видать, у нее действительно проблемы с головой. А может, она просто не смотрит наше шоу и поэтому не узнала этих великих суперзвезд? Тогда у нее точно проблемы! Эй, девушка, обращайся к психиатру!
… Юбка медленно сползла, и в объектив попали довольно симпатичные ножки. На коже проступили мурашки. Ей было холодно. И очень, очень страшно. Колени дрожали, пальцы тряслись, сминая черную ткань. Юбка упала прямо в лужу с грязью. Слезы уже не прекращали литься на асфальт и бледную кожу. Струйки текли по ее незащищенному телу. Она была стройной и даже сексуальной, хотя отчаянно скрывала это под одеждой. Она была поймана в ловушку собственного страха. Она боялась умереть. А может, она просто ЗНАЛА, что просто не сможет спастись, и не хотела удара ножом в спину? Ведь в такой длинной юбке невозможно убежать. Может быть, у нее действительно не было выбора? Но никому из съемочной группы это не пришло в голову. Они вынудили ее потерять разум.
– Сиськи – крупным планом.
– И жопу, да? А, извращенец? – надерзил Вася.
– Да, и лучше регулируй резкость. А то возьмем с тебя неустойку. Ох, как ты напуган. Да ты сейчас обоссышься, да?
Василию захотелось врезать кулаком под этой нахальной роже на сиденье водителя. Но он не мог. Не мог! Или… он не хотел. Правильно, а кому хочется попасть на крупную сумму? Он не хотел бить Костяна. И, соответственно, не хотел помочь бедняжке. Он хотел помочь себе.
Они все равно не причинят ей вреда.
Все, что с ней сейчас происходит, делает она сама. Так сказал Константин… и так было.
Один вздох решительности, и тонкие ручки опустились к трусикам. Белые, полупрозрачные, с узорчиками. Через них УЖЕ были видны паховые волосы. Приподнявшись на асфальте, она сняла последнее, что могла. Бедняжка сидела в позе эмбриона, поджав ноги и положив на колени подбородок. Она была как раз напротив камеры, и Вася увел объектив от ее обнаженной плоти. В этот же миг, как проклятье, раздались слова Константина:
– Клитор детальным планом. Давай, делай, что говорят.
Мотнув головой и матернувшись, он сделал то, что просят. Ее влагалище было почти в тени, но часть гениталий все-таки попала под свет фонаря. Сморщенные половые губы блестели в рыжих лучах, и заглядывая внутрь обреченного тела, он видел Ад на Земле. Это было самое низкое, самое отвратительное, что он делал в своей жизни. Он не вмешался, чтобы ее спасти. А ведь он мог просто крикнуть короткое: «Беги!» Но мог ли?..
– Помассируй немного, а я посмотрю. Ну, давай, ты же теперь актриса, – импровизировал Игнат. Сперва она не поняла, что от нее хотят. Затем ее рука погрузилась внутрь, все глубже и глубже, она дергала пальцами, забываясь и погружаясь во внутренний мир сексуального возбуждения. В лучший мир. Без грязи. Без извращений. В естественную вселенную оргазма… не замечая, как Василий снимает все это на камеру.
Вася отвернулся.
– Ты что, совсем очумел?! Давай, делай свою работу! – прикрикнул режиссер, и парень продолжил смотреть на то, как глаза женщины все больше и больше теряют черты мыслящей личности. Они мутнеют и в то же время горят вселенским непониманием. Он наблюдал, как она сходит с ума.
Она уже не прятала груди. Она массировала соски, водила руками по чувствительным местам, как бы ощущая ласки невидимого принца. Она становилась чистым безумием с примесями экстаза и неверием во все, что происходит везде, кроме собственного лона.
– Да когда же вы закончите ее мучить? – голос Исаева дрожал – он плакал, как маленькая девочка. – Неужели, вы не понимаете, что она не собирается никуда убегать? Неужели вы такие тупые, а?
Похоже, на этот раз режиссеру пришлось согласиться.
– Хватит уже, достаточно, – скупо произнес он и спрятал мобильник в карман.
Михан и Игнат встали с корточек. Женщина могла бы этого испугаться… если бы видела их. Если бы понимала, что сидит посреди сквера и мастурбирует на виду у всей страны. А моральным уродам было все равно. Они выполняли свою работу:
– Вас снимает скрытая камера, – сказали они и поплелись в сторону машины. – Она вон там, – по привычке сказал Игнат показывая на тонированное стекло иномарки. Как будто не понимал, что разговаривает с обнаженной, сошедшей с ума жертвой.
– Так, я все понимаю, мы сегодня лоханулись, но надо же что-то с этим делать! – орал во всю глотку Костян, высунувшись из окна автомобиля. – Звоните в психушку! И уберите эти чертовы микрофоны с улицы, иначе нас мигом вычислят! Ну, давайте, давайте, говнюки, шевелитесь!
Всего пара минут, и рев мотора уносил их все дальше. А сзади, поливая улицу красно-синими огнями, жалобно завывала «скорая помощь».

7
– Вы просто психи и ублюдки, – не утихая, настаивал Василий. – Что вы творите, черт вас подери? Неужели, вы не понимаете, что после того, как вся страна увидит этот эпизод, у вас появятся ТАКИЕ проблемы?..
– А мы не выпустим это в эфир, – пробурчал Костян. – Это неудачный сюжет.
– Да? И на хер было снимать тогда, а? – взбесился Исаев. – Значит, съемку все-таки завалили, и виноват был не я! Так с кого же теперь потребуют возмещение расходов?!..
– Да успокойся ты! – не выдержал режиссер, давясь сигаретным дымом. – Наша работа очень опасна, и риск неизбежен! А ты что думал? У нашего шоу бешенные рейтинги. Такие бабки вокруг нас с тобой крутятся! Уже это, в принципе, представляет нехилую опасность. А сам процесс съемки? Это постоянный риск, в том числе и для наших жизней! Ты сам видел, как Игната чуть не размазал по унитазу тот псих…
– Я видел, как у бабки случился сердечный приступ, – пытался возражать Вася, но аргументы Константина даже не думали заканчиваться:
– Чтобы снять хотя бы один выпуск, нам приходится рисковать, каждый день, каждую секунду. Добывать такие сюжеты не так-то просто, скажу я тебе!
– Вы все просто уе…
– Да, а ты знаешь, что случилось с нашим прошлым оператором?! Нет?! – лицо Костяна покраснело от ярости. – Он так же, как и мы с тобой, хотел заработать немного денег, и для этого он рисковал! Черт – да он отдал ЖИЗНЬ за это! И не он один!
– Да что ты несешь?..
– Да, ЖИЗНЬ! – режиссер зажег новую сигарету и сделал очень глубокую затяжку. – Он, вместе с Серым и еще двумя пацанами из массовки, попал в аварию всего месяц назад! Ты знаешь, кто такой Серый? Конечно, знаешь! Это мегазвезда, еще круче чем эти два урода, Игнат и Михан, в тысячу раз круче! Это случилось во время съемки! Так вот, Серый чудом остался жив и сейчас в больнице. А вот один из пацанов и наш прошлый оператор сдохли! Сгорели заживо!
– Только не надо снова. Ездить. Мне. По ушам! – выкрикнул Вася. – Если тот оператор и умер, то только потому, что знал что-то, чего знать был не должен! И вы, психи ненормальные, сами же его и замочили!
– Значит, не веришь?! А может, тебе ПОКАЗАТЬ? Я могу!
Костян встал со стула, подошел к полке с кассетами, вытащил одну из них и вставил в видеомагнитофон.
– Это записи, которые никогда не попадут в эфир, – пояснил он, садясь в кресло.
По экрану сначала пошли помехи, но затем появилась довольно четкая картинка. Загородная дорога, окруженная полями. Вдали были видны коттеджи, а в кювете росла тонкая полоса елей.
– Мы снимали сюжет о беспределе на дорогах. Знаешь, наше шоу очень полезно в том плане, что помогает моделировать различные критические ситуации. Оно показывает, как люди пытаются с ними справиться, какие допускают ошибки… Мы учим людей, как нужно вести себя, если приперло. И, мне кажется, это очень полезная черта нашего шоу.
– Так вот, – продолжал он. – В этом эпизоде сюжет был прост: дорогу перегораживает черная иномарка, оттуда выходят бугаи и распекают случайных водителей. Мол, отдавай деньги, машину. Все, как всегда. А потом: «Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера». Серый играл главаря, – Костян затянулся и выпустил дымовое колечко. – В машине, кроме двух актеров массовки, прятался наш лучший оператор. Конечно, была и вторая камера, она снимала со стороны… запись с нее как раз мы сейчас и смотрим… Но поскольку лучшие планы просто нельзя снять из-за кустов, мы посадили Лешу в машину. Все, как всегда.
На записи из-за края кадра выехал черный джип и встал посреди дороги. Солнце играло на его тонированных стеклах. Открылась дверь, и наружу вышел высокий мужчина. В пиджаке, лысый, но все такой же небритый. Видимо, это было обязательным требованием к подборке «суперзвезд». Мимо камеры прошел парнишка в клетчатой рубашке. На лице его зависла странная усталость. Похоже, совсем недавно он так же, как и Вася, пережил несколько «неудачных» сюжетов.
– Леша, – пояснил Константин.
Понимая, чем все должно закончиться, Исаеву стало по-настоящему жалко этого человека. Это был обычный паренек лет двадцати пяти, который чего-то хотел от жизни, о чем-то мечтал. Вася подумал, что он тоже не собирался оставаться в этом дерьме долго. Просто ему нужны были деньги. Скажем, для осуществления какой-то сокровенной мечты… Быть может, он был музыкантом. Или хотел открыть бизнес. Вся жизнь расстилалась перед ним до самого горизонта. Давай, шагай, у тебя все получится. Но судьба выбрала его в тот день, в тот час, и пути назад уже не было.
Леша побрел в сторону автомобиля. Когда открылась дверь, и паренек исчез под черной оболочкой устрашающей «тойоты», началась беготня. Микрофоны прятали под листьями у дороги, засунули под кузов джипа. Один из микрофонов, похожий на локатор, попал в кадр – он стоял рядом с камерой в кустах.
– Если и был по-настоящему неудачный сюжет, так именно этот, – пояснял режиссер, успокоившись. – Мы думали, что сможем снять, как минимум пять дублей материала для шоу. Не сняли ни одного. Во время первого же дубля… Внимание, сейчас это произойдет.
Справа в кадре черная «тойота» уже стала частью композиции. Передняя дверь водителя была открыта. Там сидел человек в черном костюме. Еще один с Серым стоял рядом на сером полотне асфальта, полыхающего солнечными отблесками. Люди оживились, когда из-за поворота показалась приближающаяся машина. В кадре ее пока не было видно. Серый поднял правую руку и изобразил знакомый всем жест: «Стой!». Через секунду огромный фургон дальнобойщика выехал из-за края экрана и смял композицию в клочья. Все случилось слишком быстро. Вот люди и джип стоят на дороге, вот проносится что-то огромное… и люди уже лежат, а автомобиль как будто испарился. Нет, все-таки часть его осталась в кадре. Заднее колесо развернутой машины торчит в углу, заливаясь рыжими щупальцами огня.
– Что, не разглядел? – злорадно выплюнул Костян. – Так смотри еще раз, в замедленном режиме.
Он отмотал на несколько секунд раньше и зажал на пульте кнопку «пауза». Непрерывное изображение превратилось в череду кадров, неторопливо сменяющих друг друга.
– Это «камаз», – как заклинанье, произнес режиссер. Красная кабина, размытая быстрым движением, выросла слева. Она продолжала расти, заполняя собой весь обзор. Огромный фургон медленно пролетел мимо замершего на месте Серого, чуть не задел отпрыгнувшего актера из массовки… и незаметно сросся с «тойотой». Незаменимая часть композиции – черный джип – начал разворачиваться, уползая вслед за кабиной грузовика. Сглотнув слюну, Вася наблюдал за тем, как человека, боком сидящего на месте водителя, сначала смяло, как клочок бумаги, а затем выкинуло за кадр. Несколько размытых пятен – это были не осколки стекла и не обломки «тойоты». Это был, быть может, еще живой человек, размазанный многотонным металлом, несущимся с дикой скоростью. По мере движения джип все сильнее искажался, становясь похожим на расплющенного таракана. Только задняя часть более-менее напоминала прежнюю форму. Из разбитого капота показалась белая вспышка, которая разрасталась все шире и шире, меняя цвет на желтый и обрастая зубьями искр.
Фургон скоро исчез из вида, а отброшенная им «тойота» застыла на краю кадра. Некоторые обломки еще перекатывались на асфальте, рассыпанные «умирающей» машиной. Черный автомобиль, показывающий лишь заднюю часть и искривившееся колесо, начал наливаться языками пламени. Сергея и того, второго, сбило с ног осколками и, быть может, взрывной волной, и они просто лежали на земле. Один из них беспомощно зашевелился, а Серый продолжал лежать лицом вниз.
– Он потерял сознание. Башку пробило. Наверное, больше и сниматься-то не сможет, – удрученно констатировал режиссер. – Второй, вроде, отделался легким испугом.
Слов не было. Василий, пораженный увиденным, мог только молчать.
– Вот видишь? – подвел итог Костян. – Не один ты шокирован этой работой. Зарабатывая эти деньги, нам приходится рисковать всем, что мы имеем. А ты, если тебе не нравится… если ссышь в компот… доработай этот месяц, получи барыши и сваливай, куда глаза глядят. У нас нет возможности искать другого оператора сейчас. Съемки начаты, каждый упущенный день стоит огромных денег. А вот через месяц можешь делать все, что вздумается. Договорились? Только больше не психуй, ясно? Эй, я с тобой разговариваю! У тебя нет другого выбора!

8
Сегодня еще один дерьмовый день. Василий сидит в снятой специально для съемок квартире, вооруженный «дальнобойной» телекамерой. Она закреплена на штативе и направлена в сторону противоположного окна.
«Нам нужен философский, с частичкой трагедии, сюжет, – нес пургу продюсер недавно. – Там будет смерть, но будет и радость. Парень узнает, что его возлюбленная умирает. А всего через пару часов, когда она приходит с работы домой и пугает его до смерти… хе-хе… начинается самое смешное. Ну, как вам мои идеи? Гениальные?»
Хорошо, что целый день ушел на подготовку. Вася был рад, что не пришлось никого пугать, оскорблять и доводить до сумасшествия. Вместо этого они пригласили подходящую девушку с улицы, надели на нее парик и загримировали под покойника. И, конечно, заплатили много денег.
Ее выбирали таким образом, чтобы максимально приблизить сходство с женой одного человека. Простая русская семья, в которой всего через пару месяцев должен родиться ребенок. Эту семью из пятнадцати кандидатур выбирала специальная комиссия, в которую вошли сценаристы, психологи и, конечно же, сам продюсер. Пробили адрес, убедились, что можно снять квартиру напротив. Сфотографировали жену, подыскали подставную «актрису», которая согласилась изобразить ее мертвой. Кровь сделали довольно реалистично – на фотосессии присутствовали врачи, патологоанатомы и даже судебные фотографы. Все советовали, кричали и почти довели девушку до нервного срыва. Но все обошлось. И фотки получились, что надо. Всем пришелся по душе вчерашний день.
Но вот теперь пора приступать к делу.
Рядом с Василием сидел Костян и, как всегда, выпускал кольцами сигаретный дым. Перед ним разместили экраны с нескольких скрытых камер в квартире жертвы, а также колонки. Все, как и повелось.
– Следователи готовы? – спросил режиссер. – Отлично. Через полминуты звоните в дверь. Васек, давай, снимай.
На одном из экранов скрытая камера снимала прихожую. Щелкнул замок. Исаев отчетливо услышал голоса милиционеров – звукорежиссер мог бы работать в американской студии звукозаписи, если бы не пошел в эту дерьмовую передачу. Впрочем, здесь он больше заработает. Василию казалось, что каждый вздох, каждый шаг звучат еще отчетливее, чем если бы он находился рядом с ними.
– Кто?..
– Олег Уваров?
– Да. Кто это?
– Милиция. Открывайте.
– Че за херня?.. – прошептал под нос Олег, но Вася и это услышал. Парень открыл дверь с запертой цепочкой и натолкнулся взглядом на удостоверение.
– На принтере напечатали? – с сарказмом спросил оператор.
– Это настоящие, – гордо проговорил режиссер. – И милиционеры, кстати, тоже. Фирма веников не вяжет.
Исаев невесело усмехнулся. Несладко придется сегодня Олегу.
– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Впустите?
Пару секунд подумав и тяжко вздохнув, парень все-таки открыл дверь. Двое в милицейской форме вошли в квартиру. «Может, я отстал от времени, но с такими вещами не шутят», – тщетно подумал Вася, выхватив в окне лицо хозяина квартиры. Стояло жаркое лето, окна были открыты, и все комнаты идеально через них обозревались.
– Снимаешь? – взволнованно спросил Костян. – Сейчас ты не должен упустить ни одной детали. Скрытые камеры, конечно, по-любому все заснимут. Но лучше, если его реакцию мы снимем в хорошем качестве.
«Сейчас начнется», – подумал Василий и сглотнул.
– Мы из убойного отдела. Пришли по поводу вашей жены, – милиционер специально прошел вглубь квартиры, чтобы хозяин смотрел в сторону окна. Вася покорно настроил резкость и запечатлел крупным планом его глаза. – Ваша жена… давайте, присядем.
На этот раз лицо Олега попало под солнечный свет, и стала видна каждая пора на его коже. В глазах тревога, и с каждым словом следователя она становилась все сильней.
– Где вы были с трех до четырех часов этого дня?
– Хм… Вообще-то, я был на работе. Эй, о чем вы говорите? – кажется, вот-вот, и из глаз парня брызнут слезы.
– Понимаете…
«Быстрее, сволочи, хватит его мучить!»
– Ты снимаешь? – неожиданно спросил Костян.
– А то. Каждую говяшку, которую вы надристали, – огрызнулся оператор.
– Это режиссер, – сказал Константин по мобильному. – Все готово. Можете приступать, – он демонстративно сложил телефон и, довольно выпучив глаза, уставился на Василия. Тот отвернулся в сторону экрана, не выдержав напор сурового взгляда.
– Ваша жена, Валентина Андреевна Уварова, умерла сегодня от рук неизвестного.
– Это что, такой прикол? Вы что, прикалываетесь, что ли, а? – истерично засмеялся Олег.
– Вот ее фотографии. Изнасилование. Десять ножевых ранений в грудь, шею и лицо. Скажите, вы были в хороших отношениях с женой? Скандалов не было?
– Камеру – вниз, на фотографии. Сними их получше. А потом – сразу на лицо лошка, – пробормотал режиссер. Когда Вася опустил камеру чуть пониже и приблизил объектив к стопке фотографий (их специально сделали больше, чем обычно, чтобы мелкие детали были видны по телевизору… и, конечно, чтобы сильней расстроить жертву), они вместе с Олегом увидели настоящее месиво, жуткую пародию на происки смерти. Глубокие черные раны, выплеснувшие на все вокруг литры неоднородной багровой жижи. Пальцы, погруженные в порезы на шее. Гримаса ужаса на разбитом лице. И глаза, залитые кровью, которые смотрят куда-то в пустоту между мирами. Уваров не заметил, что эти самые глаза на двух фотографиях повернуты по-разному, эта мелочь затерялась в танце кроваво-красного безумия. И, разумеется, лицо на фотографиях было идеально похоже на жену Олега только потому, что все различающиеся черты замазали красной краской.
Когда камера упорхнула вверх, к глазам хозяина квартиры, Василий вздрогнул от неожиданности. Это был совсем другой человек. Как будто парня, которого он снимал до сцены с фотографиями, подменили. Лицо – красное от шока. Слезы отчетливо бороздят щеки, и эти струйки блестят на солнце, словно хрусталь.
– Может быть, вы ошиблись?.. – молил Олег, уже не веря себе самому. – Почему вы уверены, что это Валентина?!
– Установили личность по паспорту, – жестоко отозвался милиционер. – Это ваша жена. И у нас есть все основания подозревать вас в убийстве. Соседи говорят, вы часто ссорились.
– Это ложь… – рыдающий парень поднял красные глаза на ментов. – ЛОЖЬ!.. – выкрикнул он, плача от боли, жалости, несправедливости, оскорбления, скорби, страха…
– Никуда не уезжайте, пока мы точно не установим ваше алиби, – каждое слово из этой фразы переставляли с места на место несколько часов, и в итоге она стала самой сложной для сценаристов. Привыкшие к коротким изречениям из блокбастеров и глупостям, которые несли с экранов бездарные актеры, они никак не могли придумать умную и убедительную фразу, состоящую из десяти слов (количество слов утверждали профессиональные лингвисты).
Милиционеры встали со стульев и молча ушли из квартиры. Они забрали фотографии. А иначе Олег мог увидеть какую-то несостыковку, предательскую деталь. На подобии глаз актрисы, на разных фотографиях смотрящих в различные стороны.
…Прошло полчаса. Уваров молча просидел на кухне, то посмеиваясь, то всхлипывая. Пару раз он вставал со стула и ходил по квартире… но затем снова возвращался на прежнее место и опять молча сидел, разглядывая руки. Вася уже не пытался ничего говорить режиссеру, он понимал, что это бесполезно. И вдруг Олег что-то задумал. Он начал одеваться, вытащил из тумбочки деньги, обулся и вышел из квартиры.
– Он вышел, – дрожащим от волнения голосом почти кричал Костян. – Не упустите его! Сообщите, куда он пошел! – он положил трубку и обратился к Василию: – Может быть, сейчас нам придется снимать его на улице. Как только мне доложат, куда он пошел, мы пойдем на улицу, и ты будешь снимать из автомобиля, как в прошлые разы… Алло! – ему опять позвонили на «сотовый». – Ага. Ясно. Это отлично. Это очень хорошо! – и снова Исаеву. – Все в порядке. Он просто пошел затариться водочкой. Сейчас будешь снимать, как он будет «давить пузыри». Лады?
– Может, все-таки скажете ему…
– ЧТО Я СКАЗАЛ ТЕБЕ В ПРОШЛЫЙ РАЗ, А?! – вспылил режиссер. – Сиди и молчи, если не хочешь расстаться с квартиркой!
Василий только тяжело вздохнул и продолжил выполнять возложенную на него работу. Тяжелую и ненавистную. А в это время Уваров вернулся домой. Как всегда, Костян достал диктофон и начитал:
– Как трогательно! Только жена ушла за порог, он сразу решил набухаться. Что за нравы у этих людей! А вы, друзья, не делайте так, как он! Поняли? Нет, что это я какое говно несу… – недовольно пробурчал режиссер, отключил запись и спрятал диктофон в карман. Похоже, негативные эмоции Олега передались даже ему.
Раздался звон. Первая крышка стукнулась на пол. Парень начал пить водку из горла. Сначала он сделал два смелых глотка, но потом не выдержал и все выплюнул. От такой неудачи он еще сильнее заплакал. Тогда он достал маленькую рюмку и налил водку в нее. На этот раз пошло хорошо. Василий не заметил, что у него самого потекли слезы. Он без удовольствия наводил камеру на бутылки, рюмки, на все более пьяное лицо хозяина квартиры. Каждое действие, связанное со съемкой, вызывало страшную, необъяснимую боль где-то внутри. С этим не шутят. Над этим не смеются.
Два всхлипа, и вот полилась песня. «Возьми мое сердце… – надломанным голосом завыл Олег. – Возьми мою душу… Я так одинок в этот час… Что хочу умере-е-е-еть… Тра-ля-ля-ля-ля… Твой мир я разрушил… По мне плачет только свеча… По мне плачет м-м-м…». Раздался истерический смех, и он запел другую песню: «От края до края… Небо в огне сгорает… И в нем исчезают… Все надежды и мечты… Но ты засыпаешь… И ангел к тебе слетает… Смахнет твои слезы, и во сне смеешься ты…» Вот, казалось, Василию уже понравился его голос, тембр, то, как он берет ноты… но следующие строки Олег безобразно проорал, изливая все горе, всю скорбь, скопившуюся в душе: «ЗАСЫПАЙ! НА РУКАХ У МЕНЯ ЗАСЫПАЙ!!! ЗАСЫПАЙ! ПОД ПЕНИЕ ДОЖДЯ!» И пение оборвалось. Парень просто плакал и смеялся. Они ждали мальчика всего через пару месяцев. У них могло быть все впереди… но какой-то негодяй убил Валентину. Изнасиловал и изрезал ножом. Залитые кровью глаза никак не уходили из его головы.
Залитые кровью контактные линзы, которые надела случайная актриса, так похожая на его жену.

9
… Он нашел самый грустный диск замой плаксивой группы и врубил магнитолу на максимум. Вокалистка заунывным голоском пела что-то про потерю себя, ложь и, конечно, самоубийство. Водка шла тяжело, но одну из бутылок он все-таки смог допить. Через двадцать минут он пустился в пляс. Разбил стакан. Рухнул на колени, причитая, что это стакан его жены. Он собрал в руки осколки, а потом снова кинул их на пол, так и не поняв, что с ними делать.
Ровно в половину седьмого щелкнул дверной замок. За громкой музыкой Олег этого не услышал. Он пытался подпевать хриплым голосом, и лучшие его успехи заключались в том, что он временами перекрикивал музыку. Почти упав и уронив большую белую тарелку (та не разбилась, а только завертелась на полу), он увидел Валентину, удивленно вставшую в дверях. «Олег, это ты, что ли?! Что здесь происходит?!» - кричали ее губы, но за музыкой ничего не было слышно.
- Эй ты там, гребаный звукооператор, почему не делаешь свою работу? – возмутился Костян, в очередной раз ругая телефон. – Я хочу слышать каждое их слово!
Но исправить ничего не получилось. Наведя камеру на лицо Олега, Василий увидел смертельный испуг. «Валя? - спрашивали его губы. – Валя, это ты?» «Что тут происходит?!» - снова закричала жена, и на этот раз ее слова четко раздались в колонках режиссера.
Неожиданно на лице Олега пошли странные изменения. Это была то ли гримаса, то ли нервный тик. О, нет, Исаев понял это только тогда, когда было поздно: это была улыбка. Олег, все еще пугаясь и не ориентируясь в пространстве, широко улыбнулся и попытался подняться. Валентина, похоже, боялась его сейчас, и поэтому сделала шаг назад. Пьяный парень расценил это иначе: «Не уходи». Вася дрожащими руками сбил резкость и тут же судорожно принялся ее настраивать. Получилось даже еще более убедительно. Как помехи, возникнувшие при паранормальном явлении. «Не уходи, пожалуйста, Ва-а-а … ик… Валя…» - Олег, шатаясь, медленно протянул к ней руки. Словно призывая божество во время молитвы. Женщина и правда выглядела немного божественно, стоящая в проходе, освещенная сзади яркой лампой. Свечение лилось по ее волосам, и парень, наверное, думал, что видит призрака. Он был пьян. Выпил столько, что другой уже давно отключился бы. Но Олег, шатаясь и протягивая руки на свет, только улыбался и просил ее не уходить.
Горящий ярким свечением силуэт женщины исчез. Она испугалась и побежала звать на помощь. Руки парня опустились. На лице его застыла пустота. Ни радости, ни отчаянья, ни скорби… только пустота непонимания. В глазах этих не было ни одной мысли. И вдруг он снова сказал что-то. Он повторял это, тихо шепча, и Василий наконец смог прочитать это по губам.
- Я сейчас приду к тебе. Я приду. Сейчас я приду к тебе. Сейчас. Я приду к тебе.
Шаг, два, и вот, он уже на лоджии. Сердце оператора бешено застучало. Казалось, у него самого сейчас случится сердечный приступ. Сильно пьяный, Уваров долго не мог забраться на ящик, стоящий у перил. Но он не уснул, не отключился, не протрезвел, он не упал на пол лоджии. Он спокойно забрался на ящик и посмотрел вниз. Седьмой этаж. Никаких шансов.
Ни слова режиссера, ни страх перед долгами больше ничего не значили. Вася поднялся из-за камеры, резким движением распахнул окно и закричал. Так громко, как только мог. Закончив фразу, он сорвал голос.
- ОЛЕГ! СТОЙ! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! ТЕБЯ СНИМАЕТ СКРЫТАЯ КАМЕРА! ТЕБЯ СНИМАЕТ С-К-Р-Ы-Т-А-Я!!! К-А-М-Е-Р-А!!!
Олег поднял красные глаза на Василия. Он услышал его. Расслышал каждое слово, несмотря на то, что за спиной его грохотала музыка. На лице его появилось раздражение. Скорбь. Боль непонимания.
- Пошел в жопу! – крикнул в ответ Олег и прыгнул вниз.
Как мешок с тряпьем, он полетел, вращаясь в воздухе. Через секунду тело застыло на асфальте. Четко, очень четко Василий услышал оглушительный щелчок, снова и снова отражающийся эхом от стен домов. Голова его закружилась. Ноги потеряли опору. Он упал на пол, схватился за голову. Ему стало тошно. И слова Константина, раздавшиеся за его спиной, уже не были им услышаны:
- Из-за тебя он покончил собой! Из-за того, что ты разозлил его! Что ты теперь будешь делать, борец за справедливость?!

10
… Они обыскали квартиру Уваровых и вытащили все микрофоны и скрытые камеры, пока жена Олега не вернулась. До того, как участковый милиционер вошел в их квартиру, черная иномарка уже подъезжала к студии. Режиссер собрал всю съемочную группу в коридоре у комнаты для монтажа. Он долго ходил и что-то бормотал, а потом достал мобильный телефон со словами:
- Так, я понял, мне надо перетереть с шефом. А вы все идите домой. Нечего тут ошиваться! – Костян ушел в туалет беседовать с продюсером, и звукорежиссер с начальником охраны и другими помощниками последовали вышенаписанному совету. Василий присел на стул перед дорогой. В его мыслях царил сумбур.
- Ты еще здесь? – спросил Константин, выйдя из туалета. – Чтобы завтра пришел к десяти на совещание, а сейчас вали в свою хибару. И только попробуй кому-нибудь проболтаться. Мигом… кхе!.. неустойку влепим, - он вытащил из кармана ключи от машины, о чем-то попытался вспомнить и ушел на улицу со словами:
- Я все взял, ничего не забыл? Вроде, все.
Студия была заперта. Ну конечно, кто захочет, чтобы капались в материалах, которые никогда не попадут в эфир? Только посвященные – продюсер, директор и режиссер имеют доступ в эту комнату. Василий нечасто бывал там, да и то под присмотром Константина. И она была закрыта, как та комната из сказки про Синюю Бороду. Комната в конце коридора, к которой нужен самый большой ключ. Комната с мертвыми женами Синей Бороды, подвешенными на крюках. Вася невесело хмыкнул… и вдруг увидел на столе ключи. Он как раз присел завязать шнурки и увидел их на столе под грудой бумаги.
Сначала ему показалось все это сном. Но потом он понял, что действительно может сейчас взять эту связку ключей и пройти в комнату для монтажа. И никто ему в этом не помешает, потому что режиссер уехал на встречу с продюсером… Похоже, Костян действительно забыл что-то важное, и подозрения его были небеспочвенны. Это были ключи от студии. Ключи от всех тайн. Мрачных секретов его, да и всех этих ублюдков тоже.
Появился странный азарт, когда Василий вынимал ключи из-под листа с таблицей дежурств. Еще больше адреналина влилось в кровь, когда третий по счету ключ подошел к замку, и тот, щелкнув, открылся. Исаев положил ключи в карман и тихо закрыл за собой дверь. Похоже, скрытых камер здесь не было.
Зато видеоаппаратура была на месте. Любой другой заинтересовался бы ей и подумал бы, как ее вынести отсюда. Но взор Исаева пал на стеллаж с видеокассетами. Точнее на полку, которая давно интересовала его. Сюжеты, которые никогда не попадут в эфир.
На этой полке он увидел и кассету с лаконичным, но содержательным названием: «Игнат срет на Арбате». Странно, но кассета с точно таким названием стояла и полкой ниже. Кажется, этот сюжет как раз попал в эфир. Так почему одна из кассет стояла на полке с неудачными сюжетами… и почему их, черт возьми, ДВЕ? Даже не осознав своих действий, Вася вытащил кассету и вставил ее в видеомагнитофон. Воткнул систему в сеть, включил проигрыватель и монитор и начал ждать.
И он получил ответ, которого не ожидал.
Качество съемки было невысоким – на уровне ручных видеокамер, которые можно купить в любом магазине электротехники. Василий вспомнил, что во время съемки самого первого сюжета в машину к ним заглядывал человек с такой же камерой. Похоже, именно он и сделал эту запись.
Да, там действительно была толпа людей. Недалеко от главных событий съемки – Игната, разводящего на улицах беспредел. И, конечно, «скорая помощь». Да, действительно (Исаев вспомнил это), в конце сюжета одной пожилой зрительнице стало плохо с сердцем. Именно поэтому и вызвали врачей.
И вот теперь Вася видел на экране эту самую «скорую помощь», которая становилась все больше с каждым шагом оператора. Растолкав людей в толпе, он прорвался в центр. Бабушку с гримасой боли на лице везли к красно-белой «газели» под пестрое мерцание мигалок.
«Ей стало плохо тогда, я помню это. Кажется, она осталось жива», - думал парень… как раз тогда, когда из колонок не раздались голоса врачей в плохом качестве:
- Мы можем потерять ее! Быстрее, быстрее! Да разойдитесь же вы!
Похоже, именно оператор преграждал врачам путь. Но санитары сумели прорваться к машине и погрузили в нее носилки с умирающей бабушкой.
- Руки! – крикнул врач, достав из ящика контакты дефибриллятора. – Разряд!
Тело дернулось и снова застыло. Доктор тихо скомандовал медсестре, и та сделала укол в руку пожилой женщине.
- Разряд! – снова предупредил врач, и опять тело старухи лишь вздрогнуло. Медсестра пощупала пульс и с убитым выражением лица что-то сообщила доктору. Врач сам измерил пульс пожилой женщине… и уже его голос Вася услышал отчетливо.
- Женщина мертва. Похоже, сердце остановилось уже давно… говно сраное, хм.
Василий вздрогнул. Значит, старуха все-таки умерла? Да, похоже, это шоу действительно стоит не только больших денег… но и многих загубленных жизней. Кто не умрет, тот будет жить с психологической травмой. Каждый сюжет этого шоу стоит кому-то жизни.
Исаев посмотрел еще пару сюжетов и понял, что не может поступить иначе. У него есть выбор, но он никогда не продаст свою душу за деньги. Никогда. Он вытащил из кармана полиэтиленовую сумку и положил в нее несколько кассет (в том числе сюжеты про погибшую старуху, униженную в сквере женщину и доведенного до самоубийства Олега Уварова). Вышел из студии и пошел по улице вслед закату.
Куда-нибудь, где найдется управа на этих недоносков.

11
Через пять минут после того, как Василий Исаев покинул комнату для монтажа, подъехали режиссер, продюсер и глава охраны.
- Ты что, не закрыл за собой дверь? – пробасил с нажимом продюсер.
- Кто-то… ВЗЛОМАЛ СТУДИЮ! – возмутился Костян. В этих словах чувствовалась не только злоба, но и страх.
- Что пропало? – поинтересовался олигарх, уже не сомневаясь в ответе.
- Кассеты… Те сюжеты, которые не войдут в эфир…
- ХАНА, - заключил продюсер.
- Это Васек Исаев, точно он! Он оставался здесь, когда я уходил, - лепетал Константин, садясь на стул. – Он предал нас. Предал. Он уже давно собирался сделать. И сейчас эти кассеты попадут в руки этим уродам из ФСБ, КГБ, ФБР, и всех нас… ПОСАДЯТ ЗА РЕШЕТКУ! ВСЕХ!
- Тихо! – рявкнул продюсер. – Это точно он?
- Да, он, он…
- Возможны два варианта, - рассуждал олигарх. - Если он понес их себе домой, можно позвонить ему и договориться о цене. Думаешь, он сразу понесет эти кассеты в прокуратуру или сначала захочет посмотреть их? – этот вопрос предназначался уже главе охраны.
- Это трудно предугадать, шеф… Я думаю, возможны разные варианты, - ответил полковник.
- Но… черт, если он сразу понес их в прокуратору – мы даже сделать ничего не сумеем! Но тогда у нас совсем мало времени. Полчаса, десять минут, Я НЕ ЗНАЮ, на хер! – взвизгнул толстяк.
- Сколько бы времени не было, мы успеем, - отмахнулся глава охраны. – Мои парни в Афгане воевали, и таких шкедов пачками мочили. И сделать это нужно прямо сейчас, я правильно понял? Судью, конечно, можно подкупить, но ведь ни к чему, чтобы об этих кассетах вообще кто-то узнал…
- Ну, надо, так надо. Мочим ублюдка.
После того, как продюсер сказал эти слова, режиссер посмотрел вверх выпученными глазами и пискнул откуда-то снизу:
- Эй, эй, секунду… А если это не он? Если это кто-то другой спер кассеты? Вы все равно убьете Васька?
Начальник охраны прочистил горло и, покровительно глядя на Константина, констатировал:
- Если появится у прокуратуры, значит: вор он.

12
Далее события развивались следующим образом. Пятьдесят, а то и сто подставных милицейских отрядов поставили рядом со всеми отделами милиции, зданиями прокуратуры, ФСБ и других спецучреждений. Столько же наемных убийц пряталось в автомобилях рядом со входами этих домов. Когда разыскиваемый человек (он нес с собой полиэтиленовую сумку, набитую видеокассетами) появился у главного здания прокуратуры, одна из иномарок дернулась с места. Из окна машины высунулся черный ствол, и раздался грохот. Человек замертво упал на мостовую, начав биться в конвульсиях и расплескивая повсюду кровь из прострелянного горла. Алые струи потекли по асфальту, пылая в лучах закатного солнца. Подставные милиционеры окружили место убийства. Из здания прокуратуры выбежали следователи, охранники и прочий персонал. Зеваки бесцеремонно толпились вокруг трупа. Кто-то охнул, кто-то упал в обморок.
Подставная милицейская бригада, сформированная из сотрудников охранного предприятия «Никому не верь», протянула ровно столько времени, сколько требовалось Игнату и Михану, чтобы приехать на место преступления. Когда актеры вышли из автобуса (вслед за ними ассистенты вынесли камеры и осветительные приборы), толпа сначала смолкла… а потом зарукоплескала.
- Вас снимает скрытая камера! – улыбаясь, прокричал Игнат. Было видно, что он пьян. Да и Михан был не лучше.
Они были одеты в слащавые бутафорские наряды врача и милиционера. Рукава очень длинные, воротники косые, а штаны больше напоминали шорты. Игнат был в синей форме с погонами генерала и помятой каске, а Михан – в розовом и крайне кривом костюме врача.
- Сейчас мы поставим его на ноги! – прокричал Михаил под громкий хохот. Люди поверили в то, что это шоу. В наше время возможно все.
Михан достал клизму и подошел к телу под нервные смешки. Снял с покойника штаны и воткнул в задницу резиновую грушу. Пару раз сжав клизму, Михан скорчил надменную рожу. Зрители зааплодировали. Это был фурор.
- Будет жить! – крикнул Михаил, а Игнат добавил:
– Но протокол я все равно составлю!
Толпа еще громче захлопала в ладоши. Раздался искренний, веселый смех. А затем актеры подняли мертвеца и понесли к телевизионному автобусу. Оборудование погрузили внутрь, и они уехали, оставив для веселящейся толпы потеки темной крови на асфальте.
Если кто-то спросит, почему во время представления использовалась настоящая кровь, они сказали бы, что актер сам сдал ее двумя днями раньше для пущей убедительности.
Но их никто не спросил.

13
Была чудная летняя погода. Ветер шелестел ядовито-зелеными листьями, сбивая насекомых и росу. Облака огибали солнце и падали за горизонт. Вилла миллиардера напоминала средневековый замок, особенно утром, когда тонула в собственной тени.
Из нижних окон особняка доносились звуки телевизора:
«Нет, сегодня не первое апреля! Но все равно верить никому нельзя! Мы снова с вами, как и всегда. Каждый будний день – развлекательное шоу «Никому не верь!». Итак, мы начинаем…»
Выше, на огромном мраморном балконе, облокотившись о белые перила, продюсер и глава охраны мирно беседовали:
- … Ах, да! - вспомнил полковник. – Пару дней назад в офис нашему директору звонил отец Василия Исаева. Мы ему ясно дали понять, что он взял аванс и уехал на Гавайи. Дурак все не верил. Говорил, что сын позвонил бы, предупредил бы. Но мы все разрулили, сказали: «Ты, мол, не кидайся на нас с обвинениями. Твой сынок на тебя забил и смылся за границу, а ты лох поганый». Кстати, а что ты будешь делать с этими кассетами?
- Не понял, - миллиардер загадочно улыбнулся.
- Если кассеты с неудачными сюжетами представляют для вашей говеной конторки такую уж опасность… то почему бы тебе не выкинуть их на хер?
Полковник воевал в Афганистане и Чечне, и именно там набрал сотрудников для охранной фирмы – опытных, дисциплинированных убийц. Он всегда общался с олигархом на равных, потому что был главным по части человеческих жизней. Продюсер же, главный по части денег, никак не мог обойтись без такой ценной помощи. Можно сказать, что на полковнике держался весь его бизнес.
- Ну, что ты думал? Конечно, кассеты будут нам нужны, - ответил толстяк. - А ты как думал? Я просто так их храню, для адреналина, что ли? – миллиардер, шутя, подмигнул старику. - Что думаешь насчет режиссера? Ты у нас опытный в этих делах, да и возраст уже… Костян так сильно разнюнился там, в студии, что я подумал: а не убрать ли и его тоже?
- А зачем? – ответил полковник. - Мне кажется, боясь нас, он будет выполнять свою работу еще лучше. Ну а если не будет, только скажи. Мы с ним мигом разберемся, - сказав эти слова, глава охраны сложил пальцы в форме воображаемого пистолета. Но потом снова спросил: – И все-таки, зачем нужны эти сраные кассеты? Ты же их не собираешься выпускать в эфир. Да они только место занимают!
- Пока. - Сначала полковник не понял сказанного продюсером, но тот уточнил: - ПОКА они не нужны. А потом они пойдут нарасхват.
Старик начал кривляться, но лицо миллиардера посуровело. Он дал понять деду, что шутки окончены, и сказал:
- Я выпущу DVD. А потом, через пару лет, покажу по телику. Это принесет неплохие барыши.
Давясь от смеха, старик прохрипел:
- Да кто будет смотреть это дерьмо?! Ха-ха-ха! Ну, ты загнул! Такого по телевизору никогда не покажут!
- Покажут, - продолжал продюсер на полном серьезе. – Я никогда не терпел, когда деньги пропадают зря. Когда я вкладываю их во что-то, и они сгорают. Но в шоу «Никому не верь» ни один кадр не пропадет, поверь мне. Та попса, тот сор, безвкусное большинство сюжетов, снятых этими уродами, я выкидываю в эфир. А избранное, где есть изюминка, какая-то ценность, я оставляю напоследок. Потому что время приходит. Вспомни: лет десять назад шоу «Никому не верь» никто смотреть бы не стал. А лет двадцать назад за это посадили бы в тюрьму. Замечаешь, в чем соль, дед? Время идет вперед, публике нужен новый корм для мозгов, еще жестче и забористей, чем раньше. Люди звереют. Что у нас показывают сейчас по телевизору? Любительские записи смертей и катастроф. Качество – ноль. Но телевизионщики душу продадут за такие сюжеты. Потому что время приходит.

КОНЕЦ.

>>> Эй, а мы?! А как же мы? Я тоже хочу почитать и про трусы, и про круги, и про бродягу. Даёшь Кислого! Кииис-ло-го, Кииис-ло-го!

Сказано - сделано! Если уж сам администратор темы требует творений Великого Знатока Алкашей и Бомжей, то что же я - простой смертный LK - могу поспорить? Вот, выкладываю, можете прочитать то, что я уже набрал, включая мою рецензию на творчество Игорька-Горького-Кислого-Богдановича



Рецензия Г.Кабанова «Вкушая кислятину».
Рассказы Кислого Бориса Богдановича поражают суровостью и восхитительной наивностью житейских историй о таком слое населения, как бомжи и алкаши. Иначе говоря, маргиналов, жизнь которых скрыта от нас нами самими же… и представляет собой другой мир с совершенно другими ценностями, в котором есть много для нас неизведанного и таинственного.
В сборнике «Сочинения» есть как очень короткие рассказы – трагические, философские и даже пародийные (например, «Трактат о трусах») – так и повесть «Разговор с отражением в зеркале». Сюжет в ней крутится вокруг лирического героя, вспоминающего свою жизнь, глядя на свое отражение. Истории «Разговора…» как смешны, так и страшны. Не исключена мистика (заговор демонов), которая, как ни странно, полностью вписывается в нашу реальность, учитывая, что все персонажи алкаши и могут порой увидеть «белую горячку». Однако порой четко прочитывается именно мистика («Волшебный пруток»), и ты понимаешь, что в этом мире нет разделения между реальностью, фантазией и действительно необъяснимыми вещами.
Главное отличие повествования Кислого Б. Б. – не четкое следование правде, а передача мыслей, заблуждений и просто пьяных рассуждений маргиналов. То есть автор хочет показать нечто большее – их внутренний мир, пролить свет на таинственность их души. Что побудило их стать такими? Этот вопрос стоит на первом плане в течение всего сборника. Дочитав последний рассказ, мы понимаем: несмотря на то, что их жизненные принципы так не похожи на наши… эти люди точно такие же, как и мы. И действительно: иногда они допускают слабинку, иногда не в силах преодолеть тяжелый жизненный барьер. Но порой они безгранично смелые и не боятся самых жутких вещей реальности или же выдуманного мира галлюцинаций… У них своя философия, свои ценности, основанные на невозможности изменить жестокий мир. И, тем не менее, они всегда радуются жизни, в отличие от нас. Много ли удовольствия на их пути, есть ли там счастье? Разумеется, хорошего мало. Именно поэтому они нашли свое счастье внутри себя, в мечтах и вере в светлое будущее… среди смрадных развален и пустых бутылок.
Почитайте сборник «Сочинения» и сделайте необходимые выводы. Быть может, вы по-иному посмотрите на алкаша, который беззаботно спит у вас под дверью. Кислый Б. Б. – непревзойденный знаток всех тайн и загадок этого потустороннего мира – проводит вас в эту таинственную стихию.

27 января 2008,
the IT publishing



Кислый Борис Богданович
сборник рассказов и повестей:
«Сочинения»



Бродяга
Я, знаете ли, с самого детства был бродягой. Помню, еще в школе учился: приходил в школу мент, проверял на бродяг, меня сразу за бродягу приняли. Потом я вырос, жизнь не сложилась, и я стал бомжом. Видно, карма у меня такая, быть бродягой. Ну, это ладно, а так-то жизнь у меня хорошая. Вот, летом я ходил, бутылки собирал, а сейчас зима и холодно. Да и бутылки тоже найти трудно. Но все-таки это счастье. Вот, идешь по улице, солнце не греет по-летнему, но это не беда. Это не страшно, и от этого еще никто не умирал. Но хотя, что противно и неприятно, так это то, что идешь грязный и вонючий, а люди смотрят и говорят: «Вот бомж поганый, не хочет работать, вот и шляется по городу, ищет че подобрать». А что, сами, что ли, лучше? Сами-то волки, друг друга растерзать готовы. Но я не волк, по крайней мере, и никого не терзаю. Ну, а если бутылки собираю, то, что же, жить-то я хочу – то есть жрать-то мне всегда охота. А других методов и способов подработать я не знаю. Ну, тойсть я могу там дворником поработать, или грузчиком. Что же, без работы не останусь, везде нужны люди , которые делают черную работу. А для такой черновой работы вот и берут бомжей, да пьяниц. Хотя, знаете ли, и у бомжей бывают гордые люди. Но я-то не особенно-то гордый, и за 100 грамм могу проделать какую-нибудь несложную работу. Ну, типа мешки потаскать или там еще какая-нибудь херня. Ну, а так-то я ржу, все еще хорошо будет – а то, что же: должно все быть плохо? Должно же хорошо быть. Мол, выйдешь на улицу, и пускай весь грязный, опухший и оборванный. Это ведь не страшно, что грязный. Может, я человек хороший, и люди должны видеть в человеке человека. Не только по одежде, по его социальному, так сказать, статусу. А пусть люди улыбаются и говорят: «Привет, милый человек. Как у тебя дела, как здоровье?» А я и все нищие и обездоленные, тоже заулыбаемся и громко и радостно ответим: «Да, вот, неплохо живем, не жалуемся». Вот бы так было, это был бы верх счастья. Но так, к несчастью и озлоблению, не будет. А значит, я так и буду ходить по миру в поисках пустых бутылок и прочих средств к существованию. И так, возможно… да что там «возможно» - точно умру где-нибудь под забором, как собака (кем, в общем-то, и являюсь), а люди будут проходить и говорить: «Вот еще на одну сволочь стало меньше».
15-16 октября 2001

«Трактаты»

1
«Трактат о наматывании кругов»
(выступление бомжа-мудреца Павлушки Иголкина)
Я уже очень давно постиг науку наматывания кругов. Да и постигать-то ее, в общем-то, не сложно. Вот лично я постиг ее совсем за короткое время. Да, думаю, что и вы тоже быстро ее поймете. Смысл этой науки прост: просто надо ходить, ходить и еще раз ходить. Вот тогда нам и явится эта великая и в то же время ужасная сущность, именуемая свободой. Хотя и эта свобода относительная, а если вот пьяный – то тут вообще свобода куда-то испаряется. Идешь по городу пьяный. Раз – менты подойдут и заберут в трезвяк, или, чего доброго, по пьянке под машину попасть можно. Но это все ерунда. В общем-то, «жизнь прекрасна и удивительна», как говорит Маяковский. И вот я, так идя по улице, пускай даже «под мухой», иду и улыбаюсь. Смотрю на людей и думаю: какие же они, люди, прекрасные, величественные и благородные. Может быть, и совсем не прекрасные, и не величественные. Может, они такие же озлобленные, грубые и мелочные, думающие только о себе и о своих проблемах, и в ихой мрачной душонке нет места для понимания и сострадания к другим людям. Но, пускай, пускай они такие… Но я, проходя мимо них, не замечаю их пороков, а вижу в них только хорошее. И вот в этом я и вижу всю чистоту и прелесть наматывания кругов. Одного из самых прекрасных (по моему представлению), хотя и не очень правдивых, восприятий мира, где можно поверить, что мир и его обитатели пока еще все равно прекрасны и благородны.
17 октября 2001

2
«Трактат о трусах»
(выступление профессора Ивана Подтрусникова)
О, внемлите, вы, глупые и безмозглые! О, услышьте, вы, о вы, слепые и ничтожные, увидьте всю красоту и мудрость трусов! Как только человек смог создать этот великий агрегат, имя которому «трусы»? Трусы выражают всю мудрость народов земли. Ведь, какой бы ни был человек, у него обязательно есть трусы. Пусть этот человек бомж, пьяница, дурак, «новый русский», интеллигент… но трусы есть все равно у каждого человека. Если он богатый, то и трусы у него солидные, с цветочками и лютиками, с вышитыми на них бутонами, а также закрывающие колена. Есть и второй класс трусов, немного победней, именуемые в народе «полусемейные трусы». Есть и третий класс трусов - это подтрусники или, как их называют по научному, «плавки». И совсем бедный класс трусов – это такие люди, у которых трусы такого строения: впереди треугольник, а сзади веревка для швейной машины, которая совершенно не закрывает жопу. Трусы – это лучшее изобретение человечества. Еще в начале времен, когда люди бегали с палками-копалками, но уже тогда изобретался прообраз трусов. Эти трусы были примитивными, но они уже были и прикрывали достоинства первобытных людей. Роль трусов в жизни человека очень велика. Была и есть в быту пословица: «Встречают по одежке, а провожают по уму». Но лучше бы она звучала: «Встречают по трусам, а провожают по уму». Ведь трусы – это есть такая субстанция, открывающая внутренний мир человека: Все его мысли и чувства отражаются в трусах. Если их проверить на излучение, как это сделал выдающийся исследователь трусов, академик Петр Макарович Херовский, то можно многое узнать и понять. Ибо трусы есть определение и хранение замечательных фактов человеческой души. Вот сейчас при содействии ученых археологов было найдено много всяких разных трусов, со всего света и всех времен. И вот вместе с такими знаменитыми учеными-трусоведами, как Кузьма Михайлович Писюльков, Семен Александрович Трусиков, Демьян Пахомович Кулеков и многими другими учеными-трусоведами был открыт институт исследования трусов. А также при содействии археологов Александра Александровича Жопинского и Самсона Дмитриевича Пузыря был создан Музей Трусов всех времен и народов. Но все же большую часть коллекцию музею предоставил коллекционер-любитель Понкрат Гаврилович Задопердетко. После посещения этого замечательного, уникального в своем роде музея поневоле начинаешь задумываться, какая это великая и нужная вещь – трусы. Ведь только задумайтесь: пройдут сотни лет, люди изобретут новые машины и механизмы, откроют новые планеты, найдут средства для лечения самых тяжелых заболеваний, познают все тайны бытия, но трусы так и будут существовать. Конечно, люди их усовершенствуют, но сам факт – что они будут. Так что, если у вас где-то завалялись старые и ненужные трусы, то не выбрасывайте их, а отнесите в этот музей. И когда-то, через сотни лет, ваши потомки придут в музей и увидят, в каких трусах ходили их далекие предки. И поэтому не выкидывайте свои старые трусы, они такая же историческая ценность, как Египетские пирамиды и Великая Китайская Стена. Берегите свои трусы, т.к. они несут в себе историю нашей цивилизации! Троекратное ура трусам – свидетелям и очевидцам нашей жизни! Ура! Ура! Ура! Спасибо за внимание.

18 октября 2001


---------------------
Пока все на этом. На данный момент я, LifeKILLED, набираю ту самую повесть "Разговор с отражением в зеркале", она следующая в его сборнике "Сочинения". Резать эту повесть не хочу, поэтому выложу потом полностью под темой сборник "Сочинения", часть вторая. Это очень атмосферная, хотя и немного тяжеловатая сага о человеке, смотрящим на себя и на свою жизнь как бы со стороны - через стекло зеркала. Не все увиденное ему нравится, но он продолжает мужественно смотреть на свое отражение, вспоминать свою жизнь... и решать, сдавать бутылки сейчас или нет.