Ответов в теме: 1749

[Vagabond]

Этот рассказ написал брат Кристофера Нолана, который на его основе снял ленту "Memento" с Гаем Пирсом, сыгравшим человека, который не помнил, что с ним произошло четверть часа назад.

См. здесь

Текст

[Мортен]

Ничего не вышло и с крещением Йостейна. Он безмолвно вслушивался во все доводы священников, положив скрещенные руки на боевую секиру, которую всегда носил с собой и которая звалась Вдовья Скорбь, и морщил лоб, когда они рассказывали ему о Христовых Таинствах и Царстве Божьем. Затем он ревел от хохота, бросал свою шапку на землю и спрашивал епископов, неужели они принимают его за идиота.
- Двадцать семь зим, - говорил он, - я был жрецом в капище в Уппсале. И вы оказываете мне мало чести, забивая мои уши этой болтовней, которая годится лишь для детей и старух. Вот этой секирой я отрубал головы тем, кого приносили в жертву тогда, когда не было урожая. А затем вешал их тела на священном дереве, что перед капищем. Среди них были христиане и даже священники, которые стояли на коленях в снегу и выли от страха. Скажите, какую выгоду я обрету, если начну поклоняться вашему богу?
Епископы содрогались, крестились и соглашались, что нет смысла уговаривать подобного человека.

Франс Г. Бентсон «Драконы моря»

[Kak_Trotsky]

Так вскрыли же зиккурат в Таллине, они и должны теперь ласты клеить пачками. Первым был Ельцин, когда зиккурат забором обложили, затем Растропович, патриарх Алексий II (Ридигер) - тоже трупом лежит в клинике, вторая клиническая смерть, кремлевские попросили врачей его пока от аппарата не отключать, формальность, а так он тоже откинулся уже. Лаврова жалко, его рикошетом задело, а вот Растроповича не очень, лизоблюд был полнейший. Еще православный поэт Непомнящий умер. Когда зиккураты вскрывают, всегда мор начинается. Вообще опасное это дело, черные зиккураты вскрывать, вон когда могилу Тамерлана вскрыли - война началась. А в Таллине был полный ритуал - и человеческое жертвоприношение - закололи клинком парня, и вакханалии, и кострища, и пляски на костях - вобщем, все как положено, дырку из ада открыли по правилам, так что если только Ельциным, Растроповичем и патриархом отделается - это считай ничего, могут быть и посерьезнее последствия.

Аноним

[Diter]

Vagabond (May 8 2007, 07:30 PM) писал:

Этот рассказ написал брат Кристофера Нолана, который на его основе снял ленту "Memento" с Гаем Пирсом, сыгравшим человека, который не помнил, что с ним произошло четверть часа назад.

Все верно. А недавно братья сочинили киносценарий к х\ф Престиж. Кристофер выступил снова как режиссер. Пока еще не видел, но слышал - хвалят фильм. Главное не читать рецензии перед просмотром, т.к. братья снова там накрутили выше крыши.

Ну что совсем не офтопить:

Мальчиком видал я совсем другую Красную площадь - суровую, строгую, пугающую, с гранитной орясиной, в которой лежал труп учинителя Красной Смуты. А рядом тогда лепилось кладбище приспешников его. Мрачная картина. Но Государев батюшка орясину гранитную снес, труп смутьяна косоглазого в землю закопал, кладбище ликвидировал. Затем стены кремлевские побелить приказал. И стала главная площадь страны по-настоящему Красной, красивой. И слава Богу.


В.Сорокин - День опричника
(в прочтении)

Отредактировано: Diter, 12 Май 2007 - 21:15:27

[Мортен]

Еще цитата из Минаева. Хотя в целом, творческий метод муд.реализма (мир с точки зрения м.дака) меня не очень впечатлил, но изредка в тексте встречаются интересные замечания. Например, этот довольно точно отражает моё мнение о разного рода маршах и митингах.

— У меня подруга есть, Надя, так она в прошлые выходные в ментовку загремела, — встревает в разговор девушка лет двадцати, с милым, интеллигентным лицом, неплохо одетая и весьма ухоженная. — Она с подругой и двое парней из их группы пытались ночью приклеить на дверь приемной ФСБ плакат с Фантомасом и надписью «Я Фантомас, а ты говно!». Так их тут же скрутили, отвезли в отделение, продержали там восемь часов, но потом отпустили. Она такие ужасы рассказывала, что там творится. Их, правда, не били, но, в общем, методы у них гестаповские.
— А что же она хотела? Чтобы ей выдали орден «За заслуги перед Отечеством»? На хера она туда вообще поперлась? — вопрошаю я. — Сидела бы лучше дома или с парнем своим трахнулась. В театр бы сходили. Зачем вообще этот бред?

[Kak_Trotsky]

Мамлеевщина...

Кот, проживший у Валентина всю свою жизнь, лежал на диване, и глаза его были закрыты. Иногда он стонал. Ветеринар три дня назад объявил, что все безнадежно, лучше сделать укол. Но Валентин Юрьевич отказался. Он верил, что Кружок должен умереть сам, тихо и естественно. Котик действительно мучился достойно. Валентин Юрьевич сидел около него и осторожно гладил черную шубку уходящего; женственно и нежно, словно знал, что нельзя иначе касаться того, кто скоро станет невидимым. Он прощался с котом. В ответ котик, становясь тенью, прощально махал хвостиком, но все-таки стонал, и в глазах его был уже мрак. Валентин Юрьевич разговаривал с котом:
— Я был одинок последние годы, ты знаешь это, Кружок. Я любил только тебя. Помнишь, сколько ночей ты спал у меня на груди, пел свои песни, согревая и жалея?..
Кот вдруг открыл глаза. Вряд ли там оставалось понимание, но скорбь прошла.
— Ты боишься смерти? — спрашивал Валентин Юрьевич. — Нет, я вижу, что не боишься, словно ты уже видишь, куда уходишь. Ты спокоен. А я вот нет, во мне нет тишины. Я не знаю, кто я, зачем я сюда пришел и почему я люблю тебя, хотя я человек, а ты пока еще котик.
Кружок застонал вдруг, жалобно и беспомощно, но с каким-то внутренним согласием, что все идет как нужно, что так надо. Он просто плакал, но не придавал этому бесконечного значения.
— Ну, ладно, надо прощаться, — проговорил Валентин Юрьевич, поцеловал кота и, поглаживая своего друга, который дышал все реже и реже, добавил: — Я хотел идти по лестнице вверх, к Богу, но я сломлен. Кружок. Не знаю, что меня сломило окончательно: то ли по плоти моей, то ли распад этого мира, то ли какой-то изъян в моей душе. Все оказалось бесполезным, — и он указал на книги. — А другим это помогало... Ну, ладно... Сейчас я и не знаю, как жить дальше. Я люблю жизнь и ненавижу ее. Зачем надо было такой ее создавать? Что это, сон, галлюцинация? Неужели так может быть?.. Да, бред это все, Кружок, бред, и слезы наши, и радость, и особенно рождение — все бред. Только одна смерть не бред. Она одна есть... Только я вижу, ты с этим не согласен. Ты отрицательно машешь хвостом. Я ведь знаю смысл всех твоих движений. Единственное, почему я сейчас страдаю, что не увижу больше твои глаза. Что люди? Их можно любить, но от них же и смерть...
...Почему ты не соглашаешься со мной? Ты думаешь, наверное, что ничего страшного с тобой не происходит, что есть только боль, но она пройдет, и ты окажешься там, где будешь опять на месте? Да? Или ты просто покорен высшей силе? Наверное, и смерти нет... Кружок, дорогой, ладно, прощай навсегда... — Валентин на мгновенье прикоснулся головой к нему. — Я еще буду жить без тебя, и, может быть, долгие годы, но я не найду то, что искал. Я буду мучиться и терпеть. А тебя я буду помнить до конца. А потом... Потом — я не знаю что...
Последний раз Кружок махнул хвостом и навеки закрыл глаза.
А через несколько дней Валентину послышалось его «мяу-мяу», такое ласковое и отрешенное, что он заплакал...

...После того как тот мир, в котором мы живем, исчез, после того, как исчезли и многие другие миры и прошел невыразимый поток космического времени, тот, кто был «Валентином Юрьевичем», и тот, кто был «Кружком», встретились снова — «там», где не было уже ни земного времени, ни чисел, ни человеческого ума. И кем они стали — существами ли, бесконечным разумом или посланниками неведомого, — невозможно выразить на нашем языке.
Но все-таки, прибегая к нашей земной символике, можно сказать, что они долго хохотали, глядя друг на друга, ибо в их сознании промелькнула бесконечно далекая картина: Валентин Юрьевич, комната, книги и умирающий котик.

[Raul_Duke]

Рассказ называется "Трое".

[Kak_Trotsky]

Когда я впервые оказался в камере смертников, мне хотелось стать заключенным с обычным тюремным номером, о котором никто не помнит. Но этого так и не случилось. Восемнадцать лет я пытаюсь растворится во дворе тюрьмы среди других заключенных и превратиться в рядового осужденного, но начальство этого никогда не допустит. Да и пресса не оставит меня в покое.
Бывают дни, когда я попадаюсь на удочку и ощущаю себя самым известным преступником всех времен и народов. В таком настроении я получаю неподдельное удовольствие от устроенной вокруг меня шумихи, и мне становится приятно оттого, что какие-то дураки пишут обо мне, предлагая «убрать нескольких свиней» ради меня. Ко мне в тюрьму приходят девушки со своими детьми на руках и говорят: «Чарли, я сделаю для тебя все что угодно. Я воспитываю своего ребенка, чтобы он рос таким, как ты». Такие письма и свидания обычно приносят мне много удовольствия, но это уже моя болезнь. А вот что за болезнь продолжает присылать мне молодых ребят и последователей? Это все ваш мир. Я никого не просил писать мне или навещать меня. И все же почта продолжает приходить, а ваши славные невинные цветочки по-прежнему появляются у тюремных ворот. Черт подери, они ведь не знают меня! Им известно лишь то, что нарисовал и от чего не хочет отказаться ваш мир.

Сама система добавляет безумия. По правилам вашего мира, комиссия по условно-досрочному освобождению штата Калифорния должна вызывать меня для рассмотрения вопроса о моем досрочном освобождении. На последних заседаниях в зале суда было полно телевизионных камер, чтобы каждый желающий мог оценить отправляемое комиссией правосудие и эффективность ее работы. Но игра идет не только на их поле, но и на моем. Они же прекрасно знают, что не выпустят меня. Чтобы комиссия не напрягалась, принимая заранее известное решение, я корчу из себя дурака перед ней и ее камерами. И даже если бы членам комиссии пришлось сказать: «Ладно, Мэнсон, можешь отправляться домой», мне бы ничего другого не оставалось, как только спросить: а куда? Вы определили меня в эту камеру, когда мне было двенадцать лет. Я стал такой же частью тюремных камер, как решетки на окнах и дверях. Здесь мой дом. Вы выставили меня отсюда в 1967 году, отдали мне своих детей, выделили крошечное пространство в пустыне, а потом все отняли. За стенами тюрьмы у меня ничего не осталось. И если вы выгоните меня, мне просто-напросто придется искать какое-то другое укрытие. Но все дело в том, что я устал скрываться. Я прячусь за мифом и использую его для своей защиты с тех самых пор, как попал сюда, но я сыт по горло этой игрой, начатой в 1969 году. Миф состарился вместе со мной.

«Чарльз Мэнсон. Подлинная история жизни, рассказанная им самим»

[Vagabond]

"К кастрату раз пришел скрипач,
Он был бедняк, а тот богач.
"Смотри, сказал певец безмудый,
Мои алмазы, изумруды -
Я их от скуки разбирал.
А! Кстати, брат, - он продолжал, -
Когда тебе бывает скучно,
Что ты творишь, сказать прошу?"
В ответ бедняга равнодушно:
"Я? Я муде себе чешу."

Александр Пушкин

[Kak_Trotsky]

"Я хотел получить разрядку с помощью убийств, но у меня не получилось."

Тед Банди

[Diter]

«Я совершаю ошибки сплошь и рядом. Однако стараюсь, чтоб их было сразу несколько, иначе становишься рабом одной-единственной.»
У.Эко

[Aegis]

.00 1000 1002 1005 1007 1009 1012 1014 1016 1019 1021
.01 1023 1026 1028 1030 1033 1035 1038 1040 1042
.02 1047 1050 1052 1054 1057 1059 1062 1064 1067 1069
.03 1072 1074 1076 1079 1081 1084 1086 1089 1091 1094
.04 1096 1099 1102 1104 1107 1109 1112 1114 1117 1119

.05 1122 1125 1127 1130 1132 1135 1138 1140 1143 1146
.06 1148 1151 1153 1156 1159 1161 1164 1167 1169 1172
.07 1175 1178 1180 1183 1186 1189 1191 1194 1197 1199
.08 1202 1205 1208 1211 1213 1216 1219 1222 1225 1227
.09 1230 1233 1236 1239 1242 1245 1247 1250 1253 1256

Брадис В.М. Четырехзначные математические таблицы

[Ashta]

Охранник, сменяющий Андора Гутмана в шесть вечера, -- Арпад Ковач.
Арпад -- человек-фейерверк, шумный и веселый.
Вчера, придя на смену, он захотел посмотреть, что я уже написал. Я дал ему несколько страниц, и Арпад ходил взад-вперед по коридору, размахивая листками и всячески их расхваливая.
Он их не читал. Он расхваливал их за то, что, по его мнению, в них должно было быть.
-- Дай это прочесть услужливым ублюдкам, этим тупым брикетам! -- сказал он вчера вечером.
Брикетами он называл тех, кто с приходом нацистов ничего не сделал для спасения себя и других, кто готов был покорно пройти весь путь до газовых камер, если этого хотели нацисты.
Брикет, вообще-то, -- блок спрессованной угольной крошки, идеально приспособленный для транспортировки, хранения и сжигания.
Арпад, столкнувшись с проблемами еврея в нацистской Венгрии, не стал брикетом. Наоборот, Арпад добыл себе фальшивые документы и вступил в венгерскую СС.
Вот почему он симпатизировал мне.
-- Объясни им, что должен делать человек, чтобы выжить. Что за честь быть брикетом? -- сказал он мне вчера.
-- Слышал ли ты когда-нибудь мои радиопередачи? -- спросил я его. Сферой, где я совершал свои военные преступления, было радиовещание. Я был пропагандистом нацистского радио, хитрым и гнусным антисемитом.
-- Нет, -- ответил он.
Я показал ему текст одной из радиопередач, предоставленной мне институтом в Хайфе.
-- Прочти, -- сказал я.
-- Мне незачем это читать, -- ответил он. -- Все говорили тогда одно и то же, снова, и снова, и снова.
-- Все равно прочти, сделай одолжение.
Он стал читать, на его лице постепенно появлялась кислая мина. Возвращая мне текст, он сказал:
-- Ты меня разочаровываешь.
-- Да?
-- Это так слабо! В этом нет ни основы, ни перца, ни изюминки. Я думал, ты мастер по части расовой брани.
-- А разве нет?
-- Если бы кто-нибудь из моей части СС так дружелюбно говорил о евреях, я приказал бы расстрелять его за измену! Геббельсу надо было уволить тебя и нанять меня как радиокарателя евреев. Я бы уж развернулся!
-- Но ты ведь делал свое дело в своем отряде СС, -- сказал я.
Арпад просиял, вспоминая свои дни в СС.
-- Какого арийца я изображал! -- сказал он.
-- И никто тебя не заподозрил?
-- Кто бы посмел? Я был таким чистым и устрашающим арийцем, что меня даже направили в особый отдел. Его целью было выяснить, откуда евреи всегда знают, что собирается предпринять СС. Где-то была утечка информации, и мы должны были пресечь ее. -- Вспоминая это, он изображал на лице горечь и обиду, хотя именно он и был источником этой утечки.
-- Справилось ли подразделение со своей задачей?
-- Счастлив сказать, что четырнадцать эсэсовцев были расстреляны по нашему представлению. Сам Адольф Эйхман поздравлял нас.
-- Ты с ним встречался?
-- Да, но, к сожалению, я не знал тогда, какая он важная птица.
-- Почему "к сожалению"?
-- Я бы убил его.

Курт Воннегут, "Мать Тьма"

[Raul_Duke]

Даже самый дурацкий и неумелый минет - это всё равно лучше, чем, скажем, понюхать прекрасную розу...или увидеть невообразимый закат. Или услышать радостный детский смех.

Чак Паланик "Удушье"

[izida]

Дюк, ну вам мужчинам оно конечно виднее , но ‘даже самый дурацкий и неумелый минет’” ХУЖЕ ‘чем увидеть невообразимый закат’. Минет должен быть качественным, потому как нехер с больными руками, ой прошу прощения , зубами , замуж выходить. И зачем Паланик жопу с пальцами сравнивает? Да и розочки нюхать его тоже никто не заставляет. А уж про весёлый детский смех - это и вовсе получается , что ждали на коньках , а он из п…ды и на лыжах. Тоже мне любитель оральных утех нашёлся. А ещё вспомнила анекдот про мужика , который говорил будто лучше всего минет делает женщина с квадратной головой - она его стало быть делает - хвастается мужик , а ты в это время поставил ей на голову бутылку с пивом , селёдочку в тарелочке туда же , пачку сигарет положил - выпиваешь , закусываешь и куришь.
Так что Паланик может розу нюхать , любоваться невообразимым закатом , слушать весёлый детский смех и получать оргазм одновременно, если сумеет .

Отредактировано: izida, 28 Май 2007 - 14:54:45