Миле особенно нравится "лазить" по Красновке. Красновка - это бывшая остановка "Краснопресненский завод", а конкретно так называют крутой холм с круглой вершиной, под которым этот завод некогда стоял. Про Красновку говорят, что когда-то под холмом был секретный бункер ВЧК, куда свозили выборочно заключенных для лютовавшей в те времена Эсфири Каймевской. Как и прочие чекистки, она не щадила патронов для врагов революции, однако слухи про судьбы пленников бункера превосходили друг друга своей отвратностью. Воображение горожан населяет покинутый бункер призраками, чудовищами и мутировавшими гэбистскими палачами, выползающими по ночам, чтобы жрать случайных собак и бомжей. Сам холм пустынен, если не считать великого множества заброшенных гаражей и похожих на останки динозавров автомобильных остовов; абсолютно непонятно, откуда они взялись, ведь Красновку избегают, и порой кажется, что холм сам породил это кладбище, желая замаскировать свою иную сущность.
Мила знает Красновку наизусть. Ей известна удобная тропинка на самый верх, скрытая зарослями вечно сухих кустов с одной стороны и нагромождением ржавого железа с другой. Тропинку невозможно обнаружить, не залезая на гаражи, а это взрослому не под силу, и Миле нравится думать о себе как о первооткрывательнице. Рассказы о Красновке нисколько ее не пугают: принимая своим гибким детским разумом существование духов как данность, она не верит, что от холма может исходить что-то страшное. Напротив, Красновка заставляет кровь бежать быстрее, а гуляющий в светлой от солнца, как степная, траве холодный ветер пробуждает какие-то дикие чувства, видения-мечты из причудливо сплетенных снов и фильмов, где она, Мила - амазонка, воительница или наемница, чей верный, продутый пыльными вихрями мотоцикл стремится обогнать горизонт.
Друзья редко сопровождают Милу в походах на холм, однако в этот раз ей удается привести с собой Вадима и Лену, ее двоюродных брата и сестру из Москвы. Вадиму, старшему в их маленькой группе, четырнадцать, он серьезно интересуется мифами, привидениями, НЛО, почему и вызвался осмотреть знаменитую Красновку. Лена идет за компанию, чему сама уже не рада; на ней бриджи и босоножки, ветки настойчиво колят и рвут загорелую кожу, словно хотят изгнать чужака со священной земли.
- Пришли. Красиво?
- Офигительно, - язвит Лена, наклонившись и осторожно дотрагиваясь до царапин. Вдобавок микроскопическая каменная крошка умудрилась попасть глубоко между пальцами правой ноги, где теперь болит и чешется.
- Ты бы еще в туфлях сюда пошла, ага. - Вадима не трогает несчастье сестры: он сосредоточенно снимает чуть ли не каждый метр Красновки. Фотоаппарат тихо кликает, отзываясь непрошеным, жалким звуком. - Красиво, Мил.
- И чисто. Никаких уродов со своими шавками и грязных кошаков. - Мила садится на траву. Пасмурное небо похоже на перевернутую чашку. Внизу клочьями летит туман, словно призраки спустились с холма и наводнили город.
Лена морщится:
- Ты так животных любишь?
- Я диких животных люблю. А это разве животные? Это вещи какие-то. Их люди наподобие тряпок на поводке таскают. Кошки еще хуже. В природе даже у рыси благородство есть. Домашние как люди подлые, только пакостят и срут.
- Ага. Вот встретишь в лесу волка какого-нибудь, он тебе и благородство покажет, и все. - Вадим осматривает валуны, короной окружающие вершину Красновки. Проводит рукой по одному из них и отдергивает: из-под тонкого слоя содранного полупрозрачного мха, словно струйка черной воды, выбегают муравьи.
- Пхе! А ты что думал, волк должен себя вести, как овчарка? Благородство - это не когда детей из воды вытаскиваешь. Ты чем там занят?
- Сейчас. - Он фотографирует валун и возвращается, растирая руки. - Блин, свитер надо было взять. Ленка вообще с голыми ногами.
- Мне не холодно, - фыркает Лена, поджимая пальцы и дрожа.
- Дождь будет, наверное. - Словно подтверждая слова Милы, ветер резко встрепывает ей волосы. - Пошли, я что-то тоже мерзну. Завтра еще придем.
Они спускаются. Мила уверенно сбегает по шатким камням, уворачиваясь от торчащих веток. Ветер подгоняет, раздувая тонкую куртку из синтетики.
- Мил, а Мил! - Вадим едва не падает в траву, поскользнувшись на осыпи. - Да подожди ты, не скачи!
- Я что, скачу? - Она оборачивается, пальцем убирая волосы со щеки.
- Ты эти каменюки видела?
- Ну конечно, видела, я же сколько раз тут была. А что? Муравьишки покусали?
- Так друиды камни ложили. - Вадим взмахивает руками, словно пытаясь обнять что-то большое. - Стоунхендж и тому подобное, ага.
- А еще тут водятся приииииизраки! - театрально завывает Мила и хохочет. - С моторчиком! Дикие, но симпатичные!
- Да иди ты, я серьезно! Они образуют ровный круг, не видела разве? Может, тут ритуалы какие-то проводились. Язычниками или еще кем, ага.
- Русскими народными друидами. - Мила, хихикая, прыгает с разбега на гараж, и разъеденная дождями красно-бурая крыша проваливается под ней. Испуганный вскрик девочки заглушен лязгающим грохотом.
Лена визжит: "На помощь!!" и зачем-то бросается к Вадиму. Тот отталкивает сестру, слетает по тропинке вниз и наклоняется над дырой, дымящейся металлической пылью:
- Мил? Ты слышишь? Ты жива?
- Кажется... - Мила внизу истошно кашляет. - У тебя фонарика нет?
- Только сотик. - Вадим светит экраном телефона в проем. Смутно видна гора каких-то ватников, усыпанная обломками трухлявого железа. На ней сидит Мила, чихая и выдирая что-то из волос.
- Нифига ж себе сходила за хлебушком, - вспоминает она старый анекдот и истерично смеется, прерывая смех чиханием. - Это друиды обиделись! - всхлипывает девочка и и сгибается от хохота.
- Тебя там по башке не двинуло, нет? - спрашивает Вадим.
- Почти не двинуло! - весело отвечает Мила. - Да прыгай, здесь мягко. - Она съезжает с ватников и убегает куда-то в темноту.
Вадим прыгает, машет Лене, но та мотает головой. В глубине гаража слышно пыхтение Милы и скрежет.
- Ну давай же, двигайся, примерз ты, что ли... Уй, сука! - Что-то падает. - Пшел отсюда! - Упавший предмет отлетает в сторону. Удары ногой в железо, опять падение чего-то, и дверца распахивается. Мила держит прищемленный палец во рту. - Лен, иди сюда, открыто!
- Там крысы...
- Да какие крысы? Только пыльно очень. Ой, Вадькаааа... зырь, что тут лежит!
Мила берет с полки и подносит к свету тяжелый тускло-желтый медальон на двух цепочках. Он плоский, квадратной формы, весь в грязи и паутине. Когда девочка поворачивает его, высверкивают разноцветные камни.
- Прикинь, а? Мы нашли клад! Лена, да иди же сюда!
- Клад? - Лена дергается, вскакивает, бросается было в обход гаража вниз, но потом смотрит на дыру, облизывает губы и прыгает в нее. Она падает на ватники с испуганным смехом, скатывается по ним и, спотыкаясь, бежит к Миле и Вадиму.
- Круто, правда? - Мила надевает медальон на шею. Он тяжеловат, и цепочки немного режут. - Как я?
- Нам тридцать процентов полагается, - говорит Вадим. - Или двадцать пять, не помню.
- Ну щас! - Мила закрывает находку руками. Ей кажется, что медальон слегка вибрирует. - Ничего я никому не отдам. А там что?
Она обходит гараж. На полках нет инструментов или пустых канистр, ничего, что могло бы указывать на предназначение этого места - хранение машины, - зато много холщовых тряпок в темных пятнах, несколько пустых бутылок, дубинка-"демократизатор", непостижимым образом переломанная пополам, почему-то набор цветных карандашей и старый чемодан с ремнями, один бок которого чьи-то гигантские когти разорвали в лоскуты. Из чемодана Мила достает кожаное пальто и ремень.
- Ого! - Находка немедленно перекочевывает на нее. Пальто велико девочке, но ремень решает проблему. Мила выскальзывает из гаража под набухающее тучами небо и кружится от избытка чувств. В черной коже, с медальоном на шее у нее чужой и грозный вид. - Я безжалостный мститель под покровом ночи!
- Ты больше на Морфеуса из "Матрицы" похожа, - говорит Лена. - Тебя побрить, и будете неотличимы!
- Хорошо сохранилось, даже муравьи не поели. - Вадим осматривает гордую Милу. - А знаешь, что напоминает? Форму СС, ага. Я видел в фильме.
- Не, эт не немецкое. Звезда, видишь?
- Ага... Стой, она странная какая-то. С шестью лучами, а не с пятью.
- Может, они все разные?
- Не может. Везде была одинаковая. За разные расстреляли бы.
- Там больше ничего нет? - Мила заглядывает в гараж.
- Только пыли по уши. - Лена брезгливо отряхивается. - Пошли уже!
- Маме не говорите, ладно? А то она выбросить заставит. - Мила снимает обновку и просительно смотрит на рюкзак Вадима.
- Бери, - вздыхает тот, - но потом чтоб выстирала.
-------------------------------------------
Миле везет: мать вскоре уезжает в командировку, оставляя ребенка апатичной полуслепой бабушке. Предоставленная самой себе, девочка не выходит на улицу без любимой кожанки, а медальон вообще не снимает. Отмытый, тот действительно оказался золотым.
Мила часто ходит на Красновку, не зная сама, что хочет там отыскать. В ней просыпается интерес к оружию и технике. По картинкам из книги "Выживание: пособие для охотника, рыбака, туриста" она мастерит лук из двух веток и бечевы, старательно чистит и затачивает найденный на балконе дедушкин нож с отломанным кончиком, учится у приятеля водить мопед, но чувствует, что это не то. Милу влечет, словно стрелку компаса к северу, что-то далекое, непостижимо огромное и мощное, как веками дремлющий сложный механизм, который ждет, чтобы ее, Милина, рука нажала кнопку, и шестерни привычно пришли в движение. Родители не одобряют новых увлечений дочери, но и не препятствуют ей, как будто боятся воли этого незримого механизма.
В школе у Милы по-прежнему прогулы и неуды, однако в девочке неожиданно просыпается интерес к истории и археологии. Мила подолгу сидит в библиотеке, расспрашивает учителей, ищет и ищет, как Тесей, потерявший в темноте путеводную нить, пытаясь вспомнить то потерянное направление, в котором она должна устремиться. Она ходит в тир и юношескую секцию самбо, но для энергии, которую вливает в Милу квадратный медальон, это слишком узкий выход. Внутри девочки словно стягивается какой-то клубок, сжимается пружина, все туже и туже. Начинаются головные боли, нервные срывы.
В ночь на седьмое ноября Мила видит сон. Босая, одетая только в серо-черную робу, с медальоном, холодящим грудь сквозь тонкую ткань, она находится в огромном каменном зале. По углам зала - жаровни, от огня идет неприятный запах какого-то масла. Вдоль стен стоят люди. Капюшоны надвинуты им на глаза.
К Миле идет, шурша подолом накидки, женщина со смуглым, жестким и рано постаревшим лицом. У нее тоже медальон на груди. В одной руке женщины револьвер, в другой книга.
- Ты сломала печать, - говорит смуглолицая, и в ее низком, хриплом от водки и дорожной пыли голосе слышится уважение. - Я долго ждала.
Мила молчит. Пружина внутри нее содрогается от напряжения.
- Храм жив. - Женщина раскидывает руки. Медальон обжигает Милу космическим холодом. Девочка стискивает зубы, чтобы не вскрикнуть, в глазах у нее мутится.
- Я наконец засну, и ветер из провалов, ведущих к центру Земли, не будет леденить меня, - продолжает хриплый голос. Смуглолицая протягивает Миле книгу и револьвер. - Возьми. Иди судить и казнить. Это твое, как и моя форма.
- Судить... Казнить... Кого? - шепчет Мила, принимая зловеще-непонятные дары.
- Всех, - шипит женщина. - Контру. Фашню. Кулаков. Диссидентов. Еретиков. Наш мир был убит несколько лет назад, его труп полон опарышей. Ты их узнаешь.
Ее тело дрожит, словно такая же пружина, как та, что свилась в Миле, грозит разорвать смуглолицую изнутри.
- Нет Богов, кроме тех, что воют на Ониксовый Трон, как на весеннюю луну. Нет ни рая, ни ада, ни воскрешения, и вечность - черного цвета, живая, голодная.
Пламя в жаровнях вспыхивает до потолка. Люди, стоящие у стен, недвижны, как манекены. Мила одной рукой прижимает к себе книгу, на обложке которой серп и молот в окружении клинописных значков, а другой медленно поднимает револьвер.
- Тринадцатый отдел, - выдыхает чекистка. - Запомни. Тринадцатый отдел.
Она тяжело валится вперед, и Мила стреляет. Тело смуглолицей разлетается вспышкой зелено-желтых искр, как шутиха. Медальон и накидка падают на пол и рассыпаются в темный песок.
Пружина распрямляется и выбрасывает Милу из сна. Девочка просыпается резко, свежей и бодрой, однако какое-то время лежит в кровати, чувствуя ликующие волны освобожденной энергии, пляшущие вокруг нее. Вектор найден, направление прочерчено яркой красной стрелкой, как на военной карте, и Тесей подобрал свою нить. Кажется, стоит только пожелать - и можно взлететь, пробить крышу, рвануться метеором в сонное небо, к воющим и пляшущим Богам, которым молятся люди с золотыми медальонами. Вместо этого Мила соскакивает на пол и собирается в школу, ведь этот священный день черви лишили сакрального статуса в ходе своей вечной гонки ради уничтожения Храма. Она может соблюсти дату, оставшись дома или уйдя на Красновку, но что толку в скорби по ушедшему величию? Доказать преданность партии можно только делом, а в школе у нее сегодня много дел.
Но прежде чем уйти, Мила берет сотовый, и набирает номер, который нашла в Интернете.
- Здравствуйте, - говорит она. - Мне нужен Тринадцатый отдел.
Какое-то время слышно только дыхание.
- Такого отдела нет. Назовите свое имя.
- Нет Богов, кроме тех, что воют на Ониксовый Трон, как на весеннюю луну, - говорит Мила и прибавляет к этому несколько слов из книги с серпом и молотом.
В трубке щелчок. Несколько секунд играет старая маршевая музыка, глухо и отдаленно, как сквозь подушку. Затем на фоне абсолютной тишины мужской голос произносит:
- Говорит заместитель председателя Тринадцатого отдела КГБ Геннадий бер Нгх'нарлг. Кто вы?
- Меня зовут Мила, - отвечает она. - Эсфирь благословила меня на продолжение Революции.
Голос слегка теплеет.
- Да, я был проинформирован. Однако, думаю, вы позвонили несколько рано...
- Знаю. Но я же должна поддерживать с вами связь?
- Разумеется, товарищ председательница. У нас уже есть ваш номер. Советуйтесь с нами по любым вопросам касаемо вашей подготовки. Мы ждем.
- Хорошо, - говорит Мила и вешает трубку.
Отредактировано: Ashta, 26 Август 2007 - 09:38:06