- И давно ты здесь сидишь? – спросил я, чтобы что-то сказать.
- Не помню.
- Но меня-то ты помнишь?
- Я всех помню. При чем тут время?
Еще несколько камней скатились по щебню.
- Тогда какое твое самое раннее воспоминание?
Он сердито покосился на меня из-под своего истрепанного колпака.
- Пристань. Голая бетонная пристань. А вода была фиолетово-черной, и на бортике кто-то забыл сумочку.
- Женскую?
- Какую же еще? Не строй из себя дурака.
Большой, дрожащий радужный пузырь поднялся в воздух и поплыл над склоном. Он двигался так медленно, упрямо блестя в рассеянном свете облачного дня, что мы с гномом разом затаили дыхание, но ничего, естественно, не произошло – пузырь тоже превратился в камень и рухнул вниз.
- Завидую такому терпению, - сказал я. – Мне бы не удалось постоянно пытаться и пытаться.
- Верно. Ты бы скорее растоптал флакон и запустил им с холма.
- А потом что бы со мной было?
- А не много ли вопросов?
Гном отвернулся и принялся выдувать пузыри нарочито старательно.
- Все-таки это нечестно, - не унимался я. – Ты же всего-навсего загадал желание…
- Пожелал, а не загадал.
- Ну пожелал…
- Не «ну», а есть разница! – огрызнулся он. – Если загадаешь, то сбудется оно, не сбудется – все как Судьбе на душу положит. Добрая-то она добрая, да только ей не все желания нравятся. А если Их попросишь, по-настоящему, искренне, пожелаешь, особенно если ценой чего угодно – а дураки такое любят говорить – тогда уже все. Плати. Даже если расхотелось - это никого не волнует.
Гном прервался и настороженно уставился вниз. По холму к нам быстро взбиралась девчонка в джинсовом костюме. На полпути она остановилась и подняла взгляд. Волосы у нее прилипли ко лбу и вискам.
- Тут никто не проходил? Такая девочка, она русая и…
Я помотал головой. Гном поднял палец:
- Красная куртка? Острый нос? С пекинесом на поводке?
Та радостно закивала.
- Во-оон туда, вниз, к магазину пошла.
- Спасибо! – Девчонка съехала кроссовками по насыпи, пробежала по накатанной когда-то машинами глинистой тропе и исчезла за поворотом.
- Твоя знакомая? – рассеянно спросил я.
Гном странно посмотрел в мою сторону.
- Я что, дружу с полузверями?
- Полузверями? – Я посмотрел с холма туда, где только что стояла неожиданная пришелица. Там, где постоянно скапливающаяся после дождей вода подмыла сухую землю, отпечатался след тяжелой лапы, раза в два шире, чем собачья.
- Тоже Желающая, - сообщил гном. – Только вещи помельче. Душу вернуть, подругу вон отыскать… - Мой собеседник вздохнул и взболтал флакон. – А я… Захотел за каким-то дьяволом…
Он поник.
- «Когда хотяяяя бы один пузырь взлетиииит над холмооооом – ты узрииииишь Его», - передразнил гном. – Да легче в море спрыгнуть и потом бесплатно налюбоваться!
- Легко ничего не бывает, - заметил я. – Люди тратят на такое не то что жизни, а поколения перерождений.
- Без тебя знаю. – Он выдул еще пару пузырей. – Вот взял бы и ушел. Нет, ты скажи, а? Ты кем работаешь?
Я закусил щеки изнутри, чтобы рот не растянулся в дурацкую ухмылку. Гном напоминал пьяного.
- Посыльным.
- И куда тебя посылают? – Он расхохотался, хлопая себя по колену. Часть мыльной воды выплеснулась на камни.
- В разные места, - сдержанно ответил я. – И к богу тоже.
Гном свирепо посмотрел на меня.
- Не смешно!
- Я не собирался тебя смешить.– Рванувшись вперед, я выбил из руки гнома флакон и сжал ладонями его виски. Мой собеседник захрипел, суча ножонками, попытался вырваться из хватки, но тут его глаза широко распахнулись в полном ужасе взгляде, устремленным в небо, за толщу облаков, сделавших этот день прохладным и мягко-серым, за просвеченную солнцем атмосферу, за фрактальную сферу космоса, состоящую из замкнутой на себе пустоты, в которой, как молекулы, висят шары материи, за Уробороса времени, этого дракона, в единой чешуйке которого поместится тысяча Млечных Путей, змея, обвивающего древо пространства, - в непостигаемые черные палаты, где склизкие ангелы со множеством щупалец воют гимны под визг флейт и грохот барабанов, где стоит Престол из оникса, и по нему растекся вечно жующий, голодный, безумный владыка, чье имя запрещено поминать всуе.
Я отпустил гнома. Его кукольное тело упало в траву. Глаза были выпучены так, что едва не выворачивались из-под век, и искаженное гримасой личико походило на обезьянье.
С наслаждением сбросив опостылевшее человеческое обличье, я взлетел к серым небесам. Подо мной из опрокинутого флакона, бесчисленные тысячелетия принадлежавшего тому, кто пожелал увидеть бога, мыльная жидкость лилась на склон, тут же превращаясь в мириады летящих по ветру пузырей.
Отредактировано: Ashta, 12 Апрель 2007 - 11:02:45