меня-то нет форнита!".
...по комоду промелькнул крохотный силуэт, дробно простучав по его деревянной
поверхности маленькими ножками.
В дальнем конце спальни справа метнулась по полу тень:

* * *

Громогласно хлопнула входная дверь, и она обрадовалась этому звуку. Торопливая
дрожащая рука повернула в замке ключ и положила его в карман. На всякий случай.
Опухающие ступни расстались с обувью и, бесплодно умоляя прилечь прямо тут на
диване около кресла и телевизора, понесли ее сначала на кухню (оставить на столе
бутылку мартини), потом с упорством альпиниста по лестнице в спальню. Джейн
задернула шторы, и, осторожно одну из них отодвинув, поглядела на улицу. Пустынная
как всегда дорога, ни одного прохожего по эту сторону. Мусорные баки стоят нетронутые,
рядом оставленные еще утром свертки. Постояв немного, Джейн сходила вниз за стулом,
и продолжила надзор уже сидя. Она была уверена, что наблюдатели проявят себя. Утеряв
связующую ниточку с временной действительностью, она думала лишь о том, чтобы не
выдать себя и не пропустить очередного шпиона, который появится, обязательно и скоро.
Но на самом деле прошло более полутора часа прежде, чем Джейн посмотрела на
загорелого мужчину в широкой рубашке с коротким рукавом и шортах. Он двигался по
дорожке для пешеходов, резко останавливаясь перед каждым домом, и крутил головой
как болванчик. В волосатой руке он сжимал какой-то смятый журнал. Это был продавец
из супермаркета.
"Зачем они притащил его сюда? Они ведь и без того знают, где я живу. Интересно, ему
хотя бы дали запереть свой магазин?".
Продавец затормозил перед ее домом, не переставая глупо вертеть башкой. Вздрогнул,
дернулся к бакам и бросил свой журнал поверх крышки одного из них. Развернулся,
потаращился на окна, покачиваясь, будто слабея. И как-то вдруг сник, посмотрел себе под
ноги, потом медленно по сторонам. Наконец, явно дезориентированный, приложив
ладонь ко лбу побрел дальше.
Джейн даже усмехнулась. У парня был такой жалкий вид. Она-то знала, что с ним
произошло, а он нет. Если б он узнал, если б она ему рассказала: он бы, конечно, назвал
бы все это безумием. Может, это на самом деле безумие.
"Кто такие сумасшедшие? Мой муж был сумасшедшим. А еще он был писателем,
здорово прославившимся после издания первого романа, по которому даже неплохой
фильм сняли: Он был психом и писателем. Впрочем, возможно, это одно и то же. Да,
наверное, за это можно зацепиться. Кто такие писатели? Выдумщики, так? То есть в
головах, наполненных сигаретным туманом, окруженных сеткой разбегающейся
взбудораженной кофеином крови, - в этих, прямо скажем, не вполне здоровых головах
появляются: кто?.. форниты?.. нет, скажем так, образы. Да, образы: фигуры, лица, фразы,
события, места. Всего этого на самом деле нет. В этих головах живут полчища других
людей, у каждого при том свои проблемы, свои дела, своя идея фикс. Попахивает
шизофренией, не так ли, бэби? Долбаное раздвоение личности?
Да, очень похоже. А форниты Рега: У них ведь есть какой-то волшебный порошок
вдохновения, которым они опыляют клавиатуру печатных машинок. Думаю, этим
порошком, форнусом, можно опылить не только клавиши "ундервуда" или той старинной
конторской модели, которая была у Рега: Думаю, этим форнусом можно, например,
опрыскать полотно художника да и краски в придачу. Не знаю, как он выглядит, этот
форнус, но сдается мне, у него золотистый цвет, и похож он больше всего на тонкие
мелкие блестки".
Джейн все так же внимательно высматривала все происходящее снаружи. На другой
стороне улицы собралась стайка ребят, они сидели кружком на газоне одного из соседей
Джейн и, кажется, во что-то играли. И, наверное, каждый из кучки ребятни, то мальчик,
то девчонка, поднимал однажды голову, чтобы несколько секунд посмотреть странными
недетскими глазами на противоположный дом, окно на втором этаже, дрожащую
занавеску:
Абсолютно неслышно за спиной у Джейн открылась окрашенная белым деревянная
дверь чулана.
"Эй, подожди. Неужто ты признаешь, что сошла с ума. Пусть даже все писатели,
художники и поэты (эти уж точно) - психи по натуре своей: В этом-то нет ничего
удивительного, писатели-алкоголики, художники-извращенцы, поэты-наркоманы - это
привычно. Главное, ты лично признаешь себя сумасшедшей?".
Выходное отверстие всегда заметно больше входного.
Справа налево по дорожке для пешеходов прогуливался незнакомец. Он не походил на
зомби, но украдкой поглядывал на дом Джейн. И опять этот взгляд.
Они смотрят на меня, они все смотрят на меня.
Одет незнакомец был неброско, летний наряд желто-бежевых тонов. Но сразу было
видно, что его цвет - серый. Не туманный, аморфный серый. А щербатый, как бетон.
Жесткий. Давящий, как его глаза, которых Джейн и не видела вовсе с такого расстояния.
Она их просто чуяла. Мужчина был из того сорта, который не заметишь в толпе, но если
однажды обратишь внимание, не забудешь. "Возможно, в этом парне кто-то из них живет
постоянно. Он похож на главного, на регулятора среди них, не так ли, бэби?". Незнакомец
пересек дорогу, повернувшись к окнам Джейн спиной. Прошел мимо детворы прямо в
дом. Джейн пытливо ждала. Он вышел через пять минут вместе с немного знакомым
Джейн человеком, бородатым упитанным хозяином дома, мужем и отцом. Незнакомец
ничего не говорил и не смотрел больше через улицу. Он вытащил из кармана брюк что-то,
то ли рацию, то ли спутниковый телефон, и, приложив к уху, двинулся прочь. Справа
налево по дорожке для пешеходов. Полнотелый сосед-бородач стоял прямо и не двигался,
слепыми глазами уставившись прямо перед собой. Так же уставились и все до одного
дети, рассевшиеся кружком на газоне. Джейн подумала: "Что, черт подери:".
В тот миг за ней что-то громко щелкнуло.
"Клац!", оглушившее ее в тишине.
Джейн встрепенулась, обернулась и заметила растворенную дверь в чулан. С плеч
заскакала крупная, как кукуруза, дрожь. В комнате было темно, в чулане еще темнее, и
поначалу она ничего не разглядела, но: Но обманывать себя было глупо: она, супруга
покойного писателя, отлично знала этот звук. И еще она помнила безумные рассказы
Генри Уилсона.
"Клац!" снова вылетело из тьмы, застывшей в дверном проеме.
Вылетело, будто пуля.
"Я знаю, что это за пуля", - подумала Джейн и шагнула к чулану, прищурив веки.
Пообвыкнув к темноте, можно было рассмотреть на полу чулана пишущую машинку с
заправленной фосфоресцирующей бумагой. Именно та пишущая машинка Рега со
стеклянными окошечками по бокам корпуса. Полицейские протащили ее по дюжине
судебных экспертиз, отмыли от крови (крови третьей группы) и вернули вдове. Именно
она лежала в одном из четырех ящиков на заднем сидении, когда Джейн покидала в
спешке Омаху. Она больше всего давила предметной памятью, и не позволяла ни
выбросить себя, ни забыть.
"Клац!".
Джейн схватилась за дверь и с размаху ударила ею по косяку. Нет, она не хотела
видеть, как крошечные ручки, протискиваются меж клавиш и бьют, сжимая кулачки. Она
этого не вынесет. Хватит Генри, спившегося и едва не покончившего с собой редактора.
Дверь в чулан захлопнулась, но из-за нее послышались громкие автоматные очереди:
"клац-клац-клац-клац". Тогда Джейн закричала. И стала бить ногой по не повинному ни в
чем дереву, давным-давно окрашенному в белый цвет.
- Я не хочу! Понятно вам?! Не хочу! Я не хочу! Я не хочу! Я не хочу! Я не хочу!
Крик выбивался из нее, как обезумевшая спросонья стая летучих мышей из глубокой
каменной пещеры выносится в вечернее остывающее небо. Одна за другой, одна за
другой: И как-то все сразу черным скопом. Да, именно черным был ее крик.
Потом она отступила, сникла на кровати, нестарая ведь еще женщина, хоть и выглядит
такой: Тишина над ней звенела, трепетала напряженно, угасали в ней звуки женского
крика. Джейн не плакала, хотя лицо ее покраснело, а черты исказились. Дрожь била все ее
тело, будто частой плетью. Она открыла ящик тумбы: там было не только снотворное, но и
антидепрессанты в пилюлях и в ампулах. Упаковка одноразовых шприцев тут же. Вся
внутренность тумбы была заставлена сильнодействующими фармацевтическими
препаратами. Джейн смотрела туда долго и через какое-то время закрыла ящик.
Позволить себе немного отдыха таким путем отчего-то не хотелось:
Зазвонил телефон. Наверху аппарата не было. Аппарат был только внизу, стоял на
журнальном столике у кресла. Собравшись Джейн встала, пошла было к выходу:
вернулась, подперла дверь в чулан стулом, приставив спинку под ручку. Всколыхнула
штору, метнула мимолетный взгляд в окно и остановилась. Рука придерживала плотную
занавеску. "Мусорщики? Они не приезжают в такое время. Как и почтальоны".
Завернутого в бумагу мольберта и холста с подрамником у мусорных баков не было.
"Я скажу: "Шериф, мой мусор был украден неизвестными лицами. В ходе
преследования им удалось скрыться"".
"Шериф поправит свою полицейскую звезду на рубашке, прикоснется двумя
пальцами к полям шляпы, скажет: "Мэм, по-моему, вы сошли с ума"".
"И я отвечу: "Да, сэр. Большое спасибо, сэр. Так и есть"".
В деревянном нутре дома уныло и глухо висел телефонный трезвон.

* * *

Как пришла ночь, она не заметила. Вообще мало замечаешь, когда лежишь в одной
комнате с зашторенными окнами и только внимательно слушаешь что-то в глубине